Журнальный мир

В ЖЁЛТЫХ ДОМАХ

Город. Окраина. Воздух землистый, спёртый.

Жмутся дома — окрашены в грязно-жёлтый.

Трещины в стенах — боли сухие руки,

В хрупкий бетон травою врастают звуки

Шторы цветные. В каждой рассвет погашен.

Взрослых детей там кормят овсяной кашей,

Просят играть потише. Но мир им тесен —

В жёлтых дома — рождённые после песен.

Сторож порядка пучит глаза по-жабьи.

Только, ему не видные, дирижабли

Каждое утро тихо стартуют с крыши —

Только один их видит, одна их слышит.

В мире зашкафном — лес на двоих и поле,

В этом — скрипучий велик и белый кролик.

Алое пламя в зелень роняют маки —

В опийном мире можно быть всякой, всяким.

В жёлтых домах нельзя говорить о бое —

Вымолчан страх картинами на обои.

Прячутся двое в шкаф, не сказав ни слова —

Каждый из них весной у дождя срисован.

Ветер, заев пластинку, играет скерцо…

…бледные руки плотно закрыли дверцу…

В жёлтых дома, пропахших мочой и газом,

Можно искать.

Найти.

И свершиться.

Разом.

ЛУННАЯ НОЧЬ

Мне снился синий сон. Скрипела, пела скрипка.

Мне снился синий цвет, размноженный на тьму.

Дремал ковылий луг. Вода струилась гибко.

А я шагал и брёл в индиговом плену.

Мне снился синий сон. Луною разлинован,

Далёкий горизонт манил меня, манил…

Звучала тишина. И радостно, и ново

Меня касался звук ладонями светил.

Мне снился синий сон. Отверзнутое небо.

Луна слетала вниз, серебряно звеня.

Мне снился синий путь. Я был, а может, не был.

…но лунный свет строкой врезается в меня…

ПРЕДВЕСЕНСТВО

По-апостольски просто,

По-мальчишьи боясь,

Шла за мной по погосту

Граченогая грязь.

И, крещато касаясь,

Красноталых ветвей

Я подслушивал завязь,

Воскресал и мертвел.

Прорастало пространство

В изболевшийся снег —

Предвесенствуй и странствуй,

Скрип шагов и телег.

…Март шумит на задворках,

Раскустившийся вволь.

Распускается колко

Предпасхальная боль…

ТИШИНА

Васильково. Лунно. Бери, владей!

Извлеки мелодию. Извлеки-ся.

Тишина рождается. Гаснет день.

Тишина ссыпается в росный бисер.

В пустоте прилунной плутает след,

Голубое, гулкое пишет лица.

Тишина шагает. Болит рассвет.

Тишина спешит прозвучать, свершиться.

Вырастают горы, шуршат луга,

И дорога нитью вползает в пяльца.

Тишина поёт. Тишина кругла.

Тишина научена возвращаться.

ДЕТЯМ АТОМНОГО МИРА

знаешь, мы в будущем тоже будем —

словом,

идущим дальше.

время врастает в скелеты судеб,

время врастает в наши.

пишет чужое-своё незрячий —

выжить бы карандашно.

мальчики в поле гоняют мячик,

мальчики знают:

страшно.

партия сыграна,

травник пляшет,

степь ворожит полынно.

тащат молодки кровавый кашель

вишней на гулкий рынок.

пылью: палёной, кроплёной болью —

каждый врастает в трепет.

выжито. выжато.

голубое

дождно смывает пепел.

выцветет память о каждом лете,

ветер поля просвищет.

пусть нерождённые наши дети

знают

о мире

чище.

ПРО ЖИТЬ

Если лишать излишка, то только боли.

Если бывать избытком, то только сна.

В каждом звукомолчащем синеет поле,

В каждом слечившем зиму болит весна.

Всех обречённых реки относят к дому,

Всем обручённым руки вручают всё

И, не умея знать — как помочь любому

Всех посылают в небо — оно спасёт.

