Сверим оптику, сверим часы…

Сверим оптику, сверим часы…

Заметки о книге Виктора Петрова «Окуляр»

В 2020 г. в столичном издательстве «Вест-Консалтинг» тиражом, понятно, небольшим, был издан сборник статей, эссе и заметок о литературе известного ростовского писателя Виктора Петрова. Книга носит название «Окуляр» и содержание её имеет несколько сторон, ценных для всякого, кто увлечён литературой и тем, что в ней, что с ней, нашей многострадальной словесностью, происходит.

Первым достоинством книги Петрова я считаю те несколько выстраданных большим личным опытом формулировок существа поэзии.

«Миром правит слово» – такова начальная фраза первой главы. Это традиционалистская аксиома и это же лингвистический постулат. Но в данном конкретном случае – это скорее всего романтический тезис. И личное кредо. Скажу больше: при некоторых условиях «кредо Петрова» применительно к русской культуре XXI века могло бы стать термином или знаком. Если бы не существовало у нас уже «кредо Кузнецова». Неслучайно книга Виктора Петрова в целом следует традиции литературных «воспоминаний и размышлений», одним из ярких представителей которой в наше время является Станислав Юрьевич Куняев.

Возвышенно-романтическое (да, «небродское», не «современное», но всё-таки единственно возможное) отношение Виктора Петрова к поэзии фиксируется в формулировках, приближающихся у него к окончательным. «Внезапность стихов и есть их подлинность. Сперва – звукопись, интонация; смысл не так важен. После – крещёный стократ черновик…». Да, стихи «всплывают» в прибое волн тёмного моря бессознательного/подсознательного, куда фактическая жизнь непереставаемо катит мутноватые разнохарактерные потоки информации. Этот закон рождения, «происхождения» поэзии как ответа духа человеческого бытию, ответа, структурированного и оформленного стихотворным текстом – есть закон подлинный и суровый. Бесконечность и бесполезность, внутренняя бессмысленность и явное бессилие большинства современных «текстов поэзии» связаны с незнанием, непониманием, неисполнением именно этого закона… Либо гнут строку «на холодную», либо используют вместо стали – промышленную дюраль. Петров прав: «Рифмуется поэзия с лезвием. Этот образ не отпускает. Искомая строка живёт сама по себе, живёт раз и навсегда. Изменить череду слов невозможно, равно как и переупрямить стальное лезвие. Его можно только сломать.

Поэзия есть высшим промыслом найденное сочетание слов, чья суть и ладовое звучание вызывают запредельные чувства: обрушение в бездну, горний полёт…».

И конечно, несмотря на изначальную, сердечную справедливость сказанного, в обстояниях 2020 года мы не можем не чувствовать, что это справедливость, которая – задумайтесь! – теряя общекультурную почву, стихает, преходит. Не хочу сказать, что это хорошо и радостно. Это куда как печально. Но – ничего не поделаешь. И Виктор Петров в этом, специально повторю – горьком для традиции историческом контексте – становится, и вольно, и невольно – идеалистом.

К примеру, вот как он оценивает духовную (не душевно-эстетическую!) составляющую Серебряного века, эпохи по идеологическому существу своему – декадентской, упаднической, бывшей индикатором глубокого кризиса, знаком тупика, в котором оказались на рубеже XIX-XX вв. правящий слой, творческая элита, нация в целом, кризиса, созданного завалами экономических и организационных – в первую очередь – проблем. Большой вопрос, насколько социально-политическая ситуация в Российской империи развивалась естественно, а не формировалась силами, имевшими кулуарный взгляд на будущее «этой страны». В этой связи Серебряный век русского искусства (как и сам автор идиомы Н. А. Бердяев) по идеологической своей сути не есть явление сугубо однозначное. И потому Виктор Петров, да, идеалист, когда пишет:

«И только поэты-символисты, пусть и на свой лад, как бы духовно продлили прозрения Достоевского, чувствуя сырой мрак образующейся бездны, которая скоро поглотит Россию, подтачиваемую изнутри смутой безвременья. Удивительно, что в канун вселенских потрясений они, обозванные декадентами, прибегли к новому романтизму, тоскуя о неведомом доселе мироустройстве при воцарении общности и свободы. Символистам удалось обратить современников, а за ними и последующие поколения собственно к поэтическому слову. Во всех их теоретических изысканиях, заметках, подчас противоречивых до взаимоисключения, объединительным выступает духовность. Ценность эстетических установок подкреплена стихотворным серебром».

Так пишет вдохновенно Виктор Петров – указуя на один из действительных и непреходящих истоков и даже своего рода храм глобального феномена русской поэзии. Через десять страниц, перейдя к частностям и персоналиям, Петров в главе об «амазонках» русской поэзии говорит следующее:

«Отдельно стоит Анна Ахматова. Сама по себе. Родом из серебряного века, она одолела неодолимое, подтвердила правило. Слова Блока о том, что Ахматова пишет стихи так, будто на неё смотрит мужчина, а надобно – Бог, не задевают, если подумать о первоначальности. Поэт Анна Ахматова соединила времена, перейдя в иной поэтический ряд, открыв его собой… Но это разговор для будущего».

