Журнальный мир

СОКРАТ — КСАНТИППЕ

А.Н.

…не усмотри в словах моих ни желчи

(её в них нет),

ни бисера сомнений — (…мелкий жемчуг);

мне тридцать лет.

мне — тридцать. из которых было десять —

одной строкой…

и это время не пытайся взвесить

своей рукой.

оставь полёт — крылатым. а бескрылым —

скалу и пни.

я рад, что всё прошло. что это было —

Любви сродни.

…не застывай в скольжении пологом

своих рамен;

я был никем. а стану — монологом, —

тебе взамен.

CHIMERA

Алёне

…что голос твой — отверстые уста,

что сумрак глаз — неотводимый взгляд, —

сердечный трепет, о́тнятый у ста

твоих рождений — тлением угля.

В иных — болота вяжущая зыбь,

где зелень — голодна и неясна́;

а ты — живёшь и властвуешь в разы

сильнее наркотического сна.

Не силою — дыханием одним

ты рушишь озверелое «вчера»;

а я дружил — я скрещивался с ним,

как скрещивалась с Волгой немчура!

…продольная симметрия луны

проходит через облачный сезам;

ночь огорчает светом валуны,

доселе неизвестные глазам,

где столь же неизвестная земля

благодаря туману — высока.

И греческое имя корабля

срывается химерой с языка.

НА УЛИЦЕ ТУРКУ

…на улице Турку — города-побратима, —

в забытой квартире висит на стене картина,

в пределах которой — кормящая мать
с младенцем,

согбенный старик и жена его с полотенцем.

И множество лет ту квартиру не отмыкали;

двери соседей — броня без сварных окалин,

хоть обветшалый дом — люди свои квадраты

держат окопно — как лютой войной — солдаты.

…но, если свет проникает сквозь занавески,

блёклость обоев пылает пожаром резким —

только холодным по градусу и по сути,

не напрягая расчерченный столбик ртути.

…здесь жил учитель — вернее сказать, —
наставник;

хлопали двери книжных шкафов, что ставни,

так, иногда до темна, до ночи́ сгущений

впитывал гость разрешимость чужих учений.

Много прошло с той поры, но висит картина

в квартире на Турку — города-побратима.

А, — когда птаха сидит у стекла, снаружи —

зноем ли битая или же хрустом стужи —

видно, как мать прижимает сильнее кроху.

…и холст мироточит. И сил не хватает вдоху…

ДРУГУ

Я.Х.

…неужели ты — здесь?.. время года — рысцой

неуклонно бежит к январю.

невозможность тепла — это только крыльцо;

я — в избе, я — дровами горю…

мой язык, что когда-то слова шевелил,

погрузился в трескучую зыбь.

я не помню, была ли нехватка чернил,

но, уверен — писалось — в разы!

когда рядом, в жару, между стрельбищ смолы,

под огнём, в диком жерле печи,

ты один, как всегда, избегал похвалы,

но, был ясен — слагай! не молчи!

и горели дрова, и горела не зря

в исцеленьи — больная душа.

заползала на зимнее небо заря,

ныли пальцы от карандаша.

…приходи же ко мне, этот кубок тоски

пригубим, как бывало — прошу!

…и ответствует вечность, сжимая виски, —

по кому серый грифель крошу.

ВЗЯТОЕ У КРАЯ ЗЕМЛИ

Оле С.

…встретив тебя однажды
где-то на беглом севере,

в месте, что метит душу,
словно клеймо — быка,

видел, как бывшие пьют ражно
мужья и девери,

и как зарастает льдом медленная река.

видел, как хмурят брови
поморские корабелы;

мрачно-немногословны родственники твои,

думы их неизменны. и — вечное para bellum

подогревает воздух, там, где пройдут бои…

…время сокращено — ты будто живёшь
в преамбуле;

целого не увидеть. многого — не посметь.

местный аттракцион —
служенье стеклянной ампуле, —

и отправляет письма не человек,
но — смерть.

