В одном селе далеком…

В одном селе далеком…

Рассказы

Аппендицит

О, Николай Петрович, заходите, заходите!

Человек чуть выше среднего роста, в клетчатой рубашке и почему-то в кепке, вскочил из-за стола и бросился навстречу вошедшему. На его лице, которого уже несколько дней не касался бритвенный станок, сияла радость. Он засуетился, помогая гостю раздеться.

Гостем был хирург, приехавший из районного центра.

Ну, здравствуй, Кузьма Иванович! Как поживаешь?

Привет, привет, Николай Петрович, дорогой! Я что, я ничего… А вы-то какими судьбами к нам?

Да позвонили, сказали, мальчик у вас в селе заболел. Вот я и приехал, осмотрел. Пока непонятно что. Надо в район везти, анализы взять, обследовать хорошенько. Сейчас они с матерью в дорогу собираются. К дому твоему подъедут — посигналят. Я же помню, что живешь ты недалеко от медпункта. Вот и решил к тебе заглянуть, узнать, как ты после операции.

Ой, Николай Петрович, спаситель вы мой! Уже полгода прошло, все хорошо. Поправился, дай вам бог здоровья!

Да, вот ведь была операция… В избе, при свете керосиновых ламп! Ну да, узнаю и этот стол, и потолок. Вон там лампы висели… Я вижу, ты гвозди после этого так и не вытащил?

Да пусть торчат, черт с ними. А вы от Бога врач, хирург каких поискать!.. Садитесь, чай будем пить.

Кузьма стал разливать чай, выложил на стол хлеб, сахар. Николай Петрович достал из своей сумки бутылку водки, колбасу, консервы.

Да вы что, зачем? Я же вам до конца жизни должен. Бываю в райцентре, все хочу к вам зайти спасибо сказать, спаситель мой. Вы, можно сказать, из лап смерти меня вырвали.

Работа у нас такая, Кузьма, профессиональный долг. А ты так и не женился?

Нет, Николай Петрович, не женился. Не идут за меня. Уже привык один. Да и работа бригадира — она беспокойная: то туда нужно ехать, то сюда. Дома-то редко бываю.

Они пили чай, вспоминали тот зимний день, когда хирург делал операцию хозяину дома — вырезал аппендицит.

Я зашел еще и вот по какому делу, Кузьма. Меня коллектив больницы выдвинул в депутаты по вашему округу. Так вот, нужна твоя поддержка. Поможешь?

Какой разговор, Николай Петрович! Да я всю деревню за вас подыму! Меня все знают. Сагитирую, не волнуйтесь.

Понимаешь, мой основной конкурент — крупный местный коммерсант. Ты его знаешь: Сергиков его фамилия…

Уж как не знать. Он часто приезжает, водкой торгует, спиртом… Да кто за него станет голосовать! Всех уже потравил своей самопалкой. Будьте спокойны — все будет как надо. Вот в прошлый раз…

На улице посигналила машина.

Это меня. — Хирург встал из-за стола. — Поеду. В общем, договорились? Надеяться на тебя?

Обижаете! Вот увидите, вся деревня за вас будет. Это я вам говорю. Все сделаю в лучшем виде.

 

Машина ехала через все село. Здесь проживало человек триста. Был свой медпункт, изредка, когда требовалось, приезжали врачи из района, в том числе и Николай Петрович. Сейчас он вез в уазике очередного больного. Мальчик и его мама сидели на заднем сиденье, хирург — на переднем, около водителя.

Врач ехал и вспоминал Кузьму — или, вернее сказать, операцию, сделанную Кузьме.

…Это было примерно полгода назад. Из села позвонили в районную больницу: захворал мужчина, жалуется на острую боль в животе, ходить не может, температура высокая. Николай Петрович поговорил с фельдшером, уточнил симптомы. Предположили, что это, скорее всего, аппендицит.

Был уже вечер. Хирург распорядился, чтобы вызвали шофера, срочно готовили машину, а сам сбегал домой, перекусил, предупредил супругу, что едет к больному в село и вернется поздно, а то и вообще утром.

