«Тот разбившийся мир, где пластинка вращалась…»

«Тот разбившийся мир, где пластинка вращалась…»

Стихи

* * *


Глядим через плечо испуганно назад:

Мы слышим за спиной тревожный голос меди,

Там где-то далеко ударили в набат.

А мы устали жить в предчувствии трагедий.

 

А мы привыкли ждать смертей, плетей, беды.

Нам слышится в речах народного кумира

И бабушкин рецепт борща из лебеды,

И дедушкин совет о нраве конвоира.

 

Над бездною дрожа на тоненькой струне,

Дыханье затаив, мы ловим плач набата,

И холодно спине, что шлёт он по стране

Повестки на убой из райвоенкомата.

 

И снова поползут калеки на базар,

Детдом заставят петь «Землянку» и «Катюшу».

С кладбищенских крестов солдатские глаза

Когда-нибудь штыком проткнут потомкам душу…

 

 

Забытое танго


«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Баянист в переходе. Полубрит. Полупьян.

Он фальшивил слегка, но, зевак не смущаясь,

Пел забытое танго голосистый баян.

 

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

В кнопках путались пальцы хмельным пауком…

Завели патефон, и пластинка вращалась,

И отец выходил на крыльцо босиком.

 

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Был один лишь мотив самоучке знаком.

В чёрно-белое детство война возвращалась,

И старушки вокруг закрестились тайком.

 

На базарах калеки визгливо кричали,

И спешило письмо сделать маму вдовой.

«Мне немного взгрустнулось, без тоски, без печали…»

В опустевшем саду выл оркестр духовой.

 

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

Не играл баянист – он пытался вернуть

Тот разбившийся мир, где пластинка вращалась…

И баян набирал снова воздуха в грудь…

 

«Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…»

 

 

Баллада о вечном походе


Полощутся стяги, гнусавят рога –

Наш герцог собрался в поход на врага.

Молебен отвыл, и пошла умирать

В соседний удел разношёрстная рать.

 

Вояки, попы, скоморохи, врачи,

Жестянщики, плотники, воры, ткачи:

Горнист выдувает торжественный марш,

И герцог напутствует будущий фарш.

 

Клянёмся – отплатим соседям своим!

За нашего герцога мы постоим!

За рвом, у черты верстового столба

Во славу героев ликует толпа.

 

Там где-то мелькает девицы лицо,

Которой вчера подарил я кольцо.

Всю ночь я шептал, что нет лучше её.

«Вперёд! На врага!» – закачалось копьё…

 

Под войском дрожит и дымится земля –

Мы жжём их деревни и топчем поля.

Под ласковый звон окровавленных шпор

Дубовую плаху целует топор.

 

Не знает пощады наш славный отряд,

Над нами вороны устало парят.

Кровавую песню врагу мы поём,

И красным закатом блюёт окоём…

 

Поход нас избавил от всех слабаков,

Под панцирем прячется скрип позвонков.

Уж если идти, то идти до конца!

Плевать, что не помню той девки лица!

 

Плевать, что наш герцог давно сгнил в гробу!

Плевать, что отбоя не слышим трубу!

Соседний удел обошли мы кругом,

И дома столкнулись с заклятым врагом…

 

У ратуши пляски – кипит балаган,

Весёлые песни под дудки цыган,

Наш герцог-преемник – народный кумир –

С послами-соседями празднует мир.

 

И те, кто на смерть нас идти призывал,

И те, кто героев взасос целовал,

Бойцам, что сражались в кровавом аду,

С соседями жить предлагают в ладу.

 

Предатели лезут из тесных щелей,

Изменники герцогу цедят елей,

Какое им дело до наших побед,

У них карнавал и гуляш на обед.

 

Мы клятву давали врага покарать.

Седлает коней наша славная рать.

Иуды отведают наших мечей –

Поход обучил ремеслу палачей!

 

Под войском дрожит и дымится земля –

Мы жжём их деревни и топчем поля.