Сознавая великое эстетическое и теоретическое значение Серебряного века в русском искусстве и литературе я пишу его с заглавной. Это довольно конкретное, хотя и весьма сложное явление, и ему, на мой взгляд, можно иметь имя собственное. Но дело не в этом. Дело в том, что никакого будущего для разговоров о духовности Ахматовой не будет. Никто нам на это не оставил времени. Сущность многочисленных опытов и достижений, камланий и судорожных поисков Серебряного века – от бисексуальных «кувырканий в будуарах» до Религиозно-философского общества – сущность его в секуляризации культуры, в постановке её на рельсы гуманизма, а значит, Просвещения. И общее место: человек (мужчина? женщина?) оказывается здесь на месте Господа Бога. Вот почему Блок прав. Блок прав. А литературе нашей предстоит догорать в вековой недоговорённости. Мы существуем в духовной ситуации постхристианского постгуманизма. Эти правила Ахматова приняла, как только поняла, что Гумилёв – не её человек. Приняла – и пережила их обоих с Блоком на сорок пять лет, получив под конец жизни формальное «помазание» на Туманном Альбионе…

 

Первое замечательное, что формулирует в своей книге Виктор Петров – его глубинное определение «процесса поэзии». (Добавим цитату: «Истинный поэт как творческая личность уже сам по себе образ. Образ поступка.») Ещё одно, мимо чего нельзя пройти – прекрасные абзацы его описаний. Смотрите:

«Взметнулась молния и, как цыганский кнут, стеганула с громовым потягом упряжку вороных туч. Грузная повозка низкого неба, кренясь между суглинистыми ярами, тянулась к верховью. Обронённые вожжи косого дождя сбивали бело- пенные цветы зеленоватых волн».

Что тут скажешь? Тут говорить нечего, тут уметь надо…

И ещё одно большое дело сделал автор «Окуляра», посвятив в разделе «Что душе полезно» максимально полный обзор авторов журнала «Дон». Виктор Петров дал краткие, иногда в один абзац, максимум – в пару страничек, характеристики творчества этих писателей, но главное – ещё раз назвал, тем утверждая их имена. И оказалось, что по итогу-то на всю Россию, среди тысяч авторов, повторяемыми именами остаются только десятки.

В чём ценность дела? Поскольку национальная российская литература (такое название возможно как различительное относительно самодеятельного творчества, с одной стороны, и комерц-премиального официозного мейнстрима, с другой) подвергается централизованному умолчанию по политическим мотивам, никто и никогда в России не может вынести к свету доброжелательного внимания имена и творчество её достойнейших представителей – кроме их же честных и неравнодушных коллег…

И всё-таки, вторым замечательным в книге, посвящённой литературе, а не призванной самой по себе быть художественной литературой, я сосчитаю экскурс в писательскую жизнь Придонья, который мы, благодаря автору, можем совершить. Ошибётся тот, кто скажет, что это касается только литературной жизни региона. Как раз в сравнении с другими регионами, в обнаружении явных и безрадостных параллелей раскрывается та понятная, в общем, истина, что все мы, от Иркутска до Петербурга находимся на одной… льдине, тонущей в волнах Мирового океана. Реалии тут и там одни и те же. Большие писатели большой предшествующей эпохи (а одно без другого не бывает) окончили свои земные дни. Яркие таланты нового поколения (а таковые были) прогорели на ветру безвременья. А времени после Безвременья (или «Большому Безвременью» – как кому нравится) никакая духовная активность масс не нужна. Поэтому литература на местах перерождается в квази-традиционные китчевые кружки, либо централизованно и поднадзорно угасает… Да, нельзя не обратить внимания, что славные страницы литературного летописания, словно после Батыева нашествия на Русь, обрываются в вполне определённое и всем известное время. Оцените, вслушайтесь, как звучат в свете сказанного следующие слова Виктора Петрова:

«На Руси так было всегда: страждущие тянулись к избираемым свыше духовным отцам, чьё участие оказывалось и целительным, и очищающим для души и тела. Истинная русская литература уже с самого своего появления переняла от православного мира эту благую миссию. Нет нужды перечислять наших классиков, чьи литературные деяния в этом смысле были на пользу Отечеству».

Знаете, меня порой просто умиляет, в какой же степени российские литературные люди не хотят, боятся признавать, что на самом деле произошло. Видимо, сознают, что если начать говорить обо всём во всеуслышание – будет ещё хуже?.. Петров в силу своей должности-судьбы старается, сколько можно, говорить на тему планомерного выдавливания почвенной литературы с этой самой социально-исторической её почвы:

«Нести редакторский и издательский груз в наше непонятное время – непомерная тяжесть. Двенадцать лет назад, когда журнал «Русская провинция» закрывался, Михаил (Михаил Петров, издатель тверского журнала «РП». М. Е.) написал мне: «И ушёл бы на Дон, но годы не те…».