Ехать было недалеко, километров сорок. Но стояла зима, погода была ветреная, а впереди лежал перевал, который то и дело заносило снегом. До перевала добрались быстро, но опасения подтвердились: дорогу местами замело. Первые снежные преграды автомобиль легко преодолел: подъем еще был пологим, а скорость — большой. Но когда подъехали к повороту, где дорога уходила круто вверх, машина забуксовала. Шофер, которого звали Виктор, сдал назад, с разгона попробовал еще раз. Не получилось. Снова назад, снова разгон. Здесь проскочили. Но на следующем повороте — та же история, и после нескольких рывков машина встала. Водитель и хирург принялись по очереди отгребать снег лопатой. Проезжали несколько метров — и снова расчищали путь, еще несколько метров — опять остановка…

Силы таяли, а до вершины перевала было еще далеко. Наконец, в очередной раз отъезжая назад для разгона, машина сползла в кювет. Нужно было ее вытаскивать, но как?

Обессиленные, водитель с хирургом стояли, не зная, что делать.

Надо возвращаться за помощью в райцентр, — сказал Виктор.

А сколько отсюда километров до него?

Чуть больше тридцати…

Это только к утру дойти можно. А до села?

От перевала — километров семь. До перевала осталось метров триста.

Николай Петрович подумал и сказал:

Вот что, Витя. Сливай воду, забирай из машины все ценное и документы, я возьму сумку с инструментами, и пойдем дальше пешком. Ждать нельзя. Там человек при смерти.

Несмотря на то что до перевала было недалеко, к вершине по сугробам дошли нескоро. На несколько минут присели передохнуть, попили чаю из термоса, пожевали бутерброды и двинулись дальше. Сумка с медицинскими инструментами, которая поначалу казалась довольно легкой, теперь тяжелела с каждым шагом.

После перевала идти стало проще. Дорога пошла вниз, ветра здесь практически не было, и заносов почти не встречалось. Путники двигались молча. Под ногами скрипел снег, в лесу по обеим сторонам дороги было темно и тихо. Наконец впереди появились редкие, тусклые огни.

Деревня встречала чужих молча. Только тявкнула лениво полусонная собака в чьей-то ограде, в конуре, да успокоилась, когда они прошли мимо. А чего вылезать — холодно.

Дверь медпункта была на замке. Виктор пошел за женщиной-фельдшером, он знал, где она живет.

Прибежала фельдшер:

А мы уже и не ждали сегодня никого!

Вам же позвонили, что мы выехали. Как — не ждали?

Но уже поздно, мы думали…

Так, где больной? Открывайте медпункт!

Фельдшер забренчала ключами, отперла дверь.

А больной дома…

Как — дома? Вы же должны следить за его состоянием!

Я была у него примерно час назад.

И как он?

Температура тридцать девять. Весь в поту.

Плохо. А почему в медпункте холодно?

Да я топила утром. Но целый день ветер, выдувает…

Виктор знает, где живет больной? Кстати, как его зовут-то?

Знает, конечно. Кузьма это Турбеков, наш бригадир.

Мы с Виктором сейчас пойдем к этому Кузьме. А вы будите моториста, пусть даст свет.

Постоянного электричества в этом селе не было, его подавали утром и вечером, когда заводили дизельный генератор.

Ладно. Кстати, он сегодня вообще свет не давал, не знаю почему.

Николай Петрович тщательно осмотрел больного, задал ему несколько вопросов. Тот едва мог говорить, еле двигался, на лбу у него выступила испарина. Хирург замолчал и нахмурился. Требовалась срочная операция, а для нее — свет, теплое помещение. Но в медпункте очень холодно. И электричества по-прежнему нет…

Пришла фельдшер, с плохой новостью. Дизель не завести: последнее горючее моторист залил еще вчера. Сегодня генератор уже не работал. Солярку обещали привезти на днях.

