Стихотворения

Стихотворения

Предисловие Андрея Попова

Саша был поэтом от Бога. Его стихами восторгались многие столичные литераторы. Увы, судьба была к нему строга. Он родился в 1971 году в городе Нарьян-Маре Ненецкого автономного округа Архангельской области. Детские годы прошли в деревне Усть-Ижма Республики Коми. Закончил Щельяюрскую среднюю школу, работал в районном узле связи электромонтёром. Стихи публиковались в коллективных сборниках. Автор книги «Яблоко осени». Учился на Высших литературных курсах. Но там у него что-то не заладилось. И после Москвы душа его замолчала. Он жил в Щельяюре – это Ижемский район Республики Коми. Мы с ним переписывались и перезванивались. Я подготовил несколько его публикаций в литературном альманахе «Белый бор», он хотел вернуться к активной литературной жизни. Но депрессия была сильней. 17 февраля 2013 года позвонил ижемский священник и сообщил о смерти Александр Поташева.

Андрей Попов

 

Берег

Еще в небесной гавани Печоры
в вечернем ветре плещется заря,
и парусами сонно никнут шторы
у тихого причала ноября.

Сойду со сходней ночи в гулком поле
и припаду к щемящей тишине,
где от костра необратимой боли
ты пламя рук протягивала мне…

Уже зима в забывчивости слепла.
Так почему ж, ослепшему вчера,
мне даже снегопад казался пеплом,
хрустальным пеплом твоего костра?

Где без конца – единое начало –
цепная ночь не сходит со двора.
Я оторвусь со своего причала
за звездным дымом твоего костра.

И отойдет с печальным опозданьем
от горизонта дымка птичьих стай…
Я вновь шепчу кому-то: «До свиданья!»,
когда так надо прокричать: «Прощай!».

 

* * *

Игорю Туманову

Сорви на пальцах до костей коросту,
чтоб от удара лопнувшей струны
качнулась ночь и расплескала звёзды
из вешнего ушата тишины.

Над нами так отчаянно рыдали
друг другу в унисон колокола,
когда в удачу, словно в удила,
ловили мы безудержные дали.

Но кто из нас надежде не вручал
себя, как есть, до гробовой, до самой
тоски…Когда теряли наши мамы
усталых рук единственный причал.

 

Причал

Какой туман! Я снова на причале.
Паром безлюден. Мне уже пора.
А мысли, словно бабочки, сгорали,
всю ночь слетаясь к пламени костра.

Мне нравится, что тратится на брызги
его восторг у призрачной черты,
что жаждет жертвы, что в предсмертном визге
взмывает выше собственной мечты.

Сгорю и я на этом перегоне,
Спорхну с улыбкой с вешних губ земли.
Гори, костёр, пока пасутся кони,
их звёздный зов оплачут журавли.

Гори, костёр! А по ступеням терний
небесных лестниц с шелестом дождей
восходит осень гулкою вечерней
в алтарь зари с кадильницей твоей.

Гори, костёр, пока грустит о чём-то
с причала ночь, и чудится с кормы –
топор заката в плаху горизонта
уже вошёл по рукоять зимы.

 

Дворовый лирик

Он душою наизнанку
нежно вывернут к закату.
Он «её», достав по блату,
заложил в стихи и пьянки.

Он согласен свое сердце
отфутболить, словно мячик,
в ночь, в распахнутые дверцы
продавщиц и пылких прачек.

Постигать его, как повесть, –
смертью смертным дан рассудок.
Он – загадочная помесь
двух живых пределов суток.

 

Памяти дочери

Ты выпадешь снегом, я знаю,
Из Млечного круга.
Прижмешься ко мне, неземная,
Доверчивой вьюгой.

И небо сойдет за тобою,
По белому следу,
Когда из весны и покоя
Ты выпадешь снегом.

Проступишь из вышнего плена,
И, словно случайно,
В развернутом свитке Вселенной
Ты высветлишь тайну.

И тайну отпустит на волю
Полуночный Вестник,
Когда из безмолвия боли
Ты выпадешь песней.

К высокому завтра нескоро
Привьется начало
Вчерашней надежды, которой
Окажется мало.

