Журнальный мир

С вами снова Нотька Сандлер, коренной житель Приволжска. Захотелось мне языком почесать – ну, я и сочинил-выдумал сплетню, чисто для этого. А потому вымышленные имена и фамилии могут, конечно, совпадать с чьими-то, но это чистая случайность.

Так как Нотька – член Союза российских журналистов и член Международного союза писателей Иерусалима, это повествование будет опубликовано в альманахах и выложено в социальные сети, о чем и предуведомляю.

* * *

…Раввины-хренуины (те, что хрен знает чем заняты) негодуют! И беседуя между собой, а иногда и при народе, то есть создавая интригу, задают вопрос: «Зачем ему это надо?» И тут же добавляют: «Хефец Хаим запрещал еврею писать и говорить что-то негативное против другого еврея, даже если это правда. А любавичский ребе Шнеерсон любил каждого еврея, как самого себя, и говорил, что злоязычие хуже, чем разжигание огня в субботу».

Поразмыслив, пока прибивались подметки, Нотька послал на сапожном диалекте через три столба учителей наших великих, сменил молоток на авторучку и сказывает, сказывает о днях, ушедших в прошлое-прошлое.

* * *

Сдается мне, что Всевышний ухмыляется – знамо дело, приятно Ему, заглядывая через Нотькино плечо, читать им же и надиктованное в душу сапожника! Пройдет немного времени – и явится эта басенка всем, кто по-русски читать не разучился, в виде книжицы. И будет всем весело и приятно, что отличаем мы зёрна от плевел, что жизнь, сотворенная в небесных высотах, не останавливается на планете Земля, а течет в реке времени, обвивающей камни исторической памяти.

* * *

Давно, очень-очень уже давно, во времена «цветущего» СССР, когда солнце светило ярче, вода была значительно мокрей, а советские граждане-интернационалисты отличались добротой и сострадательностью, в славной таежной Еврейской автономии, в городе Биробиджане, родилась новая строительница коммунизма, Сара Абрамовна Вальдгейм.

Интернациональная еврейская семья состояла из папы Абрама Ароновича, мамы Ривы Исааковны и новорожденной нежной, сладенькой Сареле.

В Биробиджане молодая советская семья оказалась по «зову партии родной» и личному указанию Отца всех-всех народов товарища Сталина, который повелел, чтобы еврейские семьи из тёплого Крыма переехали на Дальний Восток, где протекала биро (по-эвенкийски – река) Биджан, осваивать целинные «еврейские» земли, щедро подаренные, вместе с гнусом и комарами, трудящимся Страны Советов, относящимся к древнему народу, почти за две тысячи лет до того изгнанному из родной страны, названной завоевателями-римлянами Палестиной.

Папа и мама Сарочки были большевиками-ленинцами и в Крыму работали под началом знаменитой Розалии Землячки. Многому научившись от старшего товарища в новых условиях советской жизни, вся семья поменяла имена и фамилии на русские: папа – на Антона Аркадьевича, мама – на Раису Игоревну, а маленькая дочурка в новом свидетельстве о рождении была записана Софией Антоновной Лесновой. Соседи потом говорили, что эта манипуляция спасла семью от сталинских репрессий.

Семья, вместе со всем трудовым народом, строила светлое будущее пролетарской страны, забыв про древние традиции еврейского народа и веру предков. Словом, всё было так, как написано в стихах великого поэта революции:

С партией стройки в небо взмечем,

Держа и вздымая друг друга.

И всё бы было прекрасно, но вдруг – «двадцать второго июня, ровно в четыре утра, Киев бомбили, нам объявили – так началася война».

Евреи Биробиджана возблагодарили извлеченного из закромов памяти Единого Господа, что за десять лет до войны они уехали из родных местечек и остались живы.

И продолжали мирно жить, не веря слухам, которые ползли по всему Дальнему Востоку: мол, все еврейские местечки Украины, Белоруссии, Бессарабии, Прибалтики, юга России превращены в еврейские гетто, из которых людей вывозят только на расстрел. Слушать об этом, думать о таком было страшно…

И в этом страхе получил повестку и отправился служить в Красную Армии Сароч…, кхм, Софочкин папа, Антон Аркадьевич Леснов. Как член партии, он был зачислен на должность политрука роты.

И дошел до самого Берлина! С орденами на груди вернулся папа в родной Биробиджан. И вновь включился в победное социалистическое строительство в одной, отдельно взятой стране.