Врач громко выругался, нервно заходил по избе. Потом остановился и обратился к фельдшеру и к родственникам больного — двум женщинам и одному мужчине:

Увезти мы вашего Кузьму не можем — транспорта нет, путь замело… Да и есть риск, что он дорогу не вынесет. У него острый аппендицит. Если отросток внутри лопнет — надеюсь, что еще не лопнул, — то будет заражение. Нужна операция, срочно, это вопрос жизни и смерти. А в медпункте ни тепла, ни света. Никаких условий, одним словом…

Он оглядел присутствующих. Те слушали молча, понурив головы. Да и что они могли сказать?

Николай Петрович снова заговорил, на этот раз твердо и решительно:

Значит, так. Стучитесь к соседям, собирайте у них керосиновые лампы. Нужно штук пять-шесть. Грейте на печке воду. Уберите все со стола, сегодня он будет операционным. Поторопитесь, времени у нас уже, можно сказать, нет!

Хирург с Виктором и женщиной-фельдшером сходили в медпункт и взяли там все, что требовалось для операции.

Примерно через час «операционная» была готова. На длинном столе, застеленном стерильными простынями, при свете пяти керосиновых ламп, подвешенных к потолку, лежал Кузьма, кидая испуганные взгляды на блестящие хирургические инструменты и двух медиков в масках. Остальных людей из комнаты удалили.

Николай Петрович сделал глубокий вдох и кивнул фельдшеру, чтобы давала наркоз…

 

Проезжая перевал, хирург бросил взгляд на больного мальчика. Тот дремал. Мать не спала, бережно придерживала голову сына.

Николай Петрович вспоминал, как здесь застряла их с Виктором машина, как они, обессиленные, добрались до села, как он решал, делать или нет операцию в таких, казалось бы, невозможных условиях… После операции он не мог даже говорить от усталости, заснул и проспал до обеда следующего дня. Вернувшись в райцентр, каждый день звонил, узнавал о состоянии Кузьмы. К счастью, тот быстро шел на поправку, никаких осложнений у него не было.

Машина подъехала к больнице. Николай Петрович распорядился, чтобы мальчика оформили и определили в палату, сделал первичные назначения. Основные обследования и лечение — с завтрашнего дня. Покончив с делами, отправился домой, где его ждали супруга и десятилетний сын.

…Недели через три после разговора с Кузьмой о выборах, в воскресенье, Николай Петрович сидел дома и сокрушался:

Отчеты, документы… Замордовали! Уже не знаешь, то ли бумажки писать, то ли больных лечить. От нашей писанины здоровья-то у людей не прибавится.

Супруга его сидела рядом, читала свежие газеты. Посмотрела на него:

Вот депутатом станешь — и добивайся, чтобы бумаг было меньше. Кстати, как твои дела выборные? Проголосуют за тебя в селе, как думаешь?

Полагаю, да. У меня там есть один горячий сторонник. Тот, которому я операцию делал у него дома, помнишь? Кузьма…

Как не помнить! Еще статью в газете про это напечатали потом — «Операция при свечах», по-моему, называлась.

Да-да. Так вот, Кузьма бригадиром работает, там все его знают. Обещал, что будет за меня сельчан агитировать.

Через некоторое время жена Николая Петровича обнаружила в газете какую-то заметку и обратилась к нему:

Как, ты говоришь, звали того, кого ты оперировал? Кузьма…

Кузьма Иванович. Фамилия — Турбеков. А что?

А другой кандидат, твой главный конкурент по нашему округу, — Сергиков?

Ну да. Да что случилось-то?

Супруга не ответила, встала, положила перед мужем местную газету, молча ткнула пальцем — где читать, и отошла от стола.

Николай Петрович пробежал взглядом указанные строчки. Кровь прихлынула к лицу, он, не веря своим глазам, еще раз перечитал текст в колонке о выборах. Вот что там было написано:

«Дорогие избиратели, мои земляки! На предстоящих выборах призываю вас всех проголосовать за Дмитрия Лукича Сергикова — успешного предпринимателя и уважаемого жителя нашего района. Все мы знаем Дмитрия Лукича: он уже много лет снабжает нас необходимыми продуктами и товарами высокого качества. Нет сомнений, что, став депутатом, он будет еще больше заботиться о наших жителях. Бригадир животноводческой фермы Кузьма Иванович Турбеков».

