Стихотворения

Стихотворения

* * *
Серпантинная дорога –
жизнь моя, моя стезя.
Впереди бежит тревога
и догнать ее нельзя,

обойти, вздохнуть свободно,
все предчувствия гоня,
потому что, соприродна
мне, она сильней меня.

И всегда была – в начале,
и останется в конце –
старшею сестрой печали,
тенью на моем лице.

 

Солнечное сплетение

Этот узел меня доконал:
мало было других безобразий –
он прямой открывает канал
для космической связи.

Как локатор, сигналы ловлю,
отзываюсь на них поневоле.
Гроз и солнечных бурь не терплю,
ненавижу магнитное поле!

Каждый чих всяких дур волновых,
как зеркальное их отраженье,
повторяю. Но прямо под дых
бьет любой поворот и движенье.

Протестую (с годами – сильней)
всею плотью, болящей и тленной,
позабыв, что и болью своей
я причислена к лику вселенной.

 

Возьми меня в ученики

Возьми меня в ученики!
Я не прошу внимания –
лишь крошками корми с руки
взаимопонимания.
Не холь меня и не лелей –
я из того сословия
словесного, кому елей
опасней, чем злословие,
чем холодность и неуспех,
чем древний страх цикуты.
И мне достаточно утех
одной душевной смуты.

Любую предназначь судьбу –
как пес, я кинусь в ноги
и вынесу, хоть на горбу,
все рытвины дороги,
и рвы, и надолбы пути,
что прочих всех дороже, –
лишь ручку мне позолоти,
чтоб почерк вышел строже.

Возьми меня в ученики
и не давай поблажки!
Твои уроки, жизнь, легки,
хотя и слишком тяжки.

 

Колесо фортуны

Наталье Аришиной

Карты легли или звезды взглянули добрее?
Что ни задумаю, стало вдруг все получаться,
как у того ловкача, молодца, брадобрея,
что со своею Сюзонн так спешил обвенчаться.

Граф Альмавива! Все ваши усилия тщетны:
не переплюнуть, хоть лопни, любимца Фортуны,
чей темперамент, сродни извержению Этны,
сплошь заполняет собою любые лакуны…

Не оплошать бы и мне: упоение кратко,
и не откупишься: в том же флаконе – расплата.
Наша Фортуна на многие фортели падка.
Как тут не вспомнить отвергнутый дар Поликрата?!

 

* * *
Хоть большего мне и не надо,
но меньшего я не хочу.
Обещана коли награда,
пускай я ее получу.

Желательно раньше, чем позже,
натурою, а не деньгой –
добавкой шагреневой кожи,
цветной новогодней фольгой,

асфальтовой мглой под ногами,
шуршанием палой листвы
и свечкой каштана, как в храме,
затепленной в сердце Москвы.

 

В чистом поле

Вот лежит это чистое поле,
голубых под луною кровей –
Приходи разгуляться на воле,
снегопад, снегодуй, снеговей.

Заводи свою жалобу, вьюга,
затяни свою песню, пурга.
Будто ищут смертельного друга,
закадычного кличут врага.

Где здесь половцы? Где печенеги?
Далеко ль Золотая орда?
Так печально о вещем Олеге
этой ночью гудят провода.

Все так близко и так неделимо,
что не скажешь наверняка,
облака ли проносятся мимо,
или ветер торопит века?..

Но бескрайние эти равнины
не обнимет ни голос, ни взгляд.
Все стирает – и беды, и вины –
снеговей, снегодуй, снегопад.

 

* * *
Ну, и какой тебе надобно воли? –
Низкое небо в заснеженном поле,
свет еще брезжит, но скоро уйдет,
точно народник унылый в народ.

Ты же иди на любые четыре
стороны света, известные в мире.
Или подальше куда-то еще,
как объяснят тебе через плечо.

 

Выселки

Снежное марево, кружево, крошево –
дом занесло аж по самые уши.
– «Как вам живется? Что в мире хорошего?» –
Скажут ли мне стариковские души?

Белое, черное – сколько запасов! –
Только контрасты в российской природе.
И надрывающий сердце Некрасов –
наш современник при всякой погоде.

Недалеко и отъехали, в общем-то:
час электричкой да час на автобусе.
Дятел, синички – все местное общество,
и не ищи эту пропасть на глобусе.

