Стихи

Стихи

ЗНАК

 

Не надо ни вопросов, ни ответов –

ты всё поймёшь, когда увидишь знак.

Как выдумка детей, проходит лето,

а мы с тобой не встретимся никак.

 

А если вдруг такое приключится,

и дождь пойдёт, я не раскрою зонт –

в твои глаза с оттенками горчицы

перемещусь я, как за горизонт.

 

За горизонтом можно на рассвете

на жизнь свою с изнанки посмотреть.

Мы наблюдаем, как взрослеют дети,

но сами не торопимся взрослеть.

 

И в нас живёт застенчивый подросток…

Настанет день когда-нибудь, как все

переходя по «зебре» перекрёсток,

мы встретимся… на белой полосе!

 

ПАМЯТЬ

 

Начинаю с трудом вспоминать

и не помню, как это зовётся,

когда падают листья опять

на траву и на воду в колодце.

 

И приходит к колодцу она,

по траве, как по детству, ступает,

и ведро опускает до дна,

и обратно его поднимает.

 

И с ведром возвращается в дом,

что-то шепчет, иль попросту бредит,

через белую марлю потом

воду медленно-медленно цедит.

 

Уменьшается струйка воды,

и на марле, как знак, остаётся

красно-жёлтый листочек беды

из большого сырого колодца.

 

Я не знаю, как это назвать –

я не помню, как это зовётся.

 

ТЕЛЕГРАФ

 

Ты учебник меняешь украдкой,

чтобы справиться лучше с тоской,

и сидишь не над школьной тетрадкой,

а за шахматной старой доской.

 

Ты учился не шатко, не валко,

ты учился неплохо порой,

но теперь тебе больно и жалко,

то что всё это было игрой.

 

И спустя десять лет ты припомнишь,

как однажды почти что зимой

на турнир ты приехал в Воронеж

и звонил с телеграфа домой.

 

Мам, привет. «Как сыграл?» – Проиграл я.

«Брось ты шахматы эти, сынок!»

Понимаешь, зевнул я фигуру

и спастись без фигуры не смог.

 

Мам, привет! «Как дела?» – Представляешь,

должен выполнить третий разряд!..

 

Иногда ведь и ты побеждаешь,

хоть и пешки не ходят назад.

 

И спустя десять лет ты увидишь

телеграф – он как будто другой;

может быть, даже трубку ты снимешь,

чтобы номер набрать дорогой.

 

Женский голос услышишь ты снова,

зашевелится что-то в душе,

только сказано важное слово,

и турнир завершился уже.

 

ПАУТИНА

 

Поэт плетёт стихотворенье,

но ты, подруга, не в долгу.

Глаза, как в блоковском виденье,

цветут на дальнем берегу.

 

Ты от воды идёшь к дороге,

и птичка песенку поёт;

но что останется в итоге,

когда любовь, как дождь, пройдёт?

 

Он налетит на сад за домом,

уронит яблоки в траву;

начнутся, как во сне бредовом,

его метанья наяву.

 

Я крикну имя в дебри сада,

рукой закроюсь от дождя,

но вдруг пойму, что мне не надо

ни этих яблок, ни тебя…

 

Слегка взволнованна стихами

ты их читаешь до конца,

но паутину рвёшь руками

и убираешь от лица.

 

МОМЕНТЫ

 

В сером воздухе лень и сонливость.

Из окна этот вид мне уныл.

Ты когда-то ко мне торопилась,

только имя твоё я забыл.

 

Ты звалась добродушною феей,

что не выдаст под маской лица.

Словно запах восточных кофеен,

я не помню тебя до конца.

 

Что я помню? Ночное дыханье.

На загривке живую ладонь.

Как твоё в темноте очертанье

восходило на белый огонь.

 

Что я знаю? Что ты одинока

в лабиринте навязчивых снов.

Что тебя истязает жестоко

непонятная песня без слов.

 

Что же в ней за посланье сокрыто?

Обещание? Отповедь? Бред?

Может, это лишь скрежет гранита…

Нет ответа. И выхода нет.

 

Я с балкона смотрю в серый воздух,

из молекул пытаюсь изъять

те моменты, которым не поздно

в моей жизни явиться опять.

 

***

 

Ты не здесь и не со мною,

но во сне и наяву

называть тебя женою

сладко сердцу моему.

 

Трудно так и так чудесно

представлять навеки нас,

словно в синий свод небесный

я смотрю в последний раз.

 

Что же там, за этим небом?

Темнота, скопленье душ?

Может, очередь за хлебом,

где стоят – жена и муж?

