Стихи

Стихи

***

 

Ты ли, другой ли… Осталось-то — горсточка слов.

Серый орёл расправляет гранитные крылья.

Пыли и боли взыскующий плебс городов

В клёкоте века становится болью и пылью.

 

Чёрной вселенской коростой становится то,

Чьи торопливые жабры сосали из слизи

Воздух и волю… Накинь на супругу пальто,

Дочь научи исполнять без ошибок «К Элизе».

 

Сим, продравшись сквозь перхотный страх,

Жизнью заплатишь за эти слюнявые крохи.

Груди имперской Венеры торчат в небесах

-ическо-оческо-атско-флективной эпохи.

 

Так называется то, что, вообще говоря,

И пожирает тот воздух, которым мы дышим.

Звука хрустальный корабль, оборвав якоря,

Тает в бессмысленном небе, на солнце горя,

Ржавые звенья согласных роняя по крышам.

 

Красивовато?.. Но в этом спасительный яд —

Тёплый, целующий, полуразборчивый шёпот…

Не отличающий чуда от яда солдат

К солнцу вздымает рифлёный распоротый хобот.

 

Как он трубит! Как манит его царственный бюст!

Как он хрипит и скребёт эту землю ногтями…

Свет из окна. Сизо-пёстрый сиреневый куст.

Дождик. Жена на веранде хохочет с гостями.

 

Что ты застыл, как ипритом пропитанный глаз,

Мёртвый от всех этих завтр, вчера и сегоден?

Встань и иди. Да сними этот противогаз.

Встань и иди. Он не нужен тебе, ты свободен.

 

***

 

Дай мне руку. Всё прожито. Дым на аллее пустой.

Восходящее солнце скрежещет о голые ветки.

Жалкий отзвук безумия, облачко пара: постой,

Дай мне руку, прохладная длинная тень человека.

 

 

Дай мне руку. Всё выжито медленно, тихо, до дна —

По деньку. Как сонет, ты цитируешь запах на память.

Эта женщина в чёрном всегда почему-то одна;

Только рыженький гравий скрипит у неё под ногами.

 

Протяни же мне руку, скажи мне, о чём я, о ком,

Обними меня, Господи, как эта жизнь одинока…

Эта женщина в чёрном и этот заброшенный дом,

Это детское счастье отвеченного урока.

 

Протяни же, ведь если не ты, протяни же мне, дай…

И на чёрном подоле серебряная паутинка

Всё дрожит и трепещет, цепляясь за медленный рай;

Только рыженький гравий скрипит под подошвой ботинка.

 

Сатанинская гордость: родился в таком-то году.

Отлетает с ладони клочок сероватого дыма.

Начинается всё голубой хризантемой в саду,

А кончается страшно, бессмысленно, непоправимо.

 

***

 

Назови как угодно — историей, выдумкой, былью —

Эту жалкую повесть земных всемогущих держав.

Чёрный лебедь искусства вздымает блестящие крылья,

В красном клюве раскрытом тяжёлое солнце зажав.

 

Назови как угодно, а всё отзывается кровью

В риторической стройности не уместившийся мир.

Эту гордую кротость и влажную нежность коровью

Голубиное слово уносит в звенящий эфир.

 

С чем останешься ты? — С ощущением тайной свободы,

Как фольга шелестящим на серой каминной золе?

С металлическим отблеском прут низколобые годы,

Как тяжёлые танки по гулко дрожащей земле.

 

Этот мёд бытия, этот дёготь убогого мига,

Среднерусский пейзаж – этот слишком небрежный эскиз, –

И с балконных перил соскользнувшая тайная книга,

Точно чайка, мелькая страницами, падает вниз.

 

Белый ангельский пух. Искажённые жизнишкой лица.

Тёмно-красные полосы на океанском песке.

Это, кажется, снег над притихшей столицей кружится.

Это, кажется, кровь на заросшей и впалой щеке.

 

Назови как угодно – измена, притворство, коварство –

Этот грузный, с звенящими жилами, медленный взлёт.

Создаются и рушатся тысячелетние царства.

И сияющий лебедь тяжёлыми крыльями бьёт.

 

***

Ничего не слышно над землёю.

Страшная такая тишина.

Может быть, она перед зарёю.

Может быть, посмертная она.

Пляшут тени лунные по соснам.

Молча ветер травы шевелит.

 

Может быть, увидеть довелось нам,

Как творенье Божие лежит,

Брошено бессмертною душою,

Превращаясь медленно в скелет.

Ничего не слышно над землёю.

Ничего на свете больше нет.