Журнальный мир

Среди низости и безумия, среди мировых мусорных куч, на краю бьющейся в судорогах Европы, островок чистоты и пригожества — Донбасс.

Понимаю: скользящий взгляд путешественника цепляет часто лишь внешнюю сторону. Понимаю: так вот сразу — судить нельзя. Однако изменить впечатлений о Донбассе сегодняшнем — не могу.

Оно и понятно. Впечатление — не мысль, которую можно вывернуть наизнанку, как медицинскую перчаточку, набив её под завязку мелким колющим сором, лжищей и вывертами, чтобы потом эту перчаточку-мысль и сыпанувший из неё сор накрыть водонепроницаемым колпаком, объявив любую кривду — решённым делом и бесспорным фактом.

Ну а впечатления, они на то и даются, чтобы врезаться намертво, так врезаться, чтобы никогда не изгладились из памяти люди и лица, повстречавшиеся мне весной 16-го года в Донбассе.

Они и сейчас рядом со мной: мальчик, несущий перед собой наколотого на тончайшую щепку тёмно-лилового червя и бровью не ведущий на близкие и далёкие разрывы, знать не желающий ни сверстников, ни военных, ни надоевших взрослых; гуттаперчевая улыбка столетней бабы Люни, ласково зовущей миномёт, ведущий ответный огонь близ аэропорта имени Сергея Прокофьева, — «Василёк» и «Вась-Вась Иваныч»; ополченец-интеллигент в очках, сперва выкладывающий на крышу старенькой «Таврии» автомат Калашникова и лишь потом застенчиво выставляющий из машины ногу в лаковом концертном полуботинке фирмы IMAC; дробно ухающий смех речного филина над местами боёв близ Мариуполя; живой, желто-коричневый, с голубоватым отливом полоз, мелькнувший у обгорелого кургана, недалеко от Ясиноватой; и, конечно, музыка! От баховских «Страстей по Матфею» — до кратких Пассионов, то есть до кратких ораторий собственного сочинения, этаких своеобразных «Страстей по Донбассу», сопровождавших меня во время всей поездки, возникавших подспудно, звучавших постоянно…

Всё это невозможно перекроить, переиначить и выбросить из памяти нельзя.

Донбасс нашего времени как та громадная «коза» (так зовут здесь вагонетку со снятыми задними и передними бортами, предназначенную для доставки шахтёров по наклонным выработкам) — Донбасс, со всем своим скарбом, коногонками, тормозками, снова и снова врезается на полном ходу в мою жизнь.

О, Донбасс! О, наивный и светлый!

Угольная земля, угольный воздух — и этим углём добела очищенные, часто сверкающие небывалой цельностью и чистотой людские судьбы…

Донбасс нашего времени — спокоен и твёрд. Воля к новой жизни наполняет его реки, холмы, терриконы, озёра.

Может ли воля перетекать в ландшафты, передаваться природе края? Могут ли воля и твёрдое слово овеществиться: стать переулками, домами, бесстрашными поступками, новыми лугами и посевами?

Здесь, в этих местах, — могут.