Стихи
Стихи
* * *
Причаль к отчаянью, причаль,
блаженны плачущие, ибо
спиртное низкого пошиба
подогревает их печаль.
На подоконнике свеча,
блаженны изгнанные тоже,
с них больше не сдирают кожу,
не жгут в освенцимских печах.
И, умирая сообща,
блаженны алчущие правды,
встают погостные ландшафты
на их заброшенных мощах.
* * *
Из прошлой жизни, в которой я был рабом,
не помню крыльцо, деревянных ступеней всхлипы,
не помню раскрытые окна, хозяйский дом,
апрель и паркет в клейких почках со старой липы.
Не помню еще, как в горячке лежал ничком,
как мать ткала и стирала в дневное время,
и грела хозяйские простыни перед сном,
и мне из людской приносила питье с вареньем.
И ночь, когда звала врача для меня,
не помню, и как в ответ отец-благодетель
зевая, сказал: «Не тужи, мы одна семья», —
а мать молчала в слезах и хотела смерти.
Жила-была баба
1
Там, где речка ускользает
вдаль на божью милость,
у избы под образами
полсела столпилось.
Выходила баба в черном
саване из жути
среди бела дня за черта,
с кем судьба не шутит.
Сколько слезок в пуде соли,
столько лет без мала
баба гордая на волю
с кровью вырывалась.
2
Поднялась в саду осина,
наклонясь к оврагу.
Обожала баба сына
от худого брака.
Все заглядывала в очи.
Охнуть не успела:
на войну забрали ночью
бабьего пострела.
Печь топила с похоронкой
и щенков — без чиха.
Горевала баба громко.
Убивала тихо.
3
Тяжело, поди, беcхозной
век ходить во вдовах.
Полюбила баба поздно
мужика чужого.
Вот ведь, бесова пекарня,
это бабье лето!
Отучила мигом парня
от жены и деток.
Пела баба: «Мой соколик»,
парень — ни бельмеса,
ревновал ее до колик
и с тоски зарезал.
Гроб роняли по ухабам.
Снег валил дней девять.
Хороша была та баба,
как царевна-лебедь.
* * *
Послушай же, как тихо я дышу,
ничем не выдаю свое присутствие.
Столовым полотенцем по ножу
скользнуло вдаль безмолвие изустное
на магистраль, обутую в дожди,
на ворона, сидящего под вывеской.
И дюже хорошо, того гляди —
глаза напротив радости не вынесут.