Уроки мастера

Уроки мастера

Из великих кинематографистов, которых мне посчастливилось знать, первым мне встретился Валентин Иванович Ежов, автор «Баллады о солдате», которую смотрел с восторгом весь мир. Он набирал группу сценаристов во ВГИКе, и я попал к нему, пройдя все экзамены, но главное — ​собеседование с ним.

Отличник! — ​проговорил он. Догадался? Или смотрел дело? — ​…А ничего не видишь, кроме себя! Ладно! Учись! — ​он махнул ладонью.

Этой рукой он написал великие сценарии, и вот теперь открыл мне калитку в мир кино.

За пять лет учебы он нечасто появлялся у нас — ​то были годы его славы, поездок, фестивалей, а самое важное — ​непрерывной работы. Фильмы выходили один за другим… Сейчас, когда то время почти исчезло, все помнят лишь «Белое солнце пустыни», написанное им вместе с Ибрагимбековым. И, может быть, комедию «Тридцать три»… И то, скажем прямо, не слабо.

Но главное, что он нам «преподал» — ​это себя. Видя его то на «Мосфильме», то в Доме кино, а иногда и во ВГИКе, мы все отлично понимали, что надо, прежде всего, стать такой личностью, как он… а уж потом, может быть, что-нибудь и получится.

Он был всегда азартен, громогласен, бесстрашен. В любой группе и даже толпе прежде всего было слышно и видно его. Он приковывал взгляд. Был неповторим. Получив около ста международных призов, да еще Ленинскую и Государственную премии, он ничуть не забронзовел, и уж точно не зажирел — ​был скорее изможден, нежели ухожен, говорил не вальяжно и медленно, а горячо и быстро, всегда и везде, и даже на торжественных мероприятиях появлялся в одном и том же видавшем виды, когда-то белом пиджаке с хлястиком, венгерского, кажется, производства. И запомнился гораздо ярче других, гладких, но — ​незаметных.

Жил он на пределе и даже за пределом своих сил. На глазах у всех происходил его бурный и скорее трагический, чем благополучный роман со знаменитой молодой актрисой, красавицей Викторией Федоровой. Казалось — ​зачем ей этот немолодой, потертый, неуравновешенный человек, который, несмотря на славу, так и не разбогател, все спустил? Но — ​равного ему не было, любовь была страстная, и у всех на виду. Они то хохотали, то ссорились, потом Ежов при всех падал перед ней на колени. Все — ​смотрели на них! Кинематографист должен держать внимание публики! Любой ценой. А кто прячется в тень — ​в тени и останется. Ни у кого из нас не хватит смелости — ​не говоря уже о таланте — ​но хотя бы смелости, чтобы хотя бы в одном сравняться с Ежовым! Ни у кого! Вот о чем думал я, и страдал!

После защиты он пригласил нас всех в ресторан — ​помню, он был рядом со «Стрелой» — ​памятником покорителям космоса. Ежов говорил, как всегда, страстно. К моему удивлению, большинство выпускников, выпив дежурный тост «за мастера», поблагодарили и ушли. Неужели они решили, что им нечему больше учиться у Ежова? Я был потрясен. Ничему они у него не научились!

А он — ​все говорил, душа его кипела:

Мужик стоит ровно столько, сколько он сделал. Тут представили меня Клаудиа Кардинале. Пожала мне руку. Ей сказали: — ​«Баллада о солдате»! Она сказала: — ​«О!», и подержала мою руку в своей. А я тут брякнул: «Значит, не красотой своей я вам понравился!» А она (переводчик перевел): «Да вы что! Полицейский, который у меня возле дома стоит, красивее вас! Но вы — ​лучше»… А тут Феллини пригласил меня в ресторан. Один из самых модных. А был самый простой. Хозяйка его, матушка Анна, подкармливала Феллини, когда он тощим студентом был. А после триумфа «Восьми с половиной» он пригласил весь бомонд сюда! И теперь — ​для Феллини и его гостей — ​только бесплатно… Великий человек!

И я — ​тоже был горд, что оказался с Ежовым, досидел тот вечер с ним до конца, доказал свою преданность и стойкость. Иначе — ​кто бы я был?