А под текстом — фотография двоих мужчин: худощавого Кузьмы, все в той же кепке, и полного, высокого Сергикова.

У Николая Ивановича все задрожало внутри. Он встал и, не взглянув на жену, вышел во двор. Зашагал было в сторону огорода, но передумал. Постоял, вернулся к дому, прошел к ограде. Из будки около поленницы, гремя цепью и виляя хвостом, выбралась собака. Хирург подошел к ней, опустился на корточки и стал гладить.

Потом он поднялся на ноги, выглянул на улицу. За оградой его сын гонял мяч с соседскими пацанами. Один сосед чинил мотоцикл у себя во дворе, другой копался на грядках. Вокруг текла совершенно обычная жизнь.

Николай Иванович снова посмотрел на свою собаку, подмигнул ей и улыбнулся:

Вот тебе и аппендицит!

И пошел в дом.

Чиновник

Идти по свежим сугробам было трудно. Снегопад начался накануне вечером и к утру все еще не прекратился. Первые машины оставили колею, и девочка шла по ней: хоть ноги и скользят, а все же легче.

Обычно девочка видела из окна, как подъезжает автобус, но сегодня она его так и не дождалась. Автобус не может подняться сюда, в гору, если трактор не успел расчистить дорогу. А трактора еще не было, значит, скорее всего, придется идти на другую остановку, ниже по улице.

На заметенной остановке стояло несколько человек. Один мужчина громко ругался:

Не могут дорогу почистить! Какой толк от этих чиновников? Пока выборы — везде видишь их физиономии, а после выборов что они есть, что их нет. Разогнать всех к чертовой матери!

Он махнул рукой на плакаты, расклеенные на стенках автобусного павильона, и, продолжая ругаться, направился в сторону другой остановки. Остальные люди, ничего не говоря, побрели за ним.

Девочка подошла к плакатам. На них были фотографии, и под каждой что-то написано. Люди на фото были красивые, хорошо одетые.

«И чего этот дядька ругался на них? Очень даже симпатичные», — подумала девочка.

Тут она увидела под сиденьем остановки какую-то маленькую фигурку вроде куклы. Фигурка была припорошена снегом, поэтому девочка даже не сразу поняла, что это. Она подняла куклу, отряхнула ее. Это оказался человечек, но такой грязный, что нельзя было определить, какого он цвета.

Откуда ты взялся? Бедный, замерз на снегу… Дай я тебя под пальто посажу. Сиди там, грейся!

Девочка спрятала игрушку на груди и тоже пошла к соседней остановке. Она знала, что опоздает к началу урока. Опять учительница будет ругаться, говорить, что надо раньше вставать… Девочка училась в первом классе.

Она медленно брела по снегу и разговаривала со своей находкой:

Вот откуда ты свалился? Сидел бы себе дома. На улице холодно, а ты даже шарф не завязал. А-а, его у тебя вообще нет! Что, потерял? И почему ты такой грязный? Вечером я тебя искупаю. Главное, чтобы папа не увидел, а то сразу тебя выбросит. Он не любит, когда я что-то таскаю в дом с улицы. Недавно я котенка принесла, он тоже сидел на остановке и мяукал. Так папа взял его и выкинул! Сердца у него нет. Так мама сказала. Ну что, отогрелся?

Девочка остановилась, нащупала под пальто свою находку. Убедилась, что та на месте, успокоилась.

А как тебя зовут? Что не отвечаешь, имя свое забыл? Я тебя вечером отмою, и ты будешь таким же красивым, как те люди на плакате, на остановке. Дядька, который ругался, их чиновниками называл… Вот что, давай я тебя Чиновником буду звать! Все, мы пришли, и как раз автобус стоит. Я тебя в сумку переложу, а то опять потеряешься. Чиновники не должны теряться!

Вечером она очень долго мыла Чиновника в раковине в ванной, прислушиваясь, не идет ли кто. Сколько она его ни терла, вода все равно была грязной. Наконец купание было окончено. Девочка долго вытирала куклу, кутала в полотенце, а когда рядом появлялся папа, прятала за спину. Потом положила на батарею:

Лежи, сохни. Я сейчас поем и приду уроки делать. Никуда не убегай!

