Журнальный мир

Оказавшись волей случая рядом с человеком, знавшим историю своей семьи, я мысленно примерял на себя его судьбу. Нет, не достало бы у меня терпенья оставаться с женой, которая бы постоянно грызла меня. Подумалось, быть может, и Эфраим сейчас прикидывает к себе мой образ жизни. В противном случае, почему он спрашивает:

– Не лучше ли быть одиноким, но учёным человеком, чем подобно мне бесконечно колесить по одним и тем же дорогам и терпеть жену, которая все время находит повод для недовольства?

– У кого как сложится, – уклончиво ответил я, – не всем удаётся сохранить в семье независимость. Если не можешь совладать с женой, приходится самому подстраиваться под её нрав. И то, и другое плохо. Зато дети есть.

– Дети есть. Пока были маленькие, взбирались мне на колени, обнимали, целовали. Сейчас обращаются со мной так же, как и супруга: кричат, что ни скажу – всё не так. И с братьями отношения не складываются, завидуют они мне.

– Чему завидуют?

– Работа у меня есть, дом построил. А то, что жизнь коротаю в дальних ездках, где часто впроголодь приходится ночевать по чужим дворам, не берут в расчет. С неба мне ничего не упало. Завидуют тому, что детей выучил, а их сыновья не у дел и водятся с непотребной компанией. Конечно, душа у братьев болит за своих детей, но зачем при этом говорить про меня гадости?! Я тоже не святой, знаю, что такое зависть.

Возница горестно вздохнул и замолчал. Затем продолжал:

– Завидую мужу той девушки, которую любил. Сколько лет прошло, а всё не могу забыть её. Сама о себе напоминает – является мне во сне… и всякий раз просыпаюсь с тяжелым чувством невозможности нам быть вместе. Завидую тебе – ты образованный. Но не стану же я из-за этого ругаться или ненавидеть тебя. Наоборот, поговорить с умным пассажиром для меня – подарок.

Слушая Эфраима, я думал о том, что отношение коллег по перу тоже, наверное, вызвано завистью; ведь не их, а мои стихи признаны уважаемыми людьми. Полные беспредельной любви к Творцу и мольбой о прощении, мои стихи читают в синагоге вместе с молитвой. И чтобы скрыть свою неуёмную досаду, стихоплёты обвиняют меня в колдовстве, гордыне; унизив меня, возвышаются в своих глазах.

По мере приближения к городу пустынный пейзаж оживляется стадами коров, овец, зеленью виноградников, большими селениями. Местные жители, у которых возница покупает корм лошадям, – хмурые, деловые, не озабочены ни размышлениями о причастности к мирозданию, ни различиями в той или иной религии. Нет у них досуга размышлять о вечном, что выходит за пределы повседневного быта. Ещё не раз сменятся правители этой земли, но тяжелый крестьянский труд от зари до заката останется тем же.

Толедо расположен на высоком отроге и окружен рекой Тахо, которая течет в глубине узкого ущелья. На подступах к нему – одному из красивых городов, что расцвел под мусульманским владычеством, – глаз радуется ухоженным садам, новым строениям. Мощные крепости, и тут же жилые постройки с мечетями и обезглавленными мавританскими банями. Лошади по знакомой дороге к Иудерии, где им дадут вдоволь овса и питья, прибавили шаг.

Наша община в Толедо – самая древняя на всём полуострове,

евреи бежали сюда из Иерусалима после разрушения Первого Храма, ещё в пятьсот восемьдесят седьмом году до нового летоисчисления, и таким образом избежали Вавилонского пленения. Вот уж их-то потомков нельзя обвинить в распятии Христа.

Здесь, подобно Сарагосе, еврейский квартал обнесен стеной. На улицах, где трудно разминуться двум навьюченным ослам, те же запахи свежевыпеченного хлеба, красильных и кожевенных мастерских. И тот же шум ткацких станков перемежается голосами детей, переговаривающихся из окон женщин, цоканьем копыт мула по каменной мостовой. Невольно думается о необходимости жить именно в Иудерии, в окружении своего народа. Ведь Израиль с самого начала был религиозной общностью, это помогает нам сохраниться в долгом изгнании. И не суть важно, что в своей стране мы, начиная с эпохи Судей, занимались земледелием и скотоводством, а сейчас стали купцами и банкирами.

