Веселья тихая страница

Веселья тихая страница

Стихи

В поле

Без единой мысли в голове

Я лежал на скошенной траве

И считал былинкою стрекоз,

Вдруг по коже пробежал мороз.

И, как будто вытерли стекло,

В мире стало чисто и светло,

И деревья, словно облака,

Унесла воздушная река.

 

И травы накошенной волна

Поднялась от лугового дна

И упала, как девятый вал,

На пустой небесный сеновал,

Где, вдыхая запахи полей,

Месяц пел, как старый соловей,

И шипел от утренней росы

Млечный Путь, как лезвие косы,

Где Земли скворечник голубой

Стал моей начальною судьбой,

А былинка, что была в руке,

Стала вечной в райском языке.

 

Без единой мысли в голове

Я лежал на скошенной траве

И не видел золотых стрекоз

От горячих простодушных слез.

 

 

Невеста

Памяти Марины Лимоновой

Маина! Маина! Маин!

(крики чаек)

В прозрачной клеенке, в пакете

Невеста лежала в гробу.

По-взрослому плакали дети

И морщили кожу на лбу.

 

Родители как на премьере

Немого сидели кино,

В открытые Царские двери

Открытое плыло окно

С наивным сюжетом природы:

Ограда в зеленом плюще.

О благословенные годы!

О бедное счастье вотще!

 

Сквозняк мельтешил по приделу,

Тревожа венец и фату.

Назначено каждому телу

Земле передать красоту.

Прах к праху. Родное к родному.

Одно вещество к веществу.

На поле сжигают солому,

А в парке сгребают листву.

Волчок мирового компоста

Работает как на износ.

Где просто — там ангелов со сто

И нежно цветет купорос.

 

Автобус трясло на щебенке,

Душевно шептались венки.

Проселки, пустые избенки,

В провалах дверных — мотыльки.

Погост за картофельным полем

Внезапно открылся для глаз:

Просторная смертная доля

Без всяких чудес и прикрас!

Сухое, хорошее место

В живом беспорядке оград.

Поднимется к празднику тесто

И будет ватрушек парад.

 

Бесстыжие чайки кричали:

«Маина, Маина, Маин!»,

Мужчины культурно скучали

И слали гонца в магазин.

Отец, опершись на лопату

Всей грудью, спокойно курил.

«Как будто, набитое ватой,

Я сердце свое схоронил», —

Так он мне сказал на поминках,

Главу над стаканом склоня.

«Маринка! Маринка! Маринка!» —

Тянула недружно родня.

 

Жила. Горевала. Мечтала.

По имени Счастье звала.

Невестой Христовою стала,

А впрочем, и раньше была.

 

 

Судьба человека

И равнодушная природа…

А. Пушкин

 

Сумасшедший человек,

Житель будущего рая,

Ты прожил свой скорбный век,

Ничего о нем не зная.

 

Тихо, мирно, просто так,

Для насмешек и забавы,

Как Иванушка-дурак,

На окраине державы.

 

Никого не полюбил,

Ни к чему не привязался,

Словно выходец могил,

Отражения пугался.

 

Даже имя, что тебе

Врач на бирке написала,

Никогда в твоей судьбе

Ничего не означало.

 

Как цветочек полевой,

Ты затих в больничной сени,

Стриженою головой

Резкие бросая тени.

 

И зачем родился ты,

Равнодушный, как природа?

Жизнь твоя — из темноты

Залпы сероводорода.

 

В чем, скажи мне, милый друг,

Мудрое предназначенье

Безмятежных твоих мук,

Непечального успенья?

 

Ни могилы, ни креста,

Ни молитвенного вздоха.

Белоснежного листа

Заурядная эпоха.

 

Родительская суббота

Две иконы да свеча,

Столик панихидный.

Перед ним два усача,

Два седых бородача,

И диакон видный.

Он кадилом золотым

Весело махает,

И над ним кадильный дым

Благодушно тает.

 

А седые усачи,

В ризах позлащенных,

Полежали б на печи,

Да вот тут — народ учи

В словесах отменных.

А постой-ка день-деньской

У Престола Славы,

А потом еще отпой

«Со святыми упокой»

Гражданам державы.