здесь с приходом весны отторгается
часть плаценты

длинных полночных бдений, —

мятых снегов залог,

и тебя увести с собой мне не дают проценты —

соль оседлости, или —

памяти узелок…

…ты не станешь писать. и я позабудусь обликом.

да и твоя картинка — не сохранит лица.

…но над большой землёй ты вспыхнешь — перистым облаком, —

с высот наблюдая мир взором его Творца…

СМЕРТЬ ТИРТЕЯ

А.С.

…теперь мы все — дешевле пеланоры,

хоть дом самих — богат и родовит:

не вовремя казали волчий норов,

вгрызаясь в корень, — тот, что ядовит.

и ярь земли, покорной имяреку,

в обычае, — скользит по площадям

оружием, грозящим смертью греку, —

и устрашеньем — варварским вождям…

*

…лёг пепел; мы — темнее всех ущелий,

и горше их иссохших родников,

и нет лесов, — Лаконики замшелей,

слабее рук, — не ведавших оков.

будь время милосерднее для мифа, —

оно бы нарастило нам крыло, —

а так, — шаги… крошится в море кифа —

и это значит — нам не повезло…

SMOOTH AFTERTASTE OF THE VICTORY

…шумит весна, неся косноязычие

занудам, красноречие — педантам.

Дивертисмент играет, по обычаю,

в обритом парке — классика анданте.

Резьба теней, что плед — тепла и клетчата;

и — нету смерти майскому народу,

и утомлённость будничного вечера

не крайнего солдата бьёт — а роту.

Ещё дымятся гулкие развалины

кирпичных кирх, дрожа колоколами, —

в каких местах доселе не бывали мы —

решалось всё наречьем и делами.

…рёв дизеля и мин хлопки останние

корчуют обнажившиеся корни,

и лагеря последнее восстание

по времени — что ветхий пепел горний.

…поволжская гармонь и сумрак ельника;

меж готики — танкисты на привале, —

история святого понедельника,

в которую ещё — не наплевали…

Среди обезоруженного хаоса

заходит солнца тающее блюдце,

и нависает длительная пауза

во времени, где мёртвые — смеются.

АКЕЛДАМА́

…четырнадцать сов и шестнадцать чужих богинь;

на влажном песчанике — след от босой ноги,

как слепок моллюска. Глядит на зарю Лука

и звёзды следят за поклёвками кадыка.

Лука неподвижен. Он шепчет, слезу тая:

когда бы не жатва, когда бы не речь Твоя —

лечил рыбарей бы, да жён, да горластых чад…

Но подвиг иной уготовил Ты для врача.

…в низине, на ветви, в плену молодых лучей

висел ученик, из любимейших, — казначей.

Тянул богачу потроха, свежевал пяту

внимательный сокол, а рядом — кричал петух.

Воистину — камень, заброшенный позже в Рим

шипел на рассвете слезой - угловат, незрим;

шипели слова, испаряясь что дождь скупой.

И мир отворялся бегущей к горе тропой…

…блестела Афина, мерцала впотьмах сова;

два лика монеты - одна на века молва,

два мужа, два сына, к суду - две больных души, —

один только трепет - как Он их судьбу решит.

…земля благодарна, корми её. Все дела —

изрёк кровопийца, которого смерть ждала;

но дальше участка неведомо — кто важней

Паллады немой, да совы в обороте к ней…

LIGHTHOUSE KEEPER

…я не узнал его в рыхлой ночи; сперва;

форму фигуры привычно делил на два

собственных имени. Впрочем, кому какой

толк от имён на скрещенье прямых рукой?..

Он поднимается в гору без счёту лет

и растворяется в свете — там, на скале,

где даже птица не пробует вить гнезда.

В час, когда ветер лют и не горит звезда

он зажигает свою, указуя кров

местоблюстителям чуда, ловцам даров,

бледного льна собирателям и ткачам.

…море гремело внизу. Человек молчал.

