Стихи
Стихи
Брест
Странный город, вжатый в границу, как нож
между рёбер, где и даром,
что откуда ни глянь – всё равно ты похож
на стоящего рядом,
где становишься средством: акварелью, трубой,
камнем, бросающим тени, глиной,
тем, что при перемене квартиры порой
оставляют в гостиной.
Н Т Р
С. Бутурлимову
Осознанная необходимость – лечь,
свернувшись, лицом к стене.
Утратить зрение, слух и речь…
Того, что прожил, сойдёт вполне:
на некролог не более строки,
слезы в развалинах щеки.
Гоняют мяч по полю мужики
в ворота собственной тоски.
Как будто ты прошёл сквозь дверь,
сбежал
по лестнице
во двор.
Как будто ты
один
теперь…
Глядишь на монитор
компьютера
и видишь тот же кукиш.
А. Ч.
Не грусть, но пустота,
звезда и скупость лампы
на поле зимнее листа
накрапывают ямбы,
каракули души
кириллициной вязью.
Висят, как блиндажи,
обляпанные грязью,
тома всемирных книг.
Стеллаж длиной в гекзаметр.
Гляжу, как выпускник,
промаявший экзамен.
Гляжу, что не ко мне
пришла смешно, надрывно.
Бутылка «Каберне»
стоит по стойке «смирно».
Колыбельная
Как же дико, страшно, жутко –
жить! Все – морок и беда.
Отлучаться на минутку,
пропадая навсегда.
Помнить все. И то, и это…
Кто – тебя и ты – кого…
Вряд ли чувство было светлым…
И оно давно мертво…
Как же резки, беспощадны
капли этой синевы!
Мостовые скользки, шатки…
Не сносить мне головы!
Видеть все. И то, и это…
Мордой – в столб иль об косяк…
Ах, спасибо! Да, с рассвета
я башку ношу в руках…
Как же грустно и печально
мир летит ко всем чертям!
Ах ты, майя, майна-чайна –
будем в топке по часам!
Ничего. Ни то, ни это…
Ночь, ты сам себе Бабай…
Потуши-ка сигарету…
Если можешь, засыпай…
* * *
…А время тихо тикает,
тикает под шумок.
Я говорю заикою,
что золотой песок
на пляже скоро кончится
и слезет весь загар.
Уже несется гончая…
Кораллы не украл
у Клары. Только ракушки
я слушал вечный шум.
И был вне кадра, ракурса,
но не кричал «бежим
в тень!», хоть была и та еще
жара. С горла я пил –
не жаропонижающие –
вино и спирт-этил.
Не глянцевый, а – сланцевый,
не снимок – негатив,
на берегу останется.
Его сдадут в архив.
* * *
Евгению Бесчастному
На Гоголя, бывшей Костюшко,
мы грелись осенним, потухшим,
затерянным в ветках лучом.
Алела аллея пред нами.
Горела листва под ногами.
И тлел разговор ни о чем.
Богиня в ботфортах и в мини
впорхнула в салон «Ламборгини»,
наведав салон красоты.
Пропойца спросил сигарету.
Промямлил, что песенка спета,
что некуда дальше идти.
Пошел, между прочим, куда-то,
качаясь, в лучинах заката.
И темень сгущалась пред ним.
И стало нам жарко и зябко,
неловко и стыдно. А лавка
почудилась домом родным.
Что ж, прав он, что песенка спета.
Не хватит аллеи и света
мотив до ума довести.
Мы двинемся тоже с тобою
во тьму, вслед за ним, за спиною
оставив салон красоты.
* * *
Клоунада чарующей осени –
патлы рыжие… Так, с легонька,
подбиваешь каштан-червоточину.
Потому что смешно и пинка
всё заслуживает – не по злобе, не,
там, с какой-то великой тоски.
Просто очень смешны, не особенны,
тяжелейшие наши грехи.
* * *
Ни слов, ни музыки не надо.
От дома к парковой ограде
недолгий путь лежит.
Любимая, мы одиноки.
На этой самой верхней ноте
поется наша жизнь.
Ее не слышно в общем гаме –
как ни настраивай динамик,
антенны в небеса.
Вот все, что есть, совсем немножко –
ограда, узкая дорожка
и света полоса.
Несколько стихотворений из цикла «Необязательные вещи»
Три корочки
У меня есть три корочки…
Две красного и одна голубого цвета.
Чуть не сказал – покрывшаяся плесенью.
Удостоверения писателя, журналиста и инвалида.
С двух красных мне никакого прокорма.
Лишь нервы, неустроенность в личной и общественной жизни.
И только голубая, «заплесневевшая»,
поскольку она у меня с самого рождения,
позволяет мне еще кое-как удерживаться на плаву,
сводить концы, вернее, прятать их
в воду, водку и кофе.
Две красных корочки, целые и невредимые,
пылятся в шуфлядке письменного стола
наряду с другими такими же
необязательными вещами.
А голубую, «заплесневевшую», крошащуюся,
я всегда ношу с собой
во внутреннем кармане пиджака.
Там же примерно, где вроде бы находится сердце.
Иногда, когда приходится совсем уже туго –
при встрече с ментами, в госучреждениях или другим хамлом –
я ее достаю, боясь раскрошить окончательно.
И она иногда меня выручает.
Хотя, конечно, было бы лучше
обойтись без нее.
Как, впрочем,
и без других необязательных вещей…
Смотритель хлама
«Писательство, – говорит Андрей Битов, –
это неспособность ни к чему…»
И ты это точно знал,
когда умножал метафоры в столбик.
И невесть откуда рождавшийся шепот
рифмами подгонял под несуществующий опыт.
Теперь же
ты потерял
и эту способность –
неспособность ни к чему.
В наугад открытом
вордовском документе
ты собираешь
случайные
необязательные вещи
и расставляешь
по виртуальным полкам,
как некогда книги
в родительских книжных шкафах.
Смотритель хлама,
ты лишился
метафор, шепота, рифм.
К сорока с небольшим
ты приобрел вот эту способность –
созерцать необязательные вещи.
Видимо, это старость
Видимо, это старость.
Необязательные вещи
обретают первостепенное значение.
Полить цветы.
Протереть пыль.
Проветрить комнату.
Накормить гостя.
Видимо, это старость.
Уже не интересует,
кто победит на выборах и в Лиге чемпионов.
Всегда побеждают одни и те же.
Тот, кто побеждает на выборах,
уже победил мои юность и зрелость
и, по всей видимости,
переживет меня.
А в Лиге чемпионов
побеждает тот, кто сильнее.
Тот, кто сильнее,
тому все равно
до меня нет дела.
Вообще, тот, кто побеждает,
тот, кто сильнее –
переживет меня
и ему до меня нет дела.
Так что, главное, не забыть –
полить цветы и накормить гостя.
Раньше, помнится, гостю
перво-наперво
предлагалось выпить.
Видимо, это старость.
Проговаривать вслух
очевидные вещи.
Полить цветы.
Проветрить комнату.
Выпить снотворное.