Перед сном девочка незаметно сунула Чиновника под подушку, а когда родители потушили свет в ее комнате и ушли, достала и еще долго с ним шепталась. Она так и уснула, прижимая к себе еще влажную игрушку.

 

С появлением Чиновника хлопот у девочки прибавилось. Кроме того, что она сама готовила уроки, нужно было учить и Чиновника. У него появилась своя тетрадка, в которой были записаны, на каждой странице по одному, предметы и проставлены оценки. Судя по оценкам, учился Чиновник неважно. В основном на тройки, а иногда и на двойки. Редко ему удавалось получить четверку и почти никогда — пятерки.

Девочка его ругала:

Ну что это за учеба? По русскому совсем плохо! Куда у тебя буквы за поля убежали? И одна буква меньше, чем остальные… А почему задание по математике не сделал? Опять целый день с телефоном играл? Добьешься, отберу и больше не отдам! И что интересного в этом телефоне видят? Раньше вообще телефонов не было. Так мама говорит. Шутит, наверное. Разве такое может быть?.. Ну ладно, мы отвлеклись. Заканчивай с уроками, ешь и готовься ко сну! Погулять ты сегодня не успеваешь. Сам виноват — провозился.

Ложась спать, она укладывала Чиновника рядом с собой, прятала под одеяло, когда заходил папа, потому что тот не разрешал ей брать игрушки в кровать. А мама, наоборот, подкладывала девочке в кровать какую-нибудь мягкую игрушку. Их у девочки было много: и плюшевый мишка, и зайчик, и бельчонок, и еще, и еще… Но когда родители уходили, она оставляла около себя только Чиновника и долго с ним разговаривала.

Что ты сказал? Нет, не знаю, завтра спрошу… Ты старайся учиться хорошо, не ленись! Без учебы сегодня никуда. Так мама говорит. Утром надо зарядку делать. Неохота, конечно, но надо… Ну а теперь я тебе сказку расскажу. Про Мишку и Белку. Слушай. Жили-были два друга: один Мишка, другой Белка… Как думаешь, про Белку надо говорить «другой» или «другая»? Я тоже не знаю. Так вот, решили они пойти… пойти… пой…

Глаза у рассказчицы закрывались, губы продолжали двигаться, но звуков уже не было слышно. Она засыпала…

 

Однажды утром, за завтраком, девочка спросила у папы:

Папа, а ты чиновник?

Отец, пережевывая пищу, буркнул:

Чего-чего?

Ты на работу в костюме ходишь, галстук носишь, — значит, ты чиновник?

Ну… в какой-то мере — да.

А ты хороший чиновник?

В разговор вмешалась мама:

Отстань от отца! Скорее ешь — и в школу. Ты еще сумку не собрала! Опять целый вечер с телефоном сидела? Отберу я его у тебя.

Папа добавил:

Почему по математике тройки? Чем с куклами возиться, лучше математику учи!

Так и не выяснив, хороший ли ее папа чиновник, девочка допила чай и пошла собираться в школу.

Спросила она вот почему. Как-то раз, еще осенью, она играла в песочной куче за оградой. За папой в тот день пришла машина: по работе ему приходилось много ездить. А перед этим дни были дождливые, дорогу развезло. Папа сел в машину и уехал. Мимо в это время шли две женщины. Девочка сидела за песочной кучей, поэтому женщины ее не заметили. Она услышала обрывок их разговора:

Пройти невозможно, ужас! Почему дорогу песком не подсыпают? Говоришь этим чиновникам, говоришь…

А им чего? Их-то вон — на машине подвозят! Они, как мы, грязь ногами не месят.

Да уж… И когда только они к нам лицом повернутся?

 

Время шло, миновал почти год с того дня, как девочка нашла Чиновника. Теперь это был ее самый лучший друг. Она доверяла ему свои секреты, учила его уму-разуму и, куда бы ни шла, брала его с собой. Вечерами рассказывала ему сказки, пела песенки. Ей казалось, что он все понимает.