 

Картина

Художнице Елене Колат

Небо вроде чуть поголубей.
Женщина в очках, нелепой шляпке
в зимнем сквере кормит голубей,
снег летит на розовые лапки.
Кажется, что весь окрестный свет
сторожит чугунная ограда…
Женщина их кормит столько лет,
что уже и уходить не надо.
Не из нашей жизни существо:
и открыта так и простодушна,
будто со святыми есть родство.
Ко всему готова и послушна.

Замкнуто полотен бытиё.
Трогать их нельзя – смотреть и видеть.
Это хорошо: в толпе её
и толкнуть могли бы, и обидеть.

 

* * *
Гроза гуляла по окраинам,
вовсю играя желваками.
Она ревела зверем раненым
и зло ворочала белками.

И запахи озона пряного
грозили бунтом и убийством,
и, двигаясь с упорством пьяного,
она дышала евразийством.

И сокрушала все на подступах,
стволы валила и столбы,
и в быстрых молниевых отсветах
я видела лицо толпы.

 

* * *
Придется завести собаку,
чтобы кого-нибудь любить.
Ведь если верить Зодиаку,
у Девы спутник должен быть.

Веселый, чтоб душа наружу,
Но воин, хоть бы и один.
Куда там сыну или мужу –
Он не предаст, как муж и сын.

Я расшибусь в лепешку, чтобы
не обмануть твоей любви,
о мой дружок высоколобый,
с неясной примесью в крови.

И если повезет, до гроба
нас обойдет печали тень.
И, чтоб не мучиться, мы оба
умрем в один и тот же день.

 

* * *
Куда же ты, радость моя, подевалась?
И в руки плыла, да никак не давалась.

Куда же ты, счастье мое, утекло?
Так близко ходило, что блузку прожгло.

Надежда моя, с кем живешь ты теперь?
«Не бойся, – твердила, – все сбудется, верь!»

Любовь моя, ты лишь осталась со мной.
Одна только ты всем потерям виной.

 

Пятый элемент

Над улицей ночной Одессы,
неповоротливо легки,
летят, гудя, как «Мерседесы»,
большие майские жуки.
Такси воздушное свободно. –
Ну что же ты? Лови момент.
Лети, любовь, куда угодно,
неверный пятый элемент.

Не бойся, я не буду нищей:
со мной останутся всегда
огонь, нуждающийся в пище,
зверек прирученный – вода,
и ветер, с норовом мальчишки,
как парус треплющий поля,
моей, быть может, лучшей книжки…
И ждущая свое земля.

 

* * *
Когда Он дары раздавал, мне хватило всего,
всего, кроме, может быть, капли безумной отваги.
Бесстрашной была только раз я, и то на бумаге,
а в жизни – ни разу. Ни до и ни после того.

Мне нет, и не будет, наверно, уже оправданья:
зачем испугалась я стать твоей тенью, мой свет?
Теперь я – лишь тень, чьи всегда одиноки скитанья,
и света не будет ближайшую тысячу лет.

 

* * *
Ах, не этих скаредных кукушек,
не любимца сцены соловья –
хоровое пение лягушек
слушаю, развесив уши, я.

Как у них выдерживает горло?
Врассыпную разом все мальки.
Из нутра такая страсть поперла,
что, боюсь, не устоят мостки…

Если бы меня вот так любили,
так хотели б от меня детей,
Я жила б счастливой среди лилий
на виду у белых лебедей.

 

* * *
Зачатый на лоне природы,
ребенок мой жив и здоров.
На лбу его отблеск свободы,
пугающий всех докторов.

А я над его колыбелью
стою, обалдев от любви,
покуда заносит метелью
все храмы мои на крови,

и эти воздушные замки,
и те голубые мечты,
поскольку у няньки и мамки
желанья, как репа просты.

И столько на сердце заботы,
и столько тревоги в лице,
что можно до самой субботы
не вспомнить о блудном отце.

 

* * *
Не надо забегать вперед,
пусть все идет, как есть:
за ночью – день, за годом – год,
за ожиданьем – весть.

Пусть все случится в свой черед,
но чтоб жилось легко,
не надо забегать вперед
и видеть далеко.

Не надо трогать переплет,
как бабушкин ларец.
Не надо забегать вперед –
заглядывать в конец.