Мне показалось — звенели его шаги;

в тянущей мгле, где уже ничего, ни зги,

где и ключи и печати на все пути, —

он поднимается в гору. Чтобы спасти.

СМОРОДИНА

…у выжженной реки — в полыни берега,

и как ни нареки — всё слышится — пурга.

Что порезь, что стилет остра её слюда;

ей не хватает «нет». Ей нужно — «никогда».

Червеобразный нерв в кромешной глубине —

восторженность и гнев дрожат в его струне.

В безгласной глубине не дёрнется карась,

и теплится извне убогое — вчерась…

Сырою шерстью — в лёд, поддёвкою сырой —

удвой поток, полёт… А, может быть — утрой!

Вода её крепка, её вода — жнивьё,

и тянется рука, чтоб зачерпнуть её.

У света на краю — и звёзд наперечёт;

и нам гореть в раю пока она — течёт…

ПЯТОЕ МАРТА

прадеду

…означением горести пустовремённых судей —

воспаряет оркестр в своей симфонической сути,

не щадя репродуктор на жёлтой стене вокзала, —

овладевает толпой, — как партия приказала.

Пуще лютых гонцов с головами собак на сбруе,

нотный стан восстаёт и навечно покой ворует,

и слеза — что печать на потрёпанной
челобитной,

где меняется речь — от восторженной
до обидной.

Ты не скажешь, что вдруг —
все же думали, ожидали;

только шёпот тревожный и нервный —
а что же дале, —

соловей разольётся,
иль голосом тусклым выпи

съёжит горло тоска —
хоть горелого спирта выпей?..

Оттого — тишина горше звона на колокольне;

вызревают пути — кому скорый,
кому окольный;

не крылатый мороз потроха клюёт неустанно —

но звенящая изморось в голосе Левитана.

…удлиняется день; вьют минуты поток,
что ласты.

Громче прочих певцов — затянул свиристель
горластый, —

не в кленовой сети, не в осушенной
кроне граба, —

точно крови искал —
у густого рябины краппа.

Размыкается круг и гремят по утру засовы

под напором ключей, меж которых один —
басовый, —

говорит, что отныне не знает иной любви. Да

открывает собой — покаянный псалом Давида…

INDEPENDENCE

Кате К.

…привет, дружок. Я пью вино в местах,
где Шли-

ман рыл песок, и преуспел. Ты знаешь, ко-

рабли твоей мечты давно уже ушли

за семь морей… А это — очень далеко.

В мир средиземных бальзамических приправ

себя впустив, вдруг обнаруживаю — жив!

Скажи теперь, что ты права, что я не прав,

что миг лишен короткой радости, скажи!

Кругом суглинок, терракоты черепки,

здесь любят пир, а мясо пробуют с ножа.

Земля здесь пахнет руслом высохшей реки —

реки времен, прости мой пафос, госпожа!

Что было прежде — недокормленный костер,

все наше «помнишь?» — превращается в «забудь»,

и были Боги… Впрочем, твой язык остер,

Так, обрати его еще к кому-нибудь!

С тобой исчез и вулканический посыл,

и театральная изысканность интриг,

и даже смерть… Щебечут райские часы,

а в море — парус. Да им несть числа, смотри!

Кому отверстые пещеры пропоют

сакральным раструбом немыслимое «до» —

мне неизвестно. Но я проклял наш уют

по возвращенью в инкубатор городов.

Тут нет косцов для позолоченной травы,

и вряд ли потом напитался перегной;

иная соль. Иное действие, увы.

Иное время, проистекшее со мной.

Век пахнет атомом, у вечности же цвет

и запах музыки. Попробуй, докажи

пропажу радости, избыток в синеве

сырого йода. Понимаешь — это жизнь!

Я не забыл тебя. В покое, в суете —

я помню все. Я не пропал по мелочам.

И — славлю память, да простят меня все те,

о ком, любя и ненавидя — промолчал.