На площади в центре Толедо, между крепостью и большой мечетью, тянутся многочисленные лавки ремесленников. Далее лавки кузнецов, горшечников, портных, менял, ювелиров. За ними – торговые ряды с овощами, фруктами и всякой снедью. Мясо для евреев, христиан и мусульман продают в разных местах. Чуть поодаль торгуют лошадьми, мулами, ослами. Я не собираюсь покупать лошадь, но с удовольствием смотрю на породистых коней, кажется, дай им сейчас волю, и они умчатся куда глаза глядят.

Мне понадобилось немного времени, чтобы приобщиться к повседневной жизни единоверцев Толедо, к их заполненным трудом будням и выходящей за пределы реальности мечте о Машиахе, когда каждому воздастся по делам его.

Еврейский квартал здесь мало чем отличается от того, в котором я прожил более двадцати лет, такая же старая синагога, стены которой внутри помещения исписаны изречениями из Святого Писания на древнееврейском языке. Такая же, потемневшая от времени, тяжелая бронзовая люстра, деревянные кресла, отполированные поколеньями прихожан, – всё как в Сарагосе; будто и не уезжал из своего города.

Люди отправляются в путешествие, чтобы, соскучившись по дому, захотеть вернуться к своему привычному окружению. У меня нет дома – возвращаться некуда. Изгнанный из Сарагосы, я отправился по дорогам Испании в надежде, что новые впечатления исцелят душу. Я, как и прежде, заглядываю в глаза людей, ищу единомышленника. И всякий раз стараюсь утешиться мыслью о том, что Бог, давший человеку свободу и возможность покаяния, соучастник и свидетель моей жизни.

Господь, грехи мои без потерь

несу к Тебе – меру им отмерь,

и в милости им отпущенье дай –

ведь кто я? – Пепел и прах теперь!

А если гибель ко мне в пути,

Господь, захлопни перед нею дверь,

За муки смертные – смерть прости,

ведь смерть я принял уже, поверь.

(Пер. М.Генделева)

Стихи, молитва и философские размышления у меня едины, это по-разному выраженная мысль, поднимающая над неустроенностью, отверженностью. Когда особенно остро ощущаю отсутствие любимой женщины рядом, которая отвлекла бы меня от беспрерывного диалога с самим собой и желания понять, что от чего происходит, я говорю себе: «Бессмертна мысль, жизнь вне времени, и непостижимы тайны Творца». Филон Александрийский писал о просветлении разума, о том, что истинный мудрец выходит за пределы реальности и разговаривает с Вседержителем. Вот и я обращаюсь к Нему:

Дай мне рассвет, Творец, Хранитель мой,

И день, и вечер я перед Тобой,

Твоим величьем потрясен, стою –

Ты видишь всё, что в сердце я таю.

Бессильны мои мысли и слова,

Пригодны лишь язык и голова,

Чтоб славить Бога, давшего в раю

Нам, смертным, душу вечную Свою.

(Пер. Эрнста Левина)

Такое стихотворение мог бы написать и Филон Александрийский, но он стихов не писал. Его часто называют Филон Иудей, должно быть, от того, что философ с благоговением относился к нашему Закону и Иерусалиму. Можно проследить удивительную преемственность мысли: так, согласно утверждению книги Премудрости Соломона, творение мира нужно понимать как «внесение Богом порядка в хаотичную материю». Такое же понимание творения мира у Платона: «Всё, что находится во вселенной, возникло из бесформенной первичной материи».

Филон в процесс формирования и оживления изначально существующей материи вводит Логос – разум Бога. В противном случае, по его мнению, было бы непонятно, каким образом Бог взаимодействует с неодушевленной первичной материей.

По мне, так дух и физический мир нераздельны, потому как всякое бытие, и интеллектуальное, в том числе, состоит из материи и формы; «существование материи без формы так же немыслимо, как и существование формы без материи». И то, и другое вызвано к существованию одновременно, это эманация божественной силы и воли, то есть природы Бога.

Новые впечатления от путешествия не отвлекли меня от воображаемого диалога с Филоном. В комментариях мыслителя тысячелетней давности можно прочесть и о том, что Бог создал материю из ничего, и лишь потом придал ей форму. Как бы то ни было, стремление Филона соединить человеческое знание с божественным откровением и его положение, что творению предшествовал Разум, не противоречат Святому Писанию.

В основе схемы творения мира воззрения одинаково приняты у евреев, мусульман и христиан. Модель мироздания выстраивается главным образом согласно учению Клавдия Птоломея и Аристотеля: в центре Вселенной – неподвижная Земля, она окружена вращающимися небесными сферами – это Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер и Сатурн. Следующая сфера – двенадцать созвездий Зодиака. У каждой планеты своё назначение. Порядок восьми, вращающихся вокруг Земли с запада на восток, сфер является общепринятым.