Время растёт на знании — всё воскреснет.

Время растёт, не зная, как быть чужим.

Если, однажды, спросят — про что их песни,

Каждый на память вымолчит текст про жить.

КАТЯ ЧИТАЕТ ПУШКИНА

Кате читали Пушкина.

Сказки смеялись папиным.

Катя просила заново.

Катя просила все.

В эту весну, как водится,

Катины щёчки в крапинку.

Папу куда-то вызвали.

Носит дрова сосед.

Катя читает Пушкина.

Строчки смеются папиным.

Буквы трясутся папиным,

прыгают в жёлтый лист.

Папа играет с пушками.

Катя скребёт царапины.

Катя рисует длинное:

«Папа — артиллерист».

Папу рисует с пушками.

Думает, что для Пушкина.

Мама молчит стеклянная,

смотрит сквозь дочкин лоб.

Катю кладут у бабушки.

В доме огни притушены.

Мама качает шарфики,

хочет идти в окоп.

Катя читает Пушкина.

Сказки молчат и хмурятся.

Кто-то походкой папиной

Катю ведёт гулять.

Кате качели хочется.

Зубится ствольным улица.

Катя летит над пушками.

Кате сегодня пять.

И УГОРАЗДИЛО ИХ РОДИТЬСЯ

И угораздило их родиться.

Такими странными.

Да так, что шанса им ни единого

быть в обычности.

Им вырастать, становиться взрослыми —

слишком ранними,

И… не уметь повзрослеть никак

до нормальной личности.

И угораздило их случиться.

Весной незреющей.

Когда бурлит и никак не чинится,

не шлифуется.

Да им бы прятаться, им бы строить,

растить убежище:

У них что комната — то пещера,

то лес, то улица.

И что с них будет, что с ними станется…

Что останется?

У них умений: найти себя да делиться рёбрами.

У них любовь не идёт до гроба —

до сада саженцем.

Их угораздило быть бессмертными

и безгробными.

ЧТОБ ХВАТИЛО

Нас хватает.

Выжить. И жить. На всё.

И на всех, конечно же —

даже кошек.

Всё, что в руки падает мы несём.

Бог о нас заботится.

Он хороший.

Мы хотели строить —

и рубим лес.

Мы его не насмерть, а как у Крузо —

Чтоб живое.

Долгое.

Чтоб воскрес,

Всякий, кто встречается с Иисусом.

Каждый шаг шагает за свой режим.

Обниматься в паузах.

Это мило.

Нас хватает.

Выжить. И даже жить.

Помолись, чтоб надолго.

Чтоб хватило.

СЛИШКОМ МАЛЕНЬКИЙ

Он рождается. Узнаёт со второго дня:

слишком маленький, чтобы слышать

и что-то знать.

Дальше — больше: он слишком мал

заводить щенят,

слишком маленький думать,

если велела мать.

Не дорос пока заменять на серьёзный тон,

слишком маленький, чтоб за стыд говорить

с отцом.

Он растёт из рубашек, обуви и пальто,

только маленький, чтоб девчонке

дарить кольцо.

Он растёт, но никак не вырастет.

К двадцати —

слишком мал ещё, чтобы ставить

кому в пример.

Он встаёт из окопа, падает и летит —

слишком маленький, чтобы в жизни

заметить смерть.

ИСПУГАЙСЯ

Испугайся меня, нацеленную на всех.

Испугайся меня. Увидь, что идёт кино.

Я снимаю. Снимаю осень, иду к весне

И боюсь оступиться. В камере — ничего.

Продолжение будет. Может быть. После нас.

Если сложимся. Если будем. И если мы.

Небо ягодным рассыпается возле трасс —

Страха нет. За кюветом время, где нет зимы.

По-котёночьи страшно тронуть — а вдруг укус.

Объективное небо ближе и голубей.

Испугайся меня. Я страшное. Я боюсь.

Испугайся меня. Поймай. И прижми к себе.