Вот только никому не нравилось, что его зовут Чиновник. Со временем девочка поняла, что в основном чиновников не любят. Как она ни объясняла, что ее Чиновник хороший, умеет слушать сказки, читать и писать, — подружки, которые играли с пластиковыми «барби», не брали ее в свою компанию. Девочка оставалась одна. Вернее, со своим другом — маленьким потрепанным Чиновником.

Я знаю, тебя не любят… Но я тебя никогда не брошу! Пусть даже у них куклы красивые, ну и что? Зато ты у меня самый умный.

И она крепко прижимала к груди свою игрушку.

 

Непонятно, как это случилось, но однажды Чиновник исчез. Девочка горько плакала. Она обшарила сумку, перевернула белье на кровати, просмотрела все полки, искала под мебелью, ходила вокруг дома… Чиновника нигде не было.

Вечером родители сели ужинать.

Где дочка? — спросил папа.

Куклу потеряла. Ищет, переживает.

Какую еще куклу?

Да старую. Все время таскала ее с собой. Где-то выронила, наверное.

А я и не замечал… Подумаешь, кукла! Завтра съездим в магазин, и пусть выберет, какую надо. Хотя у нее и так игрушек полно.

Ужинать девочка так и не пришла.

В выходной день мама напомнила папе, что он обещал купить дочери куклу. Папа нехотя, но оторвался от телевизора.

В магазине глаза разбегались от множества разнообразных игрушек. Чего там только не было! Книжки-раскраски, машинки — маленькие и такие большие, что на них можно ездить детям, мячи, костюмы для маскарада, игры в коробках, детские музыкальные инструменты…

Наконец девочка с папой дошли до отдела с мягкими игрушками.

Выбирай кого хочешь!

Здесь были огромный медведь, длинный, почти как настоящий, крокодил, львенок, слон, щенок, зайчики, чебурашки…

Девочка ни на ком не остановила взгляд.

Здесь нет Чиновника.

Какого еще чиновника, черт возьми?! Так много игрушек — и ни одна не нравится?

Мне Чиновник нужен.

Возвращались они все же со свертком. Папа сам выбрал дочери подарок — симпатичную собачку.

Дома он развернул упаковку, положил плюшевого зверька на кровать девочки:

Чем не игрушка? Очень даже хорошая!

Когда папа ушел, девочка швырнула собачку на пол и уткнулась лицом в подушку. Плечи у нее задергались.

За всем этим наблюдала в приоткрытую дверь мама. Вечером она сказала папе:

Совсем дочка раскисла из-за этой своей куклы. Не ест толком, уроки не учит… Не знаю, что и делать.

Папа разозлился:

Ерунда все это! Дурь детская! Пройдет. Нашла из-за чего страдать.

Прошла неделя. Выпал снег. Увидев утром в окно летящие снежинки, девочка засмотрелась на них, а потом вдруг сорвалась с места, наспех оделась и бросилась к выходу.

Мама испугалась:

Ты куда?

Он вернулся! — крикнула дочь и выбежала на улицу.

Снег был глубокий, как и год назад. Девочка проваливалась в сугробы, но, не обращая на это внимания, быстро шла к остановке и по дороге шептала:

Он пришел… Он вернулся… Обязательно!..

На остановке она сразу заглянула в то место под скамейкой, где когда-то подобрала Чиновника. Потом осмотрелась вокруг. Но все, что нашлось, — это две пустые пачки из-под сигарет да обрывки бумаги. А Чиновника не было.

Девочка опустила голову и медленно побрела обратно. Ей навстречу уже бежала мама.

 

В школу девочка не пошла. У нее поднялась температура, и она целый день пролежала в кровати. Приезжал врач, осматривал ее, что-то спрашивал, говорил с мамой, потом выписал лекарства.

К вечеру девочке стало немного лучше. Она уснула, и ей приснился сон.

Во сне девочка оказалась в чужой стране. И первым, кого она увидела там, был ее Чиновник! Только теперь он оказался с нее ростом, нарядным, опрятным и весело сказал ей:

Это моя страна. Называется она Страна Чиновников. И здесь нас, чиновников, любят!