Равно как и предположение о существовании девятой всеобъемлющей сферы – девятого колеса, которое вращается в противоположном направлении – с востока на запад, и движет все другие сферы, находящиеся внутри неё.

Я утверждаю, что за девятой небесной сферой следует ещё одна – десятая – сфера Разума, которая лежит за пределами физического мира. «Кто поймет тайны творения Твоего, когда возвысил Ты над сферой девятой сферу Разума…»^*

По моему разумению, сфера разума является границей между материальным миром и Престолом Всевышнего – Престолом Славы, куда прилепится разумная часть души после того, как побудет индивидуальной, то есть в теле человека.

Кто приблизится к обители Твоей, когда вознес Ты

над сферой Разума Престол Славы –

там место тайны и великолепия,

и там – тайна и основание.

И доселе достигает Разум и останавливается,

а превыше – Ты, и возвышаешься Ты

над Троном могущества Твоего,

«и никто не взойдет с Тобой» (Шмот 34:3).

(Пер. В.Н. Нечипуренко)

«Под Престолом Славы Твоей местопребывание для душ усопших». Когда наступит смерть, я хочу оказаться среди «сосчитанных». «Между благочестивых посади меня, которым будет дана возможность наслаждаться плодом Разума и созерцать Славу Твою». Единая душа Израиля сотворена из «пика славы» Всевышнего, и потому решающее влияние звезд на Израиль отменено высшей силой.

– Владыка Вселенной, – вскричал Авраам, – я смотрел на моё созвездие и увидел, что мне не суждено родить ребенка.

– Перестань смотреть на небо, ибо планеты не влияют на Израиль, – ответил Создатель. – Сила звезд, равно как и всё мироздание, подчинена Всемогущему.

В противном случае люди беспрекословно верили бы в астрологию и поклонялись бы звездам. Размышления о тайнах Вселенной спасают меня от тягостных воспоминаний о конфликтах, что были навязаны собратьями по перу.

Воображаю человека, который будет читать мои труды через сто, двести лет. Ему, будущему читателю, что разделит мои мысли, я посвящаю трактат «Исправление качеств души», где стремился определить этические нормы жизни.

Здесь я пишу, что горе и уныние легко утверждаются в душе, когда ей не удается реализовать свои духовные возможности; люди доводятся этим до состояния почти гибельного.

Ибо «уныние – это смерть заживо. Уныние в человеческом сердце сокрушает его, а доброе слово, признание поселяет в нем радость. Мы должны постепенно приучать себя целеустремленно совершенствовать наши души и преодолевать трудности, чтобы в результате не сворачивать с праведного пути. При этом хотеть, чтобы ничего плохого с нами не случилось, равносильно желанию не существовать».

Кто знает, может быть, талант – своеобразный дар Провидения, отработать который можно страданием и преодолением искушения. Наши силы ограничены, особенно у такого человека, как я, который не может похвастаться ни здоровьем, ни везением, и с величайшим трудом преодолевает тяготы будней. Об этом я пишу в «Источнике жизни», где стараюсь соотнести волю Бога и волю человека. В советах сдерживать свои чувства и подозрительно относиться ко всем иррациональным страстям я последователь стоицизма. В целом моя теория состоит в том, что правильные действия ведут к усовершенствованию чувств, помогают обрести мудрость. Счастье – это результат мудрости и воли. Воля, выстраивающая нашу жизнь, формирует человека и проникает повсюду; настолько она могущественная и цельная. В «Источнике жизни» я пишу о природе воли, а в «Царском венце» соединяю волю с бессмертной душой, стремящейся сквозь земную реальность проникнуть в божественную сущность. В единении с Творцом мы обретаем себя, однако тщетны усилия постигнуть Бесконечного, можно лишь приблизиться к Нему в молитве.

Где бы я ни оказался в своём перемещении по Испании, моим любимым собеседником остается искатель религиозной истины Филон Александрийский, и не суть важно, что жил он в первом веке – диалог развивается в течение тысячелетий. Почти ассимилированный иудей, он первый нашел контакт еврейской мысли с греческой философией; пытался показать, что наше Святое Писание не противоречит ей. Конечной целью философского знания греков является вечная первооснова мира, что в понимании Филона – образ Бога. Часто заменяя безличное «сущее» греков на библейское именование «Сущий», Филон говорит о Творце, который по желанию может частично открыться тому, кто искренне его ищет. Философ писал о Боге как о Едином, объединяющим мир платоновских идей – вечных прообразов земных вещей. Между Создателем – чистым интеллектом – и человеком Филон вводит в качестве посредника Логос – мысль, слово, разум. Слово, разум и воля – единая сущность. Посредством волевого начала человек следует разуму.

