Стихи
Стихи
ИГРАЛИ СИМФОНИЮ МАЛЕРА
После прослушивания симфонии Малера №9, исполненной Лондонским симфоническим оркестром под управлением Саймона Рэттла, в апреле 2018 года в Ганновере.
Играли симфонию Малера. Маялась
симптомом весны внутривенных музык
вся суть филармоний Саксонских, и маревом
сам бог безбилетный под купол проник.
Врезались смычки в нежной плоти субстанции,
а в центре стихий дирижёр-капитан
то вдруг тишиной дирижировал с грацией,
а то вдруг с гранатой бросался под танк.
И я тут – раба этой музыки чувственной,
где тёплым казалось дыханье галер,
в апрельском Ганновере, вечностью устланном,
и лоб капитана под гривой потел.
Молчите, литавры и дробь барабанная,
трубой завершите камланье войны
меж духом и плотью под музыку странную!
А бог испарился в портал тишины.
КВАРТЕТ
По следам квартета Шумана
Op.47 ми–бемоль мажор.
Услышать Cantabile и всплакнуть.
В чувствительных высказываньях скрипки,
в мажорных волнах полифоний зыбких
уразуметь, что значит жизни суть.
Ещё вначале, в глубине идей,
где выверена форма, стиль отточен,
рождался зрелый Шуман летней ночью,
уже не ученик, ещё ничей…
И как доходчив бытовой романс,
как музык песенных его понятна свежесть,
а звучных Scherzo ветерок бодрит и нежит,
к финальным «браво!» направляет дилижанс.
В очарованье артистической судьбы,
я не дышу. И только слышу ветер
его аккордов. Так они живут на свете –
его творенья музыкальной ворожбы.
СЛАВЯНСКИЕ ТАНЦЫ ДВОРЖАКА
На украинскую «Думку»*, в хороводах дум и танцев,
у пастушеской овчарни, омываемой рекой,
я свою настрою душу. Я не вижу иностранца
в лике Дворжака. Я знаю: этот парень – точно свой!
Так же чувствовалось в Праге, у простой твоей могилы,
милый Дворжак, бедный гений, поцелованный судьбой.
Вышеградского погоста жуткий холод. Серп и вилы
королевы чешской юной. Холм над Влтавою-рекой.
По лугам прибрежным сочным проведёт меня финальный
танец радостных симфоний. Безмятежна пастораль.
В этом танце чуткий Дворжак мне плетёт венок сакральный –
о хохлацком, простодушном и живучем мне играй!
Под украинскую «Думку» да под песнь высоких пастбищ
воздух Праги-чаровницы наполняет космос мой.
Я под музыку – не в гости (не послушав, не расскажешь),
возвращаюсь в мир славянский, возвращаюсь я домой.
ЗОЛОТО ПРАГИ
Золотом Прага отплатит тебе,
золотом листьев на тихих проспектах,
песнями ветра, ещё не пропетых,
флейтой прилипших к холодной губе.
Плазмой реки, остывающей лентой
Влтава течёт меж осенних холмов,
точно касается стылых умов
незатухающим жаром легенды.
Ахнуть, открыв безразмерность столетий,
перетекающих в нынешний день!
А францисканца вчерашняя тень
Прагой бредёт, как эфир междометий…
Золотом пива и золотом слов,
пражским алхимиком собранных в колбу,
Прага меня обаяет. И по лбу
стукнет тихонько – очнуться от снов.
Я БРОДИЛА ВЧЕРА
Листопадами пражскими, библиотеками,
в францисканской рубахе, верёвкой подвязанной,
бродит муза моя и сверкает прорехами
тех стихов, что не вовремя, дό свету сказаны.
Несуразной строкою, трамвайными шпалами
моя песня находит таверны подвальные,
где по-чешски поются стихи небывалые,
да колышется тень привиденья опального.
Я приткнулась плечом к тем, кто бредит балладами,
я бродила вчера акведуком и замками.
Я наполнила душу вшенорскими ладами,
где спасалась от жизни оленем-подранком, и
не приняв до конца ни верлибра, ни пафоса,
улетаю к себе перелётною цаплею,
по модели из стен иезуитского кампуса,
путь себе очертив птоломеевой каплею.
ЛЕГЕНДЫ КРУМЛОВА
На улочки Чешского Крумлова тени
от замка ложатся. И мост акведуком
вливается в Влтаву. И стон привидений
в застенках от неупокоенных духом.
Я тайны веков созерцаю бездонных
и вихри легенд, и шторма интуиций,
и пьяною тенью фигурка Эгόна*
на улицу девок продажных стремится.
Подмышкой – листы рисовальщика грудой
(несметный кураж не измерить промилем!).
Пустеет, карман оттопырив, посуда,
и скалятся девки полотнами Шиле.
Ещё – замурован в века император**,
безумный, отверженный, нелюди вроде.
А Белая Панночка лунным каратом,
дождём метеорным по улицам бродит.
* Дворжак, выросший в деревне, с детства сроднившийся с фольклором, опирался прежде всего на характерный ритм, воплощающий дух народа, создающий его обобщенный образ. «Славянские танец №2. Думка», в отличие от всех других номеров, основан не на чешском танцевальном прообразе, а на украинской думке. Четырежды, постоянно варьируясь, повторяется задумчивая напевная мелодия, в которой слышатся отголоски девичьих хороводов. Ее вихревой вариант приближается к танцу моравских пастухов, носящему название «овчацка» (пастушеский).
* На улице Широкой, недалеко от замка Чески-Крумлов, располагается здание бывшей пивоварни, которое было возведено в середине XVII века.
Сейчас это здание занято галереей знаменитого скандального австрийского художника Эгона Шиле, который жил и творил в начале XX столетия. Он считается одним из самых известных австрийских живописцев.
** Когда прогуливаешься по переулкам города, создается впечатление, что вот-вот из-за угла очередного дома выйдет навстречу рыцарь или самый жесткий представитель рода Розенбергов Юлий Цезарь Австрийский. А Белая Дама является в коридорах и на лестницах замка, своим появлением предвещая будущее. Если кто увидит ее улыбающуюся в белых перчатках, то это принесет удачу, если на ней красные перчатки, то быть пожару, а если она в черных перчатках и вуали, то это означалет надвигающееся несчастье, болезнь или смерть.