 

Но, молитвой ободрясь,

Старики вздохнули

И, друг другу поклонясь,

Дважды два перекрестясь,

Сединой тряхнули —

И раздался стройный глас

Трисвятого пенья,

Так что свой могучий бас

Дьякон спрятал про запас

В день поминовенья.

 

И казалось, братцы, мне,

То Россия пела

О Божественной стране,

Где сиротствуют одне

Душеньки без тела…

 

Игра

Среди широкого двора

На бельевой прищепке

Висела детская игра

В большой серьезной кепке.

Она была, как сладкий чай,

Вся мокрая от счастья!

Судьба дала ей невзначай

Застежку на запястья!

Она б могла среди двора

На деревянной скрепке

Висеть сто лет, кричать: «Ура!» —

Бросая кубик в кепке.

 

Она — игра: ей дай буфет,

Полено, мышеловку,

Кило сельмаговских конфет

И чеснока головку,

Маршрут трамвая № 2,

Открытку с видом Крыма,

Любые факты и слова

И мяч, летящий мимо, —

Она по-свойски подмигнет

И смысл переиначит,

Освобождая от тенет

Лукавых и чердачных.

Весельем, радостью чудной

Преобразит предметы.

Примерно так в страде земной

И трудятся поэты.

 

Среди двора на бельевой

Веревке трепетали

Штаны печалью вековой,

Затягивая в дали.

Вокруг сараи и дрова,

Крыльцо с железной крышей,

И обнаглевшая трава,

И небо, чуть повыше.

 

Тайная Вечеря

Из ядущего вышло ядомое,

и из сильного вышло сладкое.

Суд. 14:14

 

Крепкое сухое тело

Господа Христа

На ладонях запотело,

Просится в уста.

 

Я смотрю на эту кроху,

Изумленный весь.

За эпохою эпоху

Проживаю днесь:

 

От Синая до Сиона

В зелени олив,

От червленых шкур закона

До горы Хорив.

 

Рукотворный образ Агнца,

Неживой на взгляд,

Языком протуберанца

Расхищает ад.

 

Кто из нас ядомым станет:

Бог в руках раба

Или раб, как соль, истает

В жертвенных хлебах?

 

Тайна жизни, тайна гроба

С Таинством креста

Соотносятся, как сдоба

С коливом поста.

 

Снедь домашняя для чрева,

Умная стряпня.

Ева плод познанья с древа

Съела за меня.

 

Семь больших корзин укрухов

Поглотила тьма,

Пища твердая — для духа,

А не для ума.

 

Тайная Вечеря явит

Страшный суд любви,

Жизнь замесится во славе

На Святой крови.

 

Упразднятся все глаголы,

Знание и речь,

Новоселам во благое

Память не сберечь,

 

Отойдут приделы храма,

Замолчит псалтирь,

И дубрава Авраама

Увенчает ширь.


 

Старое кладбище

…Вино молодое надобно вливать

в мехи новые.

Мк. 2: 22

На старом кладбище сидели

И пили новое вино.

Качались вдоль ограды ели

И были с нами заодно.

 

А рядом в домике кирпичном

Лопаты стыли и ломы,

Свободным духом заграничным

Тревожа падшие умы.

 

В углу железная печурка

Спала под ворохом газет.

Была могильщиков дежурка

Заброшена на сотни лет.

 

А на лоскутном одеяле,

Зевая, древняя доха

Себя узнала бы едва ли

В зеркальном образе стиха.

 

Ты заждалась меня у входа,

Считая черенки лопат.

На старом кладбище природа

Открылась, как причастный плат.

 

Подшитый край земного ситца!

Багряной осени отрез!

Веселья тихая страница

Без развлечений и чудес.

 

Вздохнув, вернулись мы на лавку,

Допили пополам вино,

Надутых туч смешную давку

Воспринимая как кино.

 

Но небо не пошло на траты,

Деревья стихли, протрезвев.

Прозрачное дыханье мяты

Распространял могильный зев.

 

Стемнело, так что наши руки

Переплелись в вечерней мгле.

На месте горя и разлуки

Бывают встречи на земле.

 

Прощай, кладбище вековое,

Усни под ворохом газет!

Нет в жизни будущей покоя

И передышек в счастье нет.