Я согласен с александрийским мыслителем и в том, что пророческое просветление – высшая ступень духовной работы, где задействован не только рассудок, но и поэтическое творчество.

На учении Филона основана книга Псевдо-Эмпедокла «О пяти субстанциях», где сказано, что сначала Творец создает первоматерию, которая в эмбриональном состоянии содержит в себе все формы вселенной. Далее Он творит интеллект. Объединяясь с материей, интеллект производит Душу. Я не вижу оснований возражать Проклу в том, что первоматерия, будучи основой всех вещей, есть интеллигибельная сущность и в то же время форма, наделяющая все сущности бытием. Другими словами, идея духовной материи, восходящая к Плотину и Проклу, является основой единства в духовном и материальном мире.

Душа начинает свой познавательный поиск с тела. Погрузившись в материальный мир, душа забывает о своем небесном происхождении, и в мире чувственно воспринимаемых вещей должна открыть, припомнить знания, которыми обладает потенциально, то есть до соединения с телом. Этими припоминаемыми знаниями объясняется врожденная предрасположенность, способность к тем или иным занятиям. При этом душа – это также и приобретенные знания, которые достигаются обучением и размышлениями. Последняя награда в конце земного пути – возвращение души к Источнику.

Высшая цель человеческой жизни – знание, оно оправдывает наше существование. «Из всех частей человека познающая часть является самой благородной. Вместе с тем надлежит искать познание последней причины, ради которой человек существует; ведь всё подпадает под действие воли Единого, да святится Он и будет благословен! Аминь!» Об этом я и пишу в «Источнике жизни». В соотношении Воли Бога и воли человека последняя служит постижению божественной мудрости. «Ты мудр, и мудрость – источник жизни – изливается из Тебя».

О познающих возможностях человека пишу также и в трактате «Усовершенствование души», являющейся отражением воли, которая выстраивает нашу жизнь. Можно сказать по-другому: свобода дана человеку для борьбы со страстями; земная жизнь – это возможность совершенствования души, которая является производной Интеллекта. Три души, проистекающие из Интеллекта, – рациональная, животная и растительная, – в действительности являются одной душой, которая заряжается энергией активного божественного разума; она не только предшествует телу, но и переживает его смерть. Здесь воззрения иудеев и неоплатоников совпадают. Причем душа, остающаяся после смерти, – не та, которая возникает в момент рождения и является лишь предрасположенностью к восприятию, способностью к той или иной деятельности.

Мои философские размышления неотделимы от чувств и желаний. Я вживаюсь в Универсальную душу – чистую и бесконечную, приобщаюсь к Интеллекту, наполняющему мир своим светом, и стараюсь понять Волю Творца – источника мироздания. Воля Бога, отождествляющаяся в некотором смысле с Логосом – Разумом, является опосредующим звеном между Творцом – первой сущностью, и Его первыми порождениями – универсальной материей и универсальной формой. Единством Воли и Интеллекта обусловлено сочетание материи и формы.

Наука о Божественной Воле двойственна: на верхнем уровне предполагается её познание, независимо от материи и формы, на нижнем – познание Воли, «вписанной» в материю и форму. Она является причиной всякого движения в мироздании и всякого стремления в жизни. И если душа человека может быть сопоставлена с волей, то его разум – с первой Сущностью – Богом. Цель этого постижения – последняя награда в конце долгого пути – возвращение души к её Источнику. Таким образом, преодолевается смерть, ибо смерть и жизнь имеют отношение только к материальным вещам; и «когда душа вернется к чистому источнику Интеллекта, она соединится с Волей, которая выше всех духовных материй и форм». «Когда ты изучишь науку души, ты познаешь единство вечности и отдельной жизни, приобщишься к бессмертию Творца».

Ты – живой. Эта жизнь не имеет истока

И от века не знает начального срока.

Ты – живой, но живешь без души и без тела,

Сам всемирной душой управляешь всецело.

Ты – живой, но живешь без томленья и страха,

А не так, как живут дети тленья и праха.

Ты – живой: кто коснулся сокрытой причины

И вкусил – тот вовек не увидит кончины!

(Пер. Дм. Щедровицкого)