Они вместе пошли по какой-то улице. Улица выглядела чистой и ухоженной, но все равно какие-то люди в костюмах и галстуках подметали ее, чтобы не было ни соринки.

Девочкин друг обратился к ним:

Здравствуйте, чиновники! Вы у нас очень хорошие, мы все вас любим!

Те приветливо отвечали.

Девочка была в замешательстве:

У вас тут не ругают чиновников?

А за что их ругать? Смотри, на улицах чисто. Автобусы ездят по расписанию, минута в минуту, не опаздывают.

А если снег пойдет?

Когда наступает зима, наши главные чиновники, в костюмах и галстуках, берут лопаты — и на дороги, снег убирать. Автобусы первые пойдут — пусть хоть всю ночь снег валил, а улицы чистые. И едут в автобусах хоть школьники, хоть взрослые — все чиновникам машут, спасибо им говорят.

А что это за дом с флагами? У нас в таких начальники сидят. А у вас что там? Туда простые люди не ходят?

Почему не ходят? Ходят. Там и у нас раньше чиновники обитали, а теперь просто пожилые люди живут, на всем готовом. Их там и кормят, и всем необходимым обеспечивают. А если надо старому человеку в больницу или еще куда — он позвонит по телефону, и через минуту машина у порога. Чиновники к старикам приходят, совета спрашивают: как правильно сделать то или это, кому еще помочь. Очереди даже бывают. Хотя и без этого у нас чиновники работают хорошо. Вот человек не успел подумать, что на дороге грязно и надо бы песку подсыпать, а уже такие же нарядные чиновники на машине приехали и подсыпали, а к вечеру и асфальт уложили.

Здорово!

Да не здорово это, а нормально. Ну все — время твоего пребывания у нас заканчивается. Пойдем, я тебя провожу. В нашу страну на экскурсию только один раз в год пускают, и то только на полчаса.

А как же ты у нас оказался?

Когда я узнал, что в вашей стране есть чиновники, то поехал к вам жить. Я был таким же большим, как сейчас. Но оказалось, что у вас другие чиновники, они только о себе думают, а не как наши, которые для людей стараются. Мне было за ваших чиновников так стыдно, что я стал уменьшаться и в конце концов сделался совсем маленьким, каким ты меня и нашла. Никто, кроме тебя, не любил меня, поэтому я в конце концов убежал из вашей страны. Здесь, на родине, я снова стал нормальным. И к вам больше не хочу.

А как же я? Я не могу без тебя! Что надо сделать, чтобы мы снова были вместе?

Нужно очень немного — чтобы ваши чиновники стали такими же, как наши. Тогда и ты свободно будешь ездить к нам, и я смогу в любое время прийти к тебе. А пока…

Глаза у девочки наполнились слезами. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Не плачь, — ласково сказал Чиновник. — Я тебе очень благодарен. Прощай…

Девочка проснулась — и все-таки расплакалась.

 

Было уже утро. Услышав шум, мама поднялась в комнату дочери. Та сидела на кровати и ревела во весь голос.

Доченька, что случилось?

Ничего не ответив, девочка вскочила на ноги и побежала вниз.

Ее папа в это время умывался в ванной.

Папа, ты будешь хорошим чиновником? — Она рыдала не переставая.

Отец испугался и ничего не понимал:

Дочка, что с тобой? У тебя температура?

Папа, скажи мне, когда ты станешь хорошим чиновником?!

Мама догнала девочку, обняла, потрогала ее лоб. Но та вырвалась из маминых рук, продолжая плакать и кричать:

Я прошу, папа, стань хорошим чиновником! Сделай так, чтобы все чиновники стали хорошими!

Отец подхватил ее на руки и понес обратно в комнату. Через какое-то время она устала и затихла. Родители стояли рядом с кроватью и смотрели друг на друга, не зная, что делать. А девочка все просила, тихо всхлипывая:

Папочка! Стань хорошим чиновником, я умоляю! Ну станьте вы все хорошими, неужели так трудно…