Терновка

Терновка

Посвящается Дарье Мурынкиной

 

*
– Во мне живёт лесной табун зверей и зрелых дядь.
О, подскажи, родной отец, как с ними совладать?
Как научиться заглушать их волглы голоса,
когда их вой идёт по мне с той стороны литса?

Мой слабый сын, не паникуй и следуй за строкой:
когда они начнут в тебе свой танец бесовской,
как заклинание, бубни, и ноты не меняй:
«Они живут, они живут отдельно от меня».

Мне десять лет. Я санитар тропической земле.
Сколь много диких стад брело и плавало во мне.
Исторгну навсегда следы барашка и слоня.
Они идут, они бредут отдельно от меня.

Как только снова обрету себя в твоём лице,
закроем этот разговор о сыне и отце.
Нам до заветной суммы не хватает одного.
А вот и он, а вот и он. Ну где ты пропадал.

 

*

Д.

Что за тень легла на белое лицо?
Это тень от дебаркадера вокзала. «Тень, – сказала, – от далёкого пути».
Позади локомотива сердце слабое, тоскующее сердце провожает и следит,
сердцу, сердцу отвечает заржавевшее дыханье – пересекшее военную границу колесо.

Твой вагон по пневмопочте, по туннелю – в адрес Киева, Терновки и Днепра
заскользит, сбавляя скорость у зелёных, словно юность, гаражей,
и назначит сердцу белому до срока ждать обратного экспресса на границе, на ноже,
гукать филином бутырским, и часы считать, и путать остановки.

 

*
говорит колонна капители:
– столько атмосфер на позвоночник
в безыменной мраморной артели,
чтобы лечь со временем во прахе
бесполезной греческой цитатой.
столько лет в усердии и страхе.
шапочка, хоть ты меня порадуй.

капитель легонько отвечает,
пребывая в детском отделеньи:
– я теперь таинственный немножко,
всё лежу и пялюсь в потололок.
прилетай, небесный археолог,
я тебе не-бездны отворю.

 

*
Полы палат белы-белы, халата полы белы,
и сердце-скальпель-сердце от полудня до пяти,
а тень от тела моего плыла и песнопела,
что умереть – не более чем реку перейти.

Мы жили по неписаным, а не по трафаретным,
и потому лежим, разинув дельту на груди.
Ни верный скальпель Ханса К., ни ветреная Гретхен
не знают, что произойдёт с полудня до пяти.

 

янтарь

1.
Это ли не свойство жизни на границе:
крохотная капля сердца комара
в бронзе отольётся, бронзой сохранится,
времени не вторя, звука не творя.
Слуха не коснётся – если только снится –
выпавший из ряда и календаря
голос замурованной бойницы:
сдавленное пенье янтаря.

2.
и если, говоря
словесно,
я крылышкую зря,
живу и кончусь зря
отдельно и совместно,
то на исходе дня
в ладонь вложи меня
и помести в пучок янтарный сентября:
смотри, лучи роняют якоря
отвесно,
и даже если зря, и лица
осыплются, и всё, как мыслим, подтвердится, –
заря не зря.