Журнальный мир

* * *

И до рассвета два часа,
И шумно в мире,
Плывут, как рыбы, голоса
В ночном эфире.
Окутан сетью шар земной,
А сеть из звуков.
Звучит вселенная весной,
А голоса идут волной
И друг за другом.
На высшем пляже мир у ног
Лежит ракушкой,
Найдет его беспечный Бог
И будет слушать,
Как еле слышно говорит,
Поет и спорит,
Как мерным шепотом шумит
Людское море.

* * *

Мудрецы говорят, что время разбрасывать камни.
Пусть летят словно птицы, карая блудниц и нищих.
В доме отца твоего крепко закрыты ставни,
У порога слепой с фонарем человека ищет.
Время растить таланты, кормить их славой
И забивать каждый вечер заблудших овец,
Сто пророков, и каждый из них говорит о главном,
И каждый твердит, что он есть начало и есть конец.
В приюте для нищих духом усталый бармен
Превращает воду в вино и ломает хлеб,
Два апостола в темном углу измеряют карму,
Говорят, как вериги от Гуччи сменять на грех.
Разговоры и толки струят в полутемном баре:
«На площади главной опять собирался народ,
Там стояли кресты, а они, каждой твари по паре,
Кричали: - Распни! - и стояли разинув рот.
И камни летели как птицы…». Хрипит радиола
За стойкой, а Меркьюри знает, что шоу маст гоу он.
В продаже святая вода и святая кола,
За окнами дым, пляска ведьм, колокольный звон.
А снег сыпал с неба горькой небесной манной,
Каждый дом был похож на закрытый ковчег с отчаянием.
Вифлеемскими звездами в окнах мерцали экраны,
И вороны с вестью благой по крышам стучали.
В доме отца твоего зажигали свечи,
И девушка пела под сводом, и звук был глух…
Они закрывали очи, сдвигали плечи,
Ловили летящий сверху священный дух.
Закрыли все двери, закрыли все окна. В рубище
Убогий и дикий, далекий от мира сего
Молился за каждого странный крылатый нищий
У двери закрытой дома отца твоего.

* * *

Ночь разделила мир на квадраты окон.
Ночью, как правило, боги играют в игры.
Двери квартир открыты, выходят тигры,
Кроличьи жизни тают в ночи до срока.

Кролики едут с работы в пустых салонах.
Ночь, фонари, валидолу в аптеке к чаю.
Партии сыграны, тигры во тьме встречают,
Боги следят с неподвижных небесных склонов.

Правила этой игры не придумал Дарвин,
Тайные эти мотивы не снились Фрейду.
Хищные виды уходят в ночные рейды,
Лишь травоядные шторы задернут спален.

Окна в ночи поднимаются вверх и выше.
Ниже богов, но над джунглями из бетона
Только поэты сидят в тишине на крышах,
Не подчиняясь правилам и законам.

* * *

От весенней войны за своё спокойствие
Выбивает десять из десяти.
Журналисты с экрана взывают к совести,
Цифры графиков молча растут в сети.
От закрытых дверей расползаясь спорами,
Проникает в души синдром Титаника.
Происходит массовое и скорое
Заражение вирусом тихой паники.
Мир живёт перебежками как под выстрелом.
От ларька с продуктами до авто,
А в мозгу бессимптомно и быстро выстроен
Отрицалобункер из «но зато…».
А весна рассыпает цветы и лучики.
А весне, в общем, пофиг кому и как.
Этот мир уверен, что будет лучшее.
Но что мы там будем – еще не факт.

* * *

Время — лишь ворох
пыльных игрушек,
Забытых в углу.
Вечность — молчание.
Войны закончены, сломаны пушки
И на паркетном полу.
Спят деревянные воины.
Близко сияние
Утра. Восходит заря новой эры,
Новых времен.
Годы — лишь шарики на лапах ели,
Вечность — закон.
Павшие воины скоро
рассыпятся в пыль.
Время стирает границы.
Вечному богу под вечными звездами снится.
Неумолимая быль.

* * *

А вдруг сегодня ты станешь ветром…
Сегодня – можно, сейчас законы
Совсем прозрачны и незаметны.
В своем привычном забытьи сонном
Другие люди и не заметят,
и не узнают,
и не услышат
Про то, как яростно новый ветер
Ломает стены, срывает крыши,
Смотри, как пусто в твоей квартире –
Часы и кофе, уют и скука.
Не надоело – мишенью в тире?
Не надоело – всегда по кругу?
Сегодня день непростой, особый.
Наверно, так уж сложились числа.
И если все же нужна свобода,
Тогда сегодня все и случится,
Летать сначала совсем непросто,
одолевая вороньи стаи,
Но ты так близко увидишь звезды
Невыносимо холодной стали…
Ты будешь ветром, тебе сказали?

* * *

По колено в траве безвременья, изломанной линией
Безнадежно уходят во тьму поколения Имени.
С бесконечного неба слезами утрат приморосило
Поколенья Ивана да Марьи, Петра да Иосифа.

По полыни горячей, калёной, с крестами под кожею
Переходит в расход поколение имени Божьего.
Поколеноклоненны они, покаянно склоненные,
Истираются в прах, разливаются в воды соленые.

Не осталось теперь среди нас ни двора, ни кола его.
Поколение царства, империи, смут - Николаево.
Рассыпаются ветхой бумагой, забытою расою
Поколение Марсово и поколение Марксово.

Сквозь удары зениток и пламя, сквозь всполохи дымные.
Строгим строем идет поколенье Катюши с Максимами.
И гранитные глыбы покроются первою наледью.
А на них имена запечатаны вечною памятью

Как монеты в горсти беспечально и скоро разменяно.
Поколение Ленина на поколение Леннона.
Но для праха и тьмы поколение неуязвимее.
Если не пропадет, если названо именно именем.

Время снова тасует чины, пьедесталы и звания.
Подбирает на память для нас имена и прозвания.
Потому что так надо живым. По дороге в забвение
Безымянным уже не пройдет ни одно поколение.

* * *

Что случится, когда
Бродит рядом беда?
Чьи глаза как вода,
Чьи одежды темны.

У нее за плечом
Ворон сед, ворон черн.
Каждый — с медным ключом
От полночной страны.

Что случилось? Беда.
Слышишь стук в ворота?
Не сбежать никуда,
Злая гостья идет.

Шорох крыльев в ночи.
Не проси, не кричи.
Повернутся ключи,
Душу стужей скует.

В тихом доме беда.
Долго ли? Навсегда.
Глянь, глаза как вода,
Да одежды темны.

У тебя за плечом
Ворон сед, ворон черн.
Открывай же ключом
Дверь полночной страны.