Под ласковый звон окровавленных шпор

Дубовую плаху целует топор.

 

Пощады не знает наш славный отряд.

Над нами вороны устало парят

Кровавую песню врагу мы поём.

И красным закатом блюёт окоём…

 

 

* * *

 

Вечер задёргивал чёрные шторы,

Ярко пылали в саду разговоры.

Их погасила чуть погодя

Мерная поступь дождя.

Утром проснулись, но как ни старались,

Речи вчерашние не разгорались,

Сник виновато щербатый забор –

Ночью на волю сбежал разговор.

Не попрощались. Разъехались тихо.

Сад оцепили шипы облепихи.

Лагерно кашлял угрюмый сосед –

Вздрагивал пепел вчерашних бесед.

 

 

* * *

 

Над больницей заката

Догорает костёр.

Не вмещает палата

Хоровод медсестёр.

 

И окрашена пляска

И шприцов суета

Бело-алою краской

В неземные цвета.

 

Торопясь с аппетитом

Мой конец отмечать,

Скачет мягким копытом

По рецептам печать.

 

И на вечные веки,

Словно кровь в палача,

Тошный запах аптеки

Въелся в пальцы врача.

 

Одари меня взглядом,

Милосердья сестра!

Посиди со мной рядом

У подножья костра.

 

Пусть колдуют над телом

Непослушным врачи.

Пусть рука охладела,

Ты, сестра, не молчи.

 

Будет жечь жар заката

Тесный плен простыней.

Пока слышит палата

Шёпот наших теней…

 

 

* * *

 

Подъезжаем. Ближе, ближе

Сыпь морозных фонарей.

Этот город ненавижу

И стремлюсь к нему скорей.

На перроне чисто, пусто.

Шпалы выбелил январь…

Город мой наполнен чувством,

Как заветренный сухарь.

Сверху – стылая холстина.

Снизу – снежная картечь

Бьёт в объятий паутину,

В поцелуи тусклых встреч.

Поздороваемся вяло –

Начинай свою игру:

Водка. Споры. Одеяло.

И похмелье поутру.

Гон такси. Сквозняк подъездов.

Долгих лестниц позвонки.

Трезвый друг. И друг нетрезвый.

Чьи-то странные звонки…

Сквозь одышки тесный ворот

Я бегу и не пойму:

Что мне должен этот город?

Чем обязан я ему?

Вьюгу – нищенку с вокзала –

Всё, что смог здесь отыскать.

Ни о ком мне не сказала.

По-цыгански заплясала.

Снежный свитер мне связала.

Попыталась приласкать…

 

 

* * *

 

Напряглось полено в печке –

Выстрел! Искры. Дым. Осечка…

Отдышусь и вновь пишу –

Карандашиком шуршу.

 

Ночь вылизывает стёкла.

На спине рубаха взмокла.

Тени бродят по стене.

Страшно. Холодно спине.

 

Одинокими ночами

Кто-то дышит за плечами.

Кто там? Слышишь?! Не дыши!

А в ответ: «Пиши-пиши…»

 

И такой нездешний голос,

Что теряет темя волос.

Вязнет потный карандаш

В том, что хрен потом издашь.

 

Тени лезут под крылечко –

Зорьку тянут за уздечку.

Слышно, как топор: «Раз! Два!»

Снова щёлкает дрова…

 

Кто и кем уполномочен

Навещать поэтов ночью?

Выстрел! Искры. Дым. Осечка.

Разобрать придётся печку.

 

 

* * *

 

Раздаётся в раю канонада,

Бормоча: «По грехам аз воздам…»,

В пышных кущах Эдемского сада

Рубит яблони голый Адам.

 

Как топор острым лезвием блещет!

Капли пота дрожат серебром…

Как адамово сердце трепещет

Под двенадцатым нижним ребром!

 

«Кто другой тебя здесь приголубит?» –

Томно Ева колышет бедром…

И Адам снова яблони рубит,

И грозит небесам топором.