Журнальный мир

ДУЭТУ

АЛЛЫ ИОШПЕ И СТАХАНА РАХИМОВА

Что миру подарил Узбекистан?

Красоты Бухары и Самарканда,

Ташкента, Намангана и Коканда,

Валюту сум, плов, маш, чак-чак, лагман.

А кто прославить смог Узбекистан?

Тимура вспомним, вспомним Улугбека,

И Навои, мудрейшего узбека,

И вас, конечно, дорогой Стахан!

Ваш голос уникален и красив,

Он с голосом навеки сплёлся Аллы,

И вам двоим рукоплескали залы,

Где «Ночки луговой» звучал мотив.

Подобного дуэта в мире нет,

Пускай певцы иные голосисты,

Вы неспроста народные артисты,

Как прежде, популярнейший дуэт.

Немало вами пройдено дорог,

Немало бед вдвоём вы испытали,

Ещё бы – целых десять лет молчали,

А это, прямо скажем, долгий срок.

Стирали ваши записи враги,

Отказывали в званьях и в работе,

Но всё прошло, и снова вы поёте,

Да будет так! Господь вам помоги!

И невозможно вас не уважать

За мужество, за верность, за таланты.

С годами не тускнеют бриллианты,

Ничто не помешает им сиять.

Что нынешние звёздочки? Из них

Немногие останутся на сцене.

Вас любят люди разных поколений,

Идут, как прежде, слушать вас двоих.

Рахмат-шолом за ваш небесный свет,

За ваше настоящее искусство,

За вложенные в ваши песни чувства,

За то, что был у нас такой дуэт!

ПРАВЕДНИК МИРА

памяти Жаниса Липке

Любые колебания эфира

Не существуют сами по себе.

Мир держится на праведниках мира

И на небесном свете в их судьбе.

И мысль о том, какой ценою будет

Оплачен свет, не посещает их.

Но если вдруг исчезнут эти люди,

То мир утонет в горестях земных.

Над рижским гетто каменеет воздух,

И спрятаться нет места на земле,

А свет луны, блуждая в жёлтых звездах,

Вот-вот исчезнет, пропадёт во мгле.

В застенках гетто шансы выжить хлипки,

У многих не получится суметь.

Но не затем родился Жанис Липке,

Чтоб наблюдать, как торжествует смерть!

И потому, законы Тьмы нарушив,

И не нажив на этом ни копья,

У смерти воровал живые души

Латышский докер и его семья.

Он знал, себя надеждою не грея,

Когда из ада рисовал маршрут –

За каждого спасенного еврея

Ему при жизни вряд ли воздадут.

Он сердцем примет истину простую:

Ты – праведник, а значит – проводник

Из темноты на свет, в юдоль земную,

Где жизнь от смерти отделяет миг.

И у тебя на этот миг есть время

Переодеться в робу со звездой

На смерть приговорённого еврея,

Который будет выкраден тобой,

Ну, а за ним – другой, четвёртый, пятый

На собственный смертельный риск и страх

Из гетто будет вывезен и спрятан

В подвалах и в подземных тайниках.

И всякий раз он возвращаться будет,

Пройдя сквозь сердце каждого из нас.

Вы помните его, скажите, люди?

Поклон ему от всех, кого он спас!

На Кипсале распахнута калитка

И пахнет дёгтем ветер над водой.

Контрабандист и докер Жанис Липке

Вновь надевает робу со звездой.

СТРАННЫЙ ГОРОД

Почему-то всё чаще замечаю утрами,
как, вселяя смятенье в мой кровный покой,
странный город к оконной обшарпанной раме
прислоняется сизой небритой щекой.

Странный город, зачем ты стоишь и бормочешь,
оттопырив балкона дырявый карман?
Может, чью-нибудь душу разжалобить хочешь
или попросту выклянчить рупь на стакан?

В самом деле – мы в детстве с тобою дружили,
только нынче навряд ли тебе помогу,
потому что теперь я, как честный дружинник,
чистоту и порядок в душе берегу.

Посмотри, как я дико тверёз и опрятен,
как берёзово свеж, словно юный спортсмен.
Посмотри, как мои тёмно-русые пряди
треплет розовый ветер больших перемен.

Посмотри, как уверенно сдвинуты брови
в час, когда по щетине душевных невзгод
я привычно скольжу, остроумный до крови,
как столичное лезвие фирмы «Восход».

Посмотри, уже солнце встаёт, успокойся,
вот уже и заря полоснула во мгле.
Что стоишь? Уходи, ради Бога, умойся.
Видишь, ночь запеклась у тебя на стекле.

МАЛЬВИНА

Средь рисованных звёзд на дырявом сукне облаков,

Между лунным серпом и обмолотым краем восхода

Мы живём, под собою не чуя Страны дураков,

Мы живём, над собою не чуя руки кукловода.

Папа Карло, прости нас, твоих непутёвых чудил,

СорвалИсь мы с гвоздя за кулисы, где в юном апреле

Чей-то призрак бродил по Европе и перебродил,

Превратившись в вино, от которого мы одурели.

Папа Карло, прости недостойных хрустальной мечты!

Нас нельзя выпускать в этом виде на мирную сцену…

Если есть у кого-то осколок былой доброты –

Вскройте им поскорее мою деревянную вену!

А когда я умру – в этом действе, что детством звалось,

Мне запомнится только, как прежде смеясь и тоскуя,

Я любил эту куклу с сиреневой прядью волос.

Я любил эту куклу, набитую куклу такую…

ПРОВОДЫ

У дороги тишь да гладь,

Русская равнина.

На пороге дома мать

Провожает сына.

Пара стоптанных сапог,

Фляга с самогонкой,

Да холщовый узелок

С маленькой иконкой.

А за домом, в тишине,

Рано на рассвете

По родимой стороне

Воет черный ветер.

И над полем, где жнивьё

Полегло далёко,

Кружит в небе вороньё

С запада к востоку.

– Ты вернись, сынок,

На родной порог, –

Говорила мать на прощанье:

– Поскорей живой

Ты вернись домой, –

И сумей сдержать обещанье!

– Не печалься, мать,

Не тебе ли знать, –

Говорил в ответ сын родимый:

– Через день к утру

Я к тебе приду, –

Я вернусь живой, невредимый!

Перекошен ветхий тын

У родного крова,

Не сдержал впервые сын

Собственного слова.

Он не знал, что на войне,

Где не ждут прощенья,

До утра дожить трудней,

Чем до возвращенья.