Я не мог не помочь собрату по судьбе, и в 2003 году мы напечатали последний номер «Русской провинции» в нашем «Доне»…

В редакционном врезе «С Дона выдачи нет!» тогда я писал: «В связи с финансовыми трудностями закрылся журнал «Русская провинция»…

Писатели сокрушаются, читатели не хотят верить… а кое-кто и рад, одним честным изданием стало меньше.

Странное время переживаем. Даст Бог, переживём».

Может, Бог и даст, ибо пути его неисповедимы. Но в 2020 году в Самаре, судя по всему, закрывают (не по воле авторов и издателя) хороший журнал «Русское эхо».

Так что, одинокие и разрозненные российские писатели, читайте о славном прошлом литературы: у Виктора Петрова в его «Окуляре» – донской литературы, начатой «Тихим Доном». Однажды все эти тысячи нас должны серьёзно задуматься обо всём этом. Если только эти думы не окажутся мыслями и словами вослед давно ушедшему поезду…

И третья особенно важная сторона «Окуляра» – это разговор и разбор самодеятельной литературы, который затеял и довёл до конца Виктор Петров. Было мелькала мысль: может, не стоит и «снисходить» до всего этого, доказать-то им, самописателям и самопоэтам, всё равно – ничего не докажешь. Но, к удивлению, читать оказалось любопытно. Раз явление существует и ширится, значит, оно тоже есть предмет литературы.

Одна из примет массового общества – общества развитого капитализма, которому уже не менее 100-150 лет – постепенное угасание в «рядовом человеке улицы» всякого уважения к какому-либо профессиональному авторитету. Безусловное поклонение вызывает только конкретный успех: политический, спортивный, сценический. Всё, что сложнее привычных инстинктов подражания общепризнанному, должно завоевать массу, заигрывая с ней: чего-с изволите, дорогие друзья?

Вместе с тем, с возрастанием сознания бескрайней величины толпы себе подобных, приходит и интуитивное понимание падения общего интеллектуально-профессионального, человеческого качества вездесущей индивидуальности и её истинного значения и реального «веса». Приходит сознание собственного ничтожества перед шумной и многоликой массой целого мира. Компенсация – либо агрессия, либо прыжки по крышам (автоагрессия), либо тоталитарное братство спортивных фанатов, либо – «творчество», которое оказывается и остаётся столь же «глубоким», как и причины его возникновения. Самодеятельная, по определению Петрова (и я полностью поддерживаю это определение), «литература» призвана с тем, чтобы тенью наполненной, многострадальной и безответной нашей литературы закрыть зияние пустотности собственных жизни и внутреннего мира, спрятать от самих себя тайное сознание своей серости. А это лучше делать стаей…

В былые времена люди (я не хочу и не имею права говорить, что они изначально хуже других) находили себя, применение своему духовному беспокойству в чтении и посещении театров и музеев. Но зачем это, если нет уже авторитета, если бог – это отныне и есть ты сам? Теперь пусть отражённый, но настоящий и редкого качества свет классиков и современных мастеров променяли на свой обманный блеск, ненастоящий (ибо нет у этих «творцов» нужного пламени внутри) и никого никогда не греющий…

Самое страшное, что подобную тенденцию можно проследить и у многих нео-прихожан православных храмов, которые молятся более всего собственному «благолепию», во храме – любуются собой.

Виктор Петров в своём исследовании материалов как поэтико-музыкального сборища непуганных «литераторов» «Зов Нимфея» (пивную бы так назвать!), так и некоторых печатных (в равной мере печальных) сборников, даёт довольно широкое полотно происходящего. Со множеством однозначных в своей наглядности цитат, судя по которым можно сделать вывод, что в наше волнующее время культура достигла такого развития, что очень многие коты и кошки бархатного возраста выучились рифмовать почище Лермонтова и Тютчева. Однако их вызывающая и воинственная вторичность (графомания) – это и есть то воплощённое теперь благое намерение, которым выстилается дорога в ад литературы.

Таково время. Вряд ли удастся изменить хоть что-нибудь (оглянитесь на Запад). Тем необходимее назвать явление по его настоящему имени. Чтобы хоть на какое-то время затруднить свершающуюся на наших глазах подмену.

Виктор Петров итожит так: «Творческие люди сами хотят обманываться, рады порой тому, что их держат за дураков. А иначе и не скажешь, видя профанацию литературы в таких масштабах».

И лучшей благодарностью автору «Окуляра» за его труд станет чтение, понимание, обсуждение – а возможно и дополнение моего небольшого и неполного отзыва об этой книге. Если конечно, мы разделяем для себя «кредо Виктора Петрова» – кодекс чести русского литератора…