Журнальный мир

***

Вся такая внезапная

как неожиданный камнепад

из-под копыта скрытного

муфлона

Вдруг неожиданно проступаешь

сквозь штриховку ночи

Так бывает когда долго смотришь

на абстракцию

и отключив сознание

дышишь только сердцем

Ты ли это

ерошишь сейчас мои волосы

или просто

персонификация самой ночи?

И исчезаешь

также внезапно

как появилась

***

Душа моя, прошу, купи мне груш,

дешёвеньких, копеечных, зелёных…

От пузырьков шампанских неуклюж

сквозь первый день идёт непокорённый

борец за право снега на январь,

за право звёзд цепляться за карнизы.

А горы дыбят город, как и встарь,

с себя снимают вечные эскизы

и в рамку помещают. Так иди ж

путём, предтечею твоим открытым,

ловя мгновенья, словно капли с крыш

творца; не замечая странной свиты,

которая не знает суеты,

но и покоя тоже не имеет

и копит виртуальные листы.

Они со временем от холода желтеют,

сказать верней, от гнёта мысле-дней,

от мирных окон, темноте несущих

не озаренье, но просветы, чтоб на дне

неоседаемо блуждали души,

чтоб находили верный переход

сквозь перекрёстки и не спотыкались

о скользкие бордюры тех забот,

которые похожи на скрижали.

Сквозь первый день, сквозь первый вечер, луж

не замечая ледяную плёнку…

Душа моя, прошу, купи мне груш,

дешёвеньких, копеечных, зелёных…

***

Восковые ягоды тиса –

остывающий, тихий огонь,

чуть посыпанный пеплом. Реприза

продолжается. Выдана бронь