В семье офицера-победителя Леснова всё было хорошо. Дочка училась в советской школе, там же вступила комсомол. И ко дню окончания десятилетки имела стаж комсомольской работы в комитете родной школы.

Вместе с аттестатом зрелости София Антоновна Леснова получила еще и рекомендацию от райкома комсомола: мол, активный член ВЛКСМ, может быть привлечена к общественной работе, укрепляя у граждан СССР веру в партию Ленина-Сталина. А еще через месяц вызвали Соню к секретарю райкома комсомола, который вручил ей направление на обучение в Высшей школе профсоюзов, в Москве, и рекомендацию для вступления в партию.

Девушка вступила во взрослую жизнь – дочерью верного ленинца, участника Великой Отечественной войны, сама все годы, пока страна воевала с фашистской нечистью, денно и нощно работала «для фронта, для победы» в колхозе, не прерывая учебы в школе.

Её личность стала объектом пропагандирования советской идеологии: вот, смотрите, какие условия созданы в СССР для евреев – простая еврейская девушка из далекого Биробиджана имеет возможность приехать в столицу страны и учиться в институте, готовящем профсоюзных работников для предприятий родной страны! Это наглядный пример торжества ленинско-сталинской политики социалистического интернационализма!

В общем-то, Софии Антоновне, члену партии со второго курса обучения, жилось хорошо и уютно: папа с мамой – партработники в «родной уссурийской тайге», а она учится в самой Москве!

По окончании второго курса, в летние каникулы, работала молодая коммунистка в пионерском лагере «Артек», где вдруг повстречала свою судьбу: Романа Мусарского, который тоже был членом партии и работал в комитете комсомола Приволжского индустриального института.

Значит, привалило барышне «еврейское счастье», вскормленное на тучных полях интернационализма.

После летних каникул, уже будучи студенткой третьего курса, встречала она в общежитии своего московского вуза Романа Мусарского, и постепенно «чудные мгновенья» переросли в неотменяемые встречи, в том числе и в Приволжске, на квартире у Ромчика, члена комитета ВЛКСМ института. Ах, какие то были сладостные часы!

Комсомольское любовно-романтическое общение завершилось свадьбой в горкоме комсомола Приволжска.

В этот город, на гораздо более широкой, нежели Биджан, реке, переехала София Антоновна Леснова сразу после получения диплома об окончании Высшей школы профсоюзов.

Партком, местком, комитет комсомола Приволжского индустриального института очень гордились тем, что в стенах советского высшего учебного заведения молодой коммунист Роман Мусарский создал с единомышленницей настоящую коммунистическую семью, полностью посвятившую себя делу окончательной победы социализма в стране.

Роман работал в парткоме института, параллельно учась в аспирантуре. София тоже получила хорошую работу: она была освобожденным секретарем парткома Приволжской государственной филармонии, а зарплату ей начисляли как распространительнице билетов на концерты. Чем не успех? Да просто головокружительный успех: живи, трудись, учись, рожай детей – и всё на благо родной страны.

Молодая пара чувствовала себя счастливой: они оба – работники идеологического фронта, их сын Саша – лучший ученик в математической школе, а теперь еще и секретарь школьного комитета комсомола. Вот что значит мудрый поступок дедушки, бывшего Абрама Ароновича Валдгейма: вовремя сориентировался и уехал в Биробиджан, оставив изобильный Крым и родное еврейское местечко Черновцы.

Семья жила и наслаждалась жизнью. Но вдруг…

Откуда ни возьмись выскочил чёрт по имени Перестройка. Белый хлеб, масло, мясо, муку, мыло и прочие продукты первой необходимости отпускают только по талонам, как и советский продукт номер один: по одной бутылке в месяц на взрослого члена семьи. О-о, вот это уже валюта: в свободной продаже водка имеет коммерческую цену, стоит в пять раз дороже.

Но Михаил Сергеевич Горбачев пламенно выступает чуть ли не каждый день! Не очень понятно, о чем конкретно говорит, но дает понять, что это всё – временные трудности, которые кончатся, совсем скоро кончатся. Процесс пошел, и к двухтысячному году каждая советская семья будет иметь свой дом или отдельную квартиру, по комнате на человека или даже больше. Только нужно проявлять инициативу, организуя частные кооперативы, дающие возможность кооператорам зарабатывать деньги, а государству получать более высокие налоги. «Гениальный» секретарь говорил, журналисты писали, телевидение транслировало, радио вещало – но страна впала в хаос.

