Журнальный мир

***

Живи, помня, как коротка жизнь

Квинт Гораций Флакк

Авторитетен Квинт Гораций,

Но мне другая суть видна:

Судьба вместилась в три абзаца,

А жизнь, как будто бы, длинна…

Чересполосица событий

затмила прошлое как дым.

Всегда грядущему открытым

я был и буду таковым.

Но иногда бессонной ночью

(как пишут лирики: в ночи)

мне душу разрывают в клочья

воспоминанья-палачи.

И только в этом средостенье,

на стыке завтра и вчера

рождается стихотворенье

(штамп тут как тут: из-под пера).

Пускай к утру до дна исстрочен,

и Муза сгинуть норовит,

подобной благодарен ночи.

…А в целом прав Гораций Квинт!

***

Настало времечко итожить…

Влюблялся чаще, чем любил.

То без причин себя треножил,

то истощался сердца пыл.

Не сожалею ни на йоту,

себя не буду яро клясть –

любовь не превращал в работу,

когда повелевала страсть.

Как будто собраны все камни

и белых нет в шкафу одежд,

но не закрыты ещё ставни

для всех несбывшихся надежд.

СТРАННОПРИИМНЫЙ ДОМ

В. Туровцу

Рифмующие – не истеблишмент,

не в их натуре курковать купюры,

сандалии меняют на котурны,

чтоб череду меняющихся мет

отсеять от щедрот программы «Время»,

да чакру открывают там, где темя

открыло плешь – отнюдь не первоцвет.

Читатель духом слаб, не бодрячок.

Что ищет он в рифмованных концовках?

Или Химпрома грубая спецовка

обрыднет за день? - за серьёз эклог

он прячется от ноши повседневной,

в надежде, что в банальности напевной

обрящет суть чего-то между строк.

Поэзия – странноприимный дом

всеобщего ранжира отщепенцев,

что бытие прокачивают сердцем,

чуть реже – препарируют умом,

а иногда рифмованным коленцем

достанут так, что ты невозвращенцем

становишься, обжив поэта том.

***

Памяти Г.П. Михасенко

«Поэт в России больше, чем поэт…», –

переосмыслим фразу Евтушенко.

Жил-был братчанин, бородач-брюнет,

писатель детских книжек Михасенко.

Был инженером, мужем и отцом…

Знал толк во всех пегасовых аллюрах.

Был импозантным бравым молодцом,

с шикарной, чуть седою шевелюрой.

На юбилеях любим вспоминать,

что Михасенко сторожем работал.

Не оттого ль его за прядью прядь

седела? А ведь полиглотом

помимо прочего писатель братский был.

А Братск его – в сторожевую будку!

Двужильным был, но выбился из сил

торить дорогу нам по первопутку.

«Поэт в России больше, чем поэт…», –

саморекламно чересчур, а впрочем…

Кем только не был бородач-брюнет,

словесных приисков

и шахт чернорабочий.

***

Когда строитель мертель¹ затворяет

И по корыту кельмою скребёт,

Конечно же, доподлинно он знает:

Растворный камень прочность наберёт.

Когда поэт сонеты сочиняет

И сотни слов порой переберёт,

Конечно, он доподлинно не знает,

Что с детищем его произойдёт.

СПОРНЫЙ ПОСТУЛАТ

Наша галактика совершает

полный оборот вокруг своей

оси за 240 миллионов лет.

Из учебника астрономии

Детство начиналось с двух колёс:

самокат – подшипники со смазкой…

Рядышком дворовый верный пёс,

первая любовь – ещё в коляске.

Позже – трёхколёсный «лисапед» –

требует нешуточной сноровки.

Познавался этот белый свет:

стригуны да божии коровки.

Юношество – вновь два колеса:

«велик» был «Салютом» подростковым.

Парки, близлежащие леса…

Велосипедист бывал рисковым.

Зрелость – наш советский АВТОВАЗ,

но колёс поболее – четыре.

Нажимаешь плавненько на газ –

нет тебя счастливей в целом в мире.

В судный час приедет та, с косой

(нам не избежать такого лиха),

спрячут нас в планету-колесо,

Млечный путь утюжащее лихо.

Говорят же: на круги своя,

стало быть, назад, к первоначалу…

Во вращенье вечном состоя,

по чьему-то движемся лекалу.

Путь галактик – тоже колесо…

Безгранична власть пи эр квадрата.

То, что колесу подвластно всё –

спорного основа постулата.

***

А какова рентабельность стиха?

Сверхприбыль какова от песнопений?

Весомы ль дивиденды от греха?

От лет прожитых велики ли пени?

Прибавочную стоимость строки

Не заложить в ломбардное окошко,

Ведь рифма что стремнина для реки.

Как послевкусие от ягоды-морошки.

Не оцепить на гиревых весах

Венок сонетов в унциях, каратах,

Ведь рождены они на небесах,

Ниспосланы на крылышках пернатых.

Сравню я рифму с детскою слезой,

И с алою есенинскою кровью.

Да с тишиной пред майскою грозой,

С незваною нежданною любовью.

***

Когда всё валится из рук

и сник от разочарований

и не спасает больше круг

нахлынувших воспоминаний,

судьбу без меры не кори,

беги от самоистязаний.

И пусть не спится до зари,

ты встрепенись и лучик ранний

тебе игриво подмигнёт.

Стряхни душевных хворей гнёт,

забудь на время про невзгоды.

Поверь, что, несмотря на годы,

ещё на многое горазд!

Жизнь возлюби!

Господь воздаст.

***

Лист бумаги бел как снег,

Буквы кажутся следами.

Что ты ищешь, человек,

В тропках, выстланных стихами?

Может быть, совета ждёшь,

Разуверившись порою,

Или способ не найдёшь

Помирить себя с собою?

Может, ищешь ты ответ

О судьбе своей Отчизны?

Иль в конце тоннеля свет

Ищешь? Или смысла жизни?

Панацеи нет в стихах,

Рифма – сладкое плацебо,

Не уместятся в строках

Ни луна, ни звёзды неба…

ПЛАСТИНКА

Пластинка жизни кружит,

кружит за оборотом оборот.

Живём, пока не занедужим,

пока Господь не приберёт.

А много ли витков осталось?

Сработает ли автостоп?

Ещё не вдосталь отмечталось,

и возраст – далеко не сто.

А велики ли обороты?

Долгоиграющий ли диск?

Не все востребованы квоты

на необузданность и риск.

Какая запись на пластинке?

Равель, Бетховен, «Песняры»?

Нет, рано собирать поминки

и рыть на кладбище яры.