Стихи

Стихи

Нуреев и Серебренников

 

Рецензия на балет

Кирилла Серебренникова «Нуреев»

(Большой Театр)

 

Часть 1. Нуреев

 

Я танцевал на сцене, словно жил,

Существовал с надеждою на танец.

Ручьями пот и напряжение жил…

А внешне — только лоск, гламурный глянец.

 

Я танцевал, и каждый мой прыжок

Пересекал пространство недомолвок.

Я танцевал, когда жестокий рок

Серпом грозил, и молот поднял Молох.

 

Преодолев пространственный барьер,

Прыжком нарушив равновесие страха,

Оставил без себя СССР,

Стряхнул с балеток, как частички праха.

 

По триста раз на сцену выходил

И мерил год классическим балетом,

Сто тысяч па театру раздарил,

Как рифмы дарятся читателю поэтом.

 

Пренебрегал условностью зевак,

Свою мораль поставил выше правил,

Любил мужчин, не слушал всяких врак —

И, уходя, лишь танец Вам оставил.

 

 

Часть 2. Серебренников

 

Всегда входил в театр, как будто в дом,

Что стены распахнул свои наружу.

Рассказывал, зачем мы так живем,

Переживаем зной, дожди и стужу.

 

За стоимость билетика на вход

Раскрыл все тайны жизни зарождения:

Как за закатом следует восход,

И жизни смысл в процессе сотворения.

 

Мне заменил театр церковный храм.

Создав религию картин и службы фресок,

Среди трагедии, комедии и драм

Позволил ощущать себя повесой.

 

Мне показал истории эпох

И рассказал о гибели народов.

Урок истории отнюдь не плох,

Я наслаждался данной мне свободой.

 

Почувствовал на миг себя творцом,

Держа в руках все ниточки от мира,

Одновременно — сыном и отцом.

Как дух, летал, не сотворив кумира.

 

Но вот однажды занавес упал.

В театре нашем духом смерти веет,

Закончился чудесный карнавал.

Искусство не спасает от злодеев.

 

 

Каравайчук

 

К показу в Эрмитаже на 40-й день

со дня смерти композитора Олега Каравайчука

фильма «Олег и редкие искусства»

 

Я брел по улице один,

До боли пальцы сжав крестами.

Закрыты окна. Гладь гардин.

Не видно девушек с цветами.

 

Ходил я очень тяжело,

Зато играл легко и страстно.

Знал музыканта ремесло.

Считал наивно: жизнь прекрасна!

 

Я брел по улицам пешком,

До боли пальцы сжав крестами –

Напоминанием о том,

Что я в реальности, не с вами.

 

Я возвращался в Эрмитаж,

Как возвращаются картины.

К вам поднимался на этаж

Знакомой лестницей старинной.

 

На сцене расписной рояль

Из Николаевской эпохи.

До боли в пальцах страшно жаль:

Мне не извлечь из клавиш вздохи.

 

Я за роялем был, как Бог,

Творя из звуков мироздание,

Но подведен был мне итог

Лишь на экране в вашем здании.

 

А на земле меня уж нет,

Лишь только музыка звучала,

И люстры приглушенный свет —

Как память о концертных залах.

 

И мой парчовый балахон,

Берет, одетый, как придется –

В реальности был только сон,

Который больше не вернется.

 

Всего лишь сорок дней прошли,

Без тела дней, безумно длинных…

Поминки нынче. Вы пришли,

Отметили сороковины.

 

Сегодня день не выходной,

Толпа народа в Эрмитаже.

И я играю, Боже мой!

И вышел к вам на сцену… даже.

 

 

 

Арлекин

или

Жизнь как театр

 

«Театр уж полон». Зал нам рукоплещет,

Все роли розданы, и начинать пора.

По лицам публики лучом прожектор блещет.

Маэстро, музыку! Да здравствует игра!

 

И я играю искренне и страстно,

Хоть пудра толстым слоем на лице,

И в акте первом все у нас прекрасно,

Аплодисменты зрителей — в конце.

 

Мы все умны, исполнены надежды,

Ответы знаем на любой вопрос,

И наши театральные одежды

Вам объяснят, что это все — всерьез.

 

Мы ко второму акту повзрослеем,

Поймем, что лицедеи лишь вокруг,

Что замысел — секрет полишинеля,

И роль играет даже лучший друг.

 

Я, в третьем акте встретив Коломбину,

Цветов бумажных подарю букет.

Фальшивая любовь у Арлекина, –

Живых цветов в моем театре нет.

 

В четвертом акте — близится расплата,

Уж движется к финалу мой спектакль.

Уходят зрители. Я всех актеров даты

Произношу, — и слезы на глазах.

 

И в пятом акте станет очень скучно:

Был сценариста замысел не нов.

Все разрешается вполне благополучно, –

Играя в жизнь, сыграл я и в любовь.

 

И мой камзол, что был разодран в клочья,

И маска смерти на моем лице

Понравятся вам, зрители, не очень…

Маэстро, музыку! И — занавес в конце.

 

 

 

Голый король или Новое платье короля

 

Попытка рецензии на спектакль

Даугавпилского Драматического Театра

 

Портные ткут материю обмана,

На солнце — пыль, а для придворных — дрожь.

Челнок сплетает воздух неустанно,

Из пустоты создав пустую ложь.

 

Прозрачна ткань и требуется вера

И преданность для сохранения скреп,

Чтоб восхищал и дам, и кавалеров

Несуществующий в реальной жизни креп.

 

Стежками шьют ловушку для коварства.

Ткань — мышеловка с сыром для глупцов,

Невежество издревле правит царством,

И лицемерие — в основе всех основ.

 

Прозрачна ткань и не доступна взгляду,

Но несовместны власть и трезвый ум.

Отброшенная правда ходит рядом,

В почете нынче — вздор от разных дум…

 

Свет знания — иль темнота и вера?

Кто видит истину и платье короля?

Ведь в темноте не только кошки серы,

Но также души, разумы, тела.

 

И темнота рождает злость и скуку,

И преданность меняет здравый смысл,

А близость к трону создает поруку,

Всех превращая в стаю жадных крыс.

 

А мы смеемся: минуло два века,

Другое время! Ну, какой король?

Нас не обманет платье человека,

И нам прозрачен замысел любой.

 

У нас такое просто невозможно,

Мы сразу видим правду без прикрас!

Но почему в почете то, что ложно,

И одинок мальчишки — правды — глас?

 

 

Юрий Петрович Любимов

 

Памяти Мастера

(Спектакль «Горе уму» по пьесе Грибоедова был поставлен

Юрием Петровичем Любимовым в год его 90-летия)

 

Посещение театра, которого уже нет…

Ощущение, к сожалению, хорошо знакомо,

Как возвращение к родителям через много лет,

На кладбище, ставшее для них домом.

 

На сцене пьеса «Горе уму»

Поставлена мастером к юбилею.

На сцене — лишь тень, а ему самому

Актеры закрыли театра двери.

 

Пьеса о справедливости и вине,

О том, что святые — отнюдь не монахи,

И после долгих странствий по чужой стране

Бессмысленно возвращение на Итаку.

 

Вернувшись назад после долгих лет,

Находишь лишь пепел того, что оставил.

Всех, любивших тебя, давно уже нет,

И призрак дыма Отечества не витает.

 

Приятная сладость дороги домой

Киснет при встрече с твоими родными.

Получаешь свиданье не с женой, а с вдовой

В новом мире, что без тебя сотворили.

 

И говоришь: «Что же делать, пошли»,

Просишь, чтоб дали тебе карету,

Со сцены взяв только горсть земли,

Оставив театру созданную Тобой планету.