Стихи
Стихи
* * *
Во всех разговорах, открытых в ночи,
Как Петр-апостол ты прячешь ключи
На завтра…
Сквозь строй указателей гонишь вперед,
Ища за словами желаемый брод.
Ешь завтрак…
Минуте сегодняшней все нипочем,
Она растворится неспешным ручьем.
Услышишь?
Все ль реки стремятся навстречу ручью?
Тебя и себя успокоить хочу,
Стать выше…
Горячечной жизни земные толчки…
Зачем невесомости наши скачки?
Не вздохи…
Зачем перевернутый мир посещал,
Любить нам друг друга Господь завещал?
Мы — крохи…
* * *
Памяти деда моего,
Сергея Ивановича Федорова, посвящается
По весне дед в подполе откачивал
Паводка нагрянувшую муть,
А ему на спину твердым мячиком
Что-то умудрилось сигануть.
Плюх — и в воду темную стремительно,
Доски там прилично подняло.
Он — рукой, «на всякий», предварительно:
Что за черт? Откуда принесло?
А насос выбрасывал ненужное
Из нутра родимого гнезда.
— Оля, ты? — И сердце занедужило,
Защемило деду неспроста.
Первое крещение получено,
В закромах — особая купель.
Не молитв слова, в веках заученных,
Надо мною ангельски пропел,
А по-русски — ряд словечек искренних.
— Слава Богу! — атеист сиял.
Половицы слышали ту исповедь,
Да кулек из мокрых одеял.
Внучечка-первячка, несмышленая,
Приползла сама! Хватило сил.
Что вода была совсем студеная,
Дед до самой смерти не забыл.
Тоска по проруби
Для альпийской привычной зимы
И сочельник крещенский «без шубки»,
Разве в глянец оденет, умыв
Неспешащим дождем мелкозубким,
Мостовые и сети дорог.
Шпили острые храмов увязнут
В серых тучах замшелых тревог,
Убежав от земных безобразий.
Вновь во мне попытаются взмыть,
Возвращая все жесты и шутки,
В старой ленте уральской зимы —
Прорубь. Озеро. И предрассудки…
Окунались, забыв про мороз,
И шуги чуть поранившись кромкой,
Ничего не боялись всерьез,
Даже жизни несчастных обломков…
* * *
Мой Дальний Восток — мегаполис особый
В смолистых объятьях бессчетных лесов.
С изюбра котлеты, на шапочку — соболь,
Таким и запомнился матушкин кров.
На марь, да с ведром, голубику полопать,
И синим друг друга смешить языком.
И с полными ведрами дружненько топать
По рельсам, коротким путем, босиком.
«Чего ты?» — «Резиною пальцы набила,
За лето как будто малы сапоги…»
Неужто когда-то и вправду все было?
Варенья в тазу наварить — пустяки!
Грибов на жареху, засол, маринады…
Из леса не вытащить, дождик прошел.
А на зиму все это надобно-надо,
Подполье полнехонько — полон и стол.
Соленые грузди с лучком да в сметане,
Едва ли особый забудется вкус!
И в печке огня нескончаемый танец,
И искорки быстрый укус.
* * *
Дедам раз досталась японская сеча,
Хасан, Халкин-Гол, Приамурье Земли,
Оттуда земную путевку сердечно
Родами и родами мне поднесли.
И бабки мои, нарожав терпеливо
Мне теток и дядек, одна за другой,
Ушли потихоньку, и даже стыдливо,
В песок золотой под бескрайней тайгой.
Мол, что они сделали путного в жизни,
В глубоком тылу воевав с нищетой?
Ведь как ее, горькую, слезно не сбрызни,
Медали — у мужа в шкафу, он — святой!
Одна говорила: «Рука отнялася…
Сходи на колодец, воды принеси,
А то мне не выкрутить. Вот ведь напасть-то!
Ты вон — молодая и полная сил!»
Другая сидела у края кровати:
«Совсем почему-то не чувствую ног!
Возьми там, в шкафу, матерьяльчик на платье,
На лето пошьешь сарафан себе впрок».
А младшая тетя дарила наряды
Свои, если ношеные, то чуть-чуть,
И я собирала на велике взгляды,
Забыв, что могу и сверкнуть…
А прииск работал, и бряцали драги
Орудием мирным вдоль узеньких рек.
И послевоенным хватало отваги —
И снова входил в этот мир человек.
* * *
Гляжу — в глазах не небо, а восток
Коричневыми финиками сладкими.
Вдоль поезда Москва-Владивосток
Торопится, вытягивая слабенько:
«Купите сок! Гранатовый! Вам сок?» –
И тянет кверху темную бутылочку.
А раньше бабка теплый пирожок
Всучить пыталась: — «С пылу, не остыл еще!
Картошечка горячая, с лучком!
Капусткой квашеной похрумкай, доченька!»
С газетным незатейливым кульком
Неслась обратно я во всю-то моченьку,
Назад в вагон, соседей угостить,
Не дать остыть нехитрому, домашнему…
И чьих-то рук заботливых вместить
Тепло чего-то очень настоящего…