Журнальный мир

ЗИМА НА ОКРАИНЕ ГОРОДА

Зимний город — в холодном огне,

В полыхающих искрах-набросках:

Иней ярко горит на берёзках,

Серебрятся узоры в окне…

На февральских ветвях — снегири

И рябины последние горсти,

А полыни пустынные ости

Пляшут тенью на старой двери.

К заколоченным дачным домам

Вдоль окраин не тянутся тропки,

Перевёрнуты ржавые лодки,

Пар речной уплывает к холмам.

Налетевшая с неба метель,

Кувыркаясь, уносится в поле;

На упавшем в сугроб частоколе

Тлеет редко лучей акварель.

МЕТЕЛЬ

Далёк апрель,

Сквозь боль виска

Свистит метель,

Горька тоска…

Сожгли снега

В домах тепло,

Луны дуга

Летит в стекло.

Врываясь в дом,

Мороз плывёт,

Но над окном

Растаял лёд.

Его капель

Ловлю в ладонь.

Метель, метель…

Печной огонь.

***

Мало приносит покоя

Эта старинная тишь,

Там, где качается хвоя

Возле заснеженных крыш

И заколоченных окон

Над переулком моим;

Там, где берёзовый локон

Вдруг превращается в дым,

В дым мимолётных видений,

Пеплом плывущих ко мне;

Там, где невидимый Гений

Ходит в закатном огне

В час, когда, вспыхнув, аллея

Меркнет в небесном краю

И, даже вздрогнуть не смея,

Я перед Богом стою…

***

Жгучие ветры убавили бег,

Блёстками выстланы крыши,

В окна бросается тающий снег —

Снега летучие мыши…

Тени снежинок ночных велики —

Машут незримо крылами;

Отблески меркнут в тумане реки,

Светится мгла над мостами.

Клён над сырым тротуаром поник

В зареве дымки проточной…

Терпкий и сладостный запах гвоздик

Льётся из лавки цветочной.

***

Вечерело — таинственно, строго:

Ярко-красным свеченьем снегов

В колыбели морозного стога

Тлели искры иных берегов.

Плавал дым над речной луговиной,

Отражённой в потоке небес:

С тенью плавной, размашистой, длинной

Шла Вселенная наперевес.

И во всём этом, тихо, огромно

Поглощая земные огни,

Пахли светом смолистые брёвна.

Догорали февральские дни.

***

Уходит зимняя пора,

Сугроб под солнцем серебрится,

А беспокойная синица

Летит в малинник со двора;

Ручьи разрезали стекло

Дорожных мартовских откосов,

Огонь проталин чист и розов:

Бурлит весеннее тепло,

Вплывает с улицы в мой дом,

Качая вышитые шторы;

Небес волнистые узоры

Висят над солнечным холмом.

И как же здорово, что всё,

Всё это — свет одной планеты.

Когда слова добром согреты,

Я верю в будущность её!..

***

Здесь всё меня переживёт,

Всё, даже ветхие скворешни…

А. Ахматова

Журавли еле слышно несут

Весть благую над миром-скворечней;

У плотины к проталине вешней

Подступает разлившийся пруд.

Вечер пахнет вишнёвой корой,

И сырым табаком, и духами;

Свет лампад разгорается в храме,

Луч с деревьев стекает смолой.

Боязливы огни автострад

Вдалеке, над курящимся смогом;

Снова мыслю в дороге о многом,

Вдохновенным видениям рад.

Ночь пасхальная снова темна,

Но в пустынной глуши переулка

Мне поёт незнакомая струнка

Ручейка — с поднебесного дна…

***

Словно между землёй и Вселенной,

В глубине дождевой пелены

Звонкой музыкой — благословенной —

Серебристые капли полны,

Вновь ручьи набегают — шальные,

Разлетаются брызги — лихи…

Как миры неземные, иные,

Пробиваются к свету стихи!

ПОЛЕСЬЕ

(летние этюды)

1

Ты спасаешь меня от беды,

ты меня прожигаешь насквозь,

словно рядом, у тёмной воды,

кружит звёзды незримая ось;

словно где-то — в тебе и во мне,

между нами, всего в двух шагах,

целый Космос в небесном огне

засыпает на Божьих руках.

2

О, миры — мимолётны, малы,

для души даже небо мало —

в позолоте полесской смолы,

сквозь слегка голубое стекло —

сквозь летящую дымку костра,

над извитой дорогой земной…

Ты светла и на слово — остра.

И любима поэтому мной.

3

Над полесьем — сиреневый дым,

между нами — огонь откровений;

над потоком чужим, неземным

меркнут сполохи столпотворений

дальних звёзд, неизвестных миров,

где незримые души, взмывая,

будят отзвук цветущих ветров

на тропинках ушедшего мая…

4

И вот мы снова — где-то, где-то

молчим в безмолвии лесном, —

как будто хрупкая планета

бросает души на излом;

как будто в круге бездорожья,

где поступь неба холодна,

по нам проходит тропка Божья

сквозь грозовые времена.

5

В небесном холмистом затоне

развеялся огненный дым:

я видел тебя на иконе

с младенцем, с младенцем моим.

Как будто осенняя птица,

окликнула небо душа, —

и с неба скаталась крупица,

земные прозренья верша.

6

Ты говоришь, что мы — другие;

что нам свобода не нужна;

что в звуках летней литургии

земная музыка слышна;

что в тихих крыльях пилигрима

насквозь Вселенная видна…

Ты искупительно любима,

ты удивительно умна.

***

Как чудно всё: и листья, и трава,

И по деревьям пробежавший дождик,

И под окном невзрачный подорожник,

И невзначай пришедшие слова,

И лунный свет — спокойный пилигрим,

Проплывший вслед за дождевым потоком

И задремавший в облаке высоком:

Мир бесконечен и неутомим.

Вдали восходит летняя заря,

Не та, в которой луч летит над полем,

А та, в которой золотистым морем

Рокочут звёзды, брызгами горя:

Им нет ни слов, ни чисел, ни времён,

Они — всегда, вне разума и года,

Блестят в холодных водах небосвода,

А берег их огнём испепелён.

Испепеляй теперь меня и ты,

Моей стихии поступь роковая!

Опять молчу, на Бога уповая,

И от твоей сгораю чистоты,

Ведь ты — и лист, и дождик, и трава,

И сон любви, и оторопь искуса,

Моя навеки преданная Муза,

Наверно, ты всегда во всём права.