И с небом сегодня не слиться
Обветренным векам,
Откуда ты падала птицей,
А выпала снегом.

 

* * *
На Восток, мои дороги, на Восток.
Не восходит над туманом Коловрат.
Мне на Родине бы – Родины глоток.

Богородица сегодня поутру
Подняла лебяжье воинство Своё.
Песней предков тает роща на ветру.

Напои осенней зорькой, напои
Из горстей крылатых вешние глаза.
Искупительных дождей шаги твои
Напророчила последняя гроза.

 

Спокойной ночи

Стелила ночь на мир,
как на помост,
в лоскутьях сновидений
одеяло,
но только ты
в окошке увидала
моё лицо в веснушках
бледных звёзд.

А тишина печально восседала
во весь бескрайний
и вселенский рост
над глубиной твоих
наивных грёз –
о чём-то призрачном,
о чём-то непутёвом,
о чём-то босоногом,
пустяковом,
о чём с утра не думают всерьёз.

Что полудалью тает,
полузовом
под жуткое баюкание гроз…

 

Домой

Просто
там на высоком лугу,
кто-то жертвует звездные росы.
Просто
ветер венчает пургу
с легкомысленным юным морозцем.
Просто
пьяный я день ото дня,
и на мне снегопад не по росту.
Просто
кто-то заждался меня
у огня по-домашнему.
Просто.

 

Февральская сага

В себе свинцовую печаль
Покоит небо.
Давненько ты со мной, февраль,
Печальным не был.
Шепни мне на ухо, родной,
Случайной вьюгой,
Что гаснут звезды по одной,
Сбиваясь с круга.

Что на бревенчатой груди
Избы-скворечни
Уснул закат, пока дожди
В утробе вешней.
Так почему ты приугас
На самом деле?
И не махнешь в последний раз
Платком метели?

Жестикулируя в окно
Ветвями сада,
Ты что-то высказать давно
Хотел с досадой.
О чем молчали до сих пор
Лесные чащи,
Не прерывая разговор
О проходящем.

Уже без четверти рассвет
Весенних будней…
Февраль, ты свел себя на нет
Уже к полудню.

 

* * *
В халатике, с немыслимой поклажей,
Куда Вы, осень? Улицы пусты…
Безумная! А я смутился Вашей,
случайно проступившей наготы.

Вы помните полуночные ниши,
где до тугой пульсации в висках,
я пил печаль с дымком со дна затишья
и засыпал с восходом на устах.

И пусть, потом, Вы сгинули нелепо
в глухих проулках юности своей.
Безумная, я Ваш весенний слепок,
ещё сочусь из ласковых горстей.

Всему свой срок. И новой провожатой
Уймётся ночь, хрипящая вдогон…
где лишь подранку внемлет виновато
чужих болот завьюженный перрон.

 

Может быть

Я уеду, вешенка, уеду, –
от пути не выкроить ни дня.
Ты моя нелепая победа,
проводи до пристани меня.

Что так зыбко берег твой отвесный
прислонился к паводку разлук? –
Мы с тобой не выдумали бездны,
что уже не разняла бы рук.

Отзнобит под маминой накидкой, –
ты поймёшь, неброско уходя,
что наивно вымокла до нитки
под приметой шалого дождя.

Но, быть может, загодя не веря,
и опять, гадая на восход,
ты украдкой выпорхнешь на берег,
чуть завидев этот теплоход.

А когда впряжется полоненно
полнолунье в звёздное ярмо,
ты к устам приложишь, как икону,
от меня случайное письмо.

Скажешь мне куда-то: «Доброй ночи…»,
как до слёз и крика доводя:
– Доброй ночи! Принимайте, впрочем. –
Отзовётся вдруг среди дождя!

 

* * *
Надрывно вздрогнув редким листопадом,
опомнится над омутом – жива…
– Ну что тебе еще от жизни надо,
с берез не облетевшая листва?

Впервые здесь по-здешни неуютно.
Знобящий сон туманится вокруг.
И только дождь, седой и неотступный,
как старый друг, единственный мой друг.

Не осень, нет, и не расплата. – Просто,
о всех живых над памятью моей
грустила Божья Матерь на погосте,
и Родина моя внимала Ей.