 

В пустоте и в свете звёздном

продвигаясь по чуть-чуть,

им, пожалуй, слишком поздно

изменить хоть что-нибудь…

 

Ты не здесь. Ты не со мною.

Вот, наверно, потому

называть тебя женою

горько сердцу моему.

 

КОННЫЙ ЛУЖОК

 

Не льётся дождь, а лишь

накрапывает скромно.

Намок речной камыш

и пышной ивы крона.

 

В реке смешной малёк

с теченьем бьётся, юркий.

Ты под дождём намок

в осенней тонкой куртке.

 

И ты идёшь домой,

как будто бы впервые

увидев шар земной

и травы полевые.

 

Зачем заметил ты

цветок в бесхозном поле? –

неяркие цветы

тревожат сердце боле.

 

И юркие мальки,

и меловые горы,

деревья у реки,

овраги и просторы.

 

***

 

На горизонте серый дождь,

теряет цвет пейзаж осенний.

Уходишь ты. Ты не придёшь.

Ты не придёшь до воскресенья.

 

Шесть дней – заботы и дела,

шесть дней другого нет спасенья.

Любовь была и не была –

она ушла до воскресенья.

 

Я помню – дождик моросил

и начинал с деревьев капать.

Тебя я плакать не просил…

А разве ты умеешь плакать?

 

***

 

Бабье лето – спасенье

от тоски и невзгод,

только в лужах осенних

паутинкою лёд.

 

Городские качели,

даже если умру,

заскрипят, как скрипели,

на холодном ветру.

 

Осыпаются листья,

обрывается жизнь.

Вслед за беличьей кистью

на холсте появись

 

в романтичном пейзаже,

где полно синевы,

красной курткою – скажем –

среди жёлтой листвы.

 

***

 

Мечтать и смотреть интересно,

как редкий январский снежок

летит на любимую местность

с названием «конный лужок».

 

Хребта мелового громада,

речушка под этим хребтом –

и большего просто не надо,

чтоб не говорить о другом.

 

По этой грунтовой дороге,

вдоль этих больших тополей

гулял я охотно и много –

всё в памяти детской моей.

 

Снежок на ладони искриться,

а в сердце и радость, и пыл.

Я с женщиной здесь проходил,

которая всё ещё снится.

 

КАРТИННОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ ЧУВСТВЕННОЙ ЖИЗНИ АТОМА

 

Украшение Вселенной –

ожерелье чёрных дыр,

словно символ жизни тленной,

поглощает внешний мир,

поглощает наши мысли

(вместе с ними нас самих) –

в чёрном космосе повисли

буквы, собранные в стих.

 

И затягивает строчку,

как за грань добра и зла,

за невидимую точку,

где твоя любовь прошла,

отмелькала вся – в картинках –

и слилась в один поток:

в свет, проявленный на снимках,

в суть, дающую росток.

 

Но куда б поток не лился,

нам его не ведом путь,

значит, ты напрасно злился

и пытался всё вернуть.

Не беда, что дождь молотит

и несносен этот мир –

и любовь, и боль поглотит

ожерелье чёрных дыр.

 

ВЕСНА

 

Весной в сени деревьев

ни тягот, ни забот;

наполнен птичьим пеньем

листвы зелёный свод,

свет пятнами ложится –

по контуру листа.

Тебе и не приснится

такая красота!

И в этом дивном храме

любуюсь всем подряд:

вот свечи на каштане

огнём весны горят,

и кисточкой сирени,

её в избытке тут,

рисует ветер тени,

как школьница этюд;

вот рыжий кот гулящий,

он тоже очень рад

почувствовать пьянящий

сирени аромат,

откликнуться не смеет

на детское «кис-кис»,

себя на солнце греет,

сидит прищурившись.

Нехитрую молитву

я слышу в пенье птиц.

Весеннюю палитру

ловлю из-под ресниц.

 

 

ПУТЕШЕСТВИЕ

 

Они поднимались всё выше и выше,

туда, где наш мир им не виден, не слышен.

 

Всё с большим трудом им давались движенья

в борьбе с бессердечным земным притяженьем.

 

И в душах усталых – из трудных мгновений

выращивал холод кристаллы сомнений,

 

пронизывал ветром одежду и кожу

и каждому вторил: ты больше не можешь,

 

ты больше не хочешь, не веришь, не ждёшь –

зачем ты к вершине идёшь и идёшь?

 

Но надо сквозь боль, и усталость, и страх

свершить, задыхаясь, последний свой шаг,

 

чтоб в точке разрыва, сквозь тучи с водой

душа устремилась падучей звездой

 

всё дальше и дальше, к началу пути,

где заново надо вставать и идти.