Стихи
Стихи
* * *
Володе Герцику
Все мы бываем в странных местах,
Нерастворимых, но словно обратных.
Это — застывшие белые пятна,
Где ореолом сквозит высота.
Это — растущие в небо столбы
И обещание сил вероятных.
Как сотни искр в основанье стопы,
Мнящие в нечто белые пятна.
Это — хохочущий знак мыслеформ,
Спящих в беззвучье в устойчивых колбах.
По мановению высоколобых
В тонком портале включается фон.
Венно. Сцепляются рук завершенья.
Как карусели кружит колесо.
Ждёшь в заземлении властной мишени
Выход извне и дарение сот.
Нити ноздрей, как на кончиках сабель,
Верят в стечение сладостных смол.
Сирин поет. И во сне-баобабе
Больше не страшен стен произвол.
ПОВОДЫРЬ
Постель имеет запах травы. Сонные тени в устах возле головы. День раздвигает ночь первым в окне солдатом. Кажется, он — плененный плезиозавр, в древнем густом дыму он тоскливо замер, как в колыбели вещей задремавший атом. Веткой ласковой касательно по лицу, просыпая невидимую пыльцу, сонным поводырем, на высоких войлочных лапах, вешая по кустам колеблющиеся файлы глаз, правит в туннель, где из стен синева срослась, и — из нее, из вдеваемых в утро трасс длится и длится слоеный и сладкий запах. То ли выпи небесной внезапный протяжный крик, то ли что-то внутри-гори-говори, что не знаем сами, то ли косточкой вишневой катательно под язык, чтобы в траву, синеву и людскую молву проник, чтобы жить просто, долго, торжественно под небесами.
* * *
Коснёшься пальчиком, и лунная гора, сорвавшись, поплывет в открытый космос. Плыву в мирах, и сердца абрикосность мне кутают соленые ветра. Взвивает трели к небу соловей, к луне ветвей, чей вкус острей лимона. Лавиною плывет награда дней, я ластюсь к ней наивно и влюбленно. Соболий блеск, глубокий поцелуй, и танец языка на острых пиках. Секунда, и в потоке влажных струй ворвется в ноздри неба земляника. Опасность! Пальцы трогают трюмо, дробятся, в нём листаясь, отраженья. И понимаю — всё придет само, и нужно лишь оно, одно — сближенье.
* * *
Поздно. Опять не протер зеркала
Мастер работы с рассеянным светом.
Пряха проселком его провела
В сени лесные, в горницу ветра.
В рыжем наморднике месяц вставал,
Мавки на дереве думы шептали,
Тонко звенела в ушах тетива,
Стрелка крутилась в искании тайны,
Что в сохраненье ее, в немоте…
Вышел, и дол замигал светляками.
Бог мой, в разверстой неба гряде
Зрело и высилось слово, как камень.
* * *
Генералы страны забвения
Снимают номер типа люкс –
Что тут терять, кроме собственной тени,
Головою в колени уткнувшись (железный бокс):
Ждать лишь, гадать развитие энной темы.
Раскрывается лифт, и входят они, в стальном.
Глаза их звонки, и жёсткие, как литавры.
Они говорят: что зовут страной,
Вряд ли уловишь щупальцами радара.
Смотрят прямо, остро, ясно — не добры и не злы,
Не друзья, не враги, где-то там — словарей за гранью,
Не слышу, но брезжится, что-то вроде «услы…»,
В нервные будто узлы вживляется сеть сказанья.
Испытанье, пытанье, вплетенье, питанья блок,
Но — и сжигаемый блок пустоты и страха.
Занавес! Брезжится и светает: бурлит поток,
И клюет зерно подле ног заревая Птаха.
* * *
Тыльная сторона, Великое Под,
Не знание, но испод его и изнанка,
Во взглядах растений, в их касаньях живёт.
Мнится колокол, с боталом бродящий скот,
Смутная перебранка, звуки гонга, истоки Ганга.
Движешься наугад в лесах скульптур и палат.
Выпад, захват, преткновение и… зиянье.
Но — сбитый отчаяньем, чуешь раскат,
И в сиянии, в знобко белом золоте лат
Рослые смелые сквозят изваянья.
Кинешься — здравствуй, но меж пальцев златой народ
Прочь утекает. Лишь куполом древним
Небо преданно пред тобою встаёт,
И — в чутком утреннем шорохе вод
Льются нам в кровь и пот золотые тени.
Кто мы? Чем нам располагать? Всем нам располагать!
Также как всё вокруг располагает нами.
Можно спать, летать, смеяться и грозовать,
Но главное — с лёгкостью вещи все называть
Острыми, как лоза, звучными именами.