ХОТЕТЬ ПРОСНУТЬСЯ

Маленьким думал:

«Вырасту — спать не буду»

Очень хотел сидеть за столом со всеми.

Юным — уже сонливей,

но всё про удаль:

песни, костры, гитары, велосипеды.

Несколько лет. Ну, вырос.

Большой, как надо.

Хочется спать сильнее, до всех дисфункций.

…только теперь, мне кажется,

я отгадан —

вырасти — это значит хотеть проснуться.

СОЛЬВЕЙГ

Сонно. Сосново. Северно.

Иссиня гулки дни.

Сольвейг несёт под дерево

Выросшие огни.

Сны васильковым залиты,

Сумрак полынно свеж.

Сольвейг качает латаный

Берег цветных надежд.

Саги струятся с полночи,

Ветер снуёт в листве.

Сольвейг ссыпает солнечный

Звонкий янтарный свет.

Брызги росой рассорены,

Бьётся в испуге блеск.

Горьким, грудным, лазоревым

Сольвейг врастает в лес.

Зелено, звучно, зельево.

Вырасти, будь, внемли —

В сонном, сосновом, северном

Сеется соль земли.

НЕ РОДИСЬ

На оконной наледи спит ладошка,

Фонари сутулятся и косят.

Бомж несёт за пазухой чью-то кошку,

Не родись он — некому бы спасать.

Не родись Он — некому бы воскреснуть,

Но не пишут в летопись это «бы».

Здесь не верить кажется неуместным,

Также, как на свадьбе носить гробы.

В Палестине ночью тепло и сыро,

Конь быка вжимает ещё тесней.

Сирый город пахнет продрогшей псиной,

Кошке и хозяину снится снег.

В ЧЕТВЕРГ НА ПЯТОМ

В четверг на Пятом сюжет о девочке —

что-то с сердцем.

Мечтает мама вплетать ей ленточки,

насмотреться.

В четверг на Пятый слезятся тётеньки —

всех им жалко.

Глядит и Оля. Подносит к тоненькой

зажигалку.

В четверг у Оли нога спит плохо

и видит Грозный.

А в нём вторую себя, и грохот,

и трупный воздух.

В четверг на Пятом сюжет о боли —

ещё не житой.

В московской дурке поёт об Оле

седой служивый.

ОБЕЩАЙ НЕ ВЕШАТЬСЯ

Осенью клянутся гореть и падать.

В парки ходит в чёрном чужая память

и рыдает с каждым из нас двоих.

Осенью приходится жить без песен.

Не хватает пламени — гаснет в десять

и никак не верится в вестовых.

Осенью лаванда цветёт на небе.

Голубиный голос гоняет жребий

и кому-то выпадет выпасть в снег.

Осенью крадётся кошачий рыжий.

Обещай не вешаться, в снежном выжить

и проснуться выспанным, имярек.

ВОЛЧЬЕ

Баю-бай, засыпай. Не учись ходить,

Научись касаться — цветов и ветра.

И запомни, выжить — почти запретно,

Животворное зелье храни в горсти.

Волки выкрадут в лес. Не ложись на край.

Холодей, но помни — они проверка,

Непременно будут тебя коверкать.

Баю-баю, сильнеющий. Замирай.

Баю-бай, застывший. Смотри, не жмурь.

Как ни прячь глубинное, а придётся

Хоть однажды в жизни смотреть на солнце —

Так смотри же в зеркало, я держу.

Предназначено верить. Вставай и верь.

Если можешь чувствовать лес и выше —

Это значит, сможешь пройти и выжить.

Баю-бай, обретшийся новый зверь.

ВМЕСТЕ

Если мы преломимся — только в радугу.

Если исчерпаемся — болью адовой.

«Вместе» — не синоним чего-то парного,

«Вместе» — это нечто про жить и радовать.

«Вместе» — это быть про свои же образы —

Режиссёр не носит на съёмки острого.

Если синий впору — не выйдет порознь.

Если мы рассыплемся — только островом.