Стихи
Стихи
Ночью
Лампа грела интерьер:
стол и стул. На стуле,
будто пленный интервент,
он сидел сутулясь.
Это крах или игра —
он висок (не дурно)
словно дулом подпирал
пальчиком скульптурным.
Он смотрел нехорошо
трезвыми глазами.
Шевелил карандашом,
ноготок кусал он.
Чиркнет и опять туда
смотрит: звезд, как грязи.
Там огромная луна.
Не луна, а праздник!
Что вынюхивал? Зачем?
На кого работал?
Чей он был агент? Ничей?
Просто так? Ну то-то.
Все сидел, капризный. Ночь
двигала светила.
Одинок, не признан, но
грифелем водил он.
И поставил точку — здесь.
Встал, пошел, зевал он.
…Две минуты на листе
что-то доживало.
* * *
Т. Варфоломеевой
Он старится. Ему под тридцать.
(Глубокий вдох, считать до ста.)
Он рыцарь. Он тяжелый рыцарь —
случись что, и уже не встать.
Он без оглядки шел по жизни.
Ни звезд, ни смерти не искал.
Почти как все — в линялых джинсах,
в зрачках — надежда. Не тоска.
Но выглядел чуть-чуть усталым
и безразличным. Все равно
он был влюблен. Хоть не писал он
стихов. Да, он не Сирано:
голубоглаз, плюс титулован,
удачлив плюс. Итак, он шел —
нет слез в душе и нету злобы.
И совершенно не смешон.
Как домино шаги звучали,
ночь приближалась. Как удав.
Мой друг, Патрокл мой отчалил,
отчаянно смолчав, куда.
…Уже накрапывали гимны.
Был вечер, как шотландский скотч.
Итак, он шел — шел, чтоб погибнуть —
в Варфоломеевскую ночь.
* * *
Чего тебе еще, художник?
О чем рефрены-рифмы шепчешь?
Ты слышал лепет страстной дрожи
из уст непобедимых женщин.
Какие «творческие муки»?
Ведь ты срывал плоды, как в басне.
Кому благоволили музы
без жертв, без виражей кабацких?
А ты перед лицом планеты
скорбишь, и скорби нет прекрасней,
чем перечень ничьих и недо-
реализованных фантазий.
Сочувствия? С чего б, избранник?
Тем ни гроша, тебе алтын.
А ты — забыл его истратить,
а ты зарыл его, а ты
с улыбочкой не по погоде,
как в cinema, стоишь и машешь
вослед всему, что в даль уходит:
уходит вдаль, и вдаль – и дальше.