Кое-как собрали родители денежку, чтобы дать «на лапу» в военкомате, уберечь сына от службы в армии. Софии для этого пришлось продать кулон, кольцо и сережки с сапфирами – подарок мужа на десятилетие свадьбы. Вот ведь как оно!

…Попытка создания ГКЧП – Государственного комитета чрезвычайного положения – провалилась. Один застрелился, других в тюрьму посадили.

Но хаос в некогда «процветающей» стране перешел в новую, гораздо более пагубную стадию: Советский Союз развалился, партийные работники стали не нужны, а даже тем, кто был нужен, не платили вовремя зарплаты, задерживали пенсии, пособия, стипендии…

По всей России расплодились группы организованной преступности, которые стали «серой» властью в стране.

Энергичный молодой Саша собрал семью в кооператив «Рассвет», по перепродаже гуманитарной помощи из Израиля. Это было неплохо, но треть прибыли отдавалась «крыше», что-то приходилось платить администрации города, пожарной инспекции, в налоговую службу…

Поэтому параллельно с кооперативом глава семейства внедрился в Общество прогрессивного иудаизма города Приволжска, в качестве заместителя властительной дамы Сусик.

Денежку за эту деятельность платили «в конверте», жуткие деньги – аж пятьдесят долларов в месяц.

Но ведь надо было объявить себя верующим. И пошел Роман Мусарский в райком партии, и положил на стол свой партбилет. При этом у него потекли слёзы из глаз. Но назавтра ему пришлось плакать еще горше: президент России Борис Ельцин объявил коммунистическую партию Советского Союза незаконной. Знал бы – выждал бы еще денек и обошелся бы без сцены в райкоме.

Давнишний лозунг товарища Сталина: «Жить стало лучше, жить стало веселее» – деформировался до присказки: «Жить стало тяжко, будет тяжелее».

София Антоновна Леснова, естественно, спрятала свой партбилет в дальний угол ящика письменного стола, смирила гордыню и стала работать простым распространителем билетов в филармонии. А кабинет, на двери которого была табличка «Партком», опечатал заместитель директора филармонии города Приволжска.

И вот тут-то гражданка Леснова поняла, что такое тяжкий труд: нужно было ходить, убеждать, просить и всучивать билеты на чахлые концерты зарождающихся коллективчиков, исполняющих тремя пальцами на двух струнах попсу.

Семья трудилась с утра до ночи для того, чтобы просто выжить. А в редкие свободные минуты ностальгировала, вспоминая свое недавнее коммунистическое прошлое. Но иногда Рома Мусарский всё же получал немного удовольствия от жизни. Это были лучшие моменты его настоящего: под грифом «только между нами, никому не пересказывайте» повествовать евреям, тусующимся на подхвате рядом с дамой Сусик, истории про Нотьку Сандлера, которого он знал много-много лет.

А что именно говорить про дерзкого сапожника – на это он получил инструкцию от ученого секретаря института, в котором работал иногда. Там зарплаты не было, но прежние связи и наработки, сохранившиеся с советских времен, никуда не исчезали. Ну, и жене иногда перепадали сладкие минуты: помогая мужу, она тоже под грифом «только между нами» рассказывала вымышленные истории про Нотьку своим клиентам.

А потом бывшего секретаря парткома филармонии осенила гениальная мысль. Она явилась во вновь открывшуюся в Приволжске синагогу и лихим наскоком, по-пиратски заявила Нотьке, что он должен купить из ее рук пятьсот билетов для евреев города, чтобы они пошли на концерт за счет созданной общины.

– Нотька, – без обиняков говорила она, – денег у тебя много, ты ж их полные мешки насобирал! Все знают, что тебе и из Америки, и из Израиля доллары привозят! Вот же, был недавно в Приволжске Йошка, ну, такой раввин-хренуин, так он сам мне сказал, что подарил тебе семь миллионов долларов на нужды общины. А ты всю деньгу себе захапал. Не по понятиям это, дай и другим заработать.

Слушал Нотька бывшую советскую гражданку и ухмылялся. Он видел перед собой наглую и глупую еврейскую бабу, которая хочет жить, как прежде, но в нынешних условиях, где властвуют добытые самыми замысловатыми путями денежки.

Ну и семейка! – думал он, вспоминая о том, что муж этой нахалки тоже втирается, ввинчивается, приспосабливается к новой жизни, где нет ни парткома, ни месткома, ни комитета комсомола, и КГБ уже, по крайней мере, официально, не собирает информацию о каждом человеке.

Раздробил Ельцин этот монолит, разогнал многочисленную орду трутней…

И Рома Мусарский, когда-то пламенно выступавший на судебных процессах, осуждающих еврейских религиозных деятелей, вдруг сам заделался «пламенным еврейским просветителем». Ведь не без совета с мужем прибыла эта нахалка в синагогу, выдуривать денежку.

София ныла и зудела, пока терпение Сандлера не иссякло.

Сохраняя улыбку на лице, он её таки по-сапожному отправил в… ну, скажем, в райком партии. А напутствие его было простым:

– Соня, ты, твой муж, твои отец и мать всю жизнь были против еврейства, творили ужасные вещи, вплоть до лжесвидетельства в суде. А сейчас ты пытаешься присосаться к «еврейским деньгам», которых, собственно, и нету, мало ли что Йошка набрехал. Ищи поживу у бывших или теперешних коммунистов. Ты ведь партбилет не сдавала, ты всё равно коммунистка-иждивенка, несмотря ни на что? Официально КПСС запрещена, но вот же – вновь создается она, только под названием КПР – Коммунистическая партия России. Иди, может там тебе на бедность подадут!

Соня рванула к выходу, но в дверях, с перекошенной от злобы физиономией, обернулась и истерично закричала:

– Я всем, всем буду рассказывать, как не захотел ты доставить пару часов радости членам своей общины! Все, кто и не знал, будут знать, что ты босяк, необразованный сапожник и агент КГБ! Прикарманил чужие денежки, а на кого потратишь – ты, бабник, с юных лет бывший бандитом? Всем напомню, как вы с Керзаком-Джаггой терроризировали улицу Центральную! Я заявление на тебя напишу! Тебя в тюрьму посадят, где тебе и место!

* * *

Угроза, что эта помоечная тётя Соня будет рассказывать «всему городу» про Нотьку-сапожника, не осталась пустыми словами. И ходила, и злословила – да кто ж ей поверит, Нотька ныне добро творит, это у всех на виду и на слуху.

…С весны 1992 года прошло почти двадцать восемь лет.

София Антоновна стала старухой. Поддержка её скудного существования – воскресная торговля на блошином рынке старыми советскими книгами, в свое время натасканными из бибколлектора. Семья её раскололась: партийный активист Рома и комсомольский вожак Сашенька давно уехали в ненавистные ей США, почему-то не взяв ее с собой. Сладкая жизнь сменилась горькой старостью.

Горожане уже привыкли, что во время «торговых сделок» на грошовые суммы под памятником большевику Якову Свердлову бабка Леснова рассказывает своим покупателям про Нотьку-сапожника, который такой-сякой, эдакий и проэдакий.

И ничего, что Нотька уже давно в Иерусалиме, злость не утихает. За весь этот словесный мусор нынешний главный еврей Приволжска, Мудак-Чурак, отдает бывшей коммунистке ненужные книги, которыми раньше партверхушка уставляла по две стены в гостиной.

Нужно же как-то помочь старой еврейке, никто не отменял правила «Возлюби каждого еврея, как самого себя!»

Кстати, нынешний раввин-хренуин города тоже очень рад.

Обожает человек интриги, и вообще – под пересказ этих баек легче гуманитарную помощь в США просить: мол, в нашем городе среди евреев нищета, денежек нет, всё так плохо…

Лучше б он своими делами занимался, а то в синагогу почти никто не приходит. Из двадцати тысяч евреев города на Рош а-Шана пришло сто сорок человек, в расчете на бесплатное угощение и какую-нибудь еще халяву.

* * *

А Нотька-сапожник – что ему до всего этого? Он весел и смеется, не оставляет работы, молиться ходит в иерусалимскую синагогу, когда есть возможность – и к Стене плача наведывается.

Как всегда, молоток не мешает перу: вот, ввёл в свое повествование образ «тёти Сони с блошиного рынка».

Жертвует на бедных, помогает солдатам-одиночкам.

Разве это не более правильное исполнение заповеди: «Возлюби ближнего своего (а каждый еврей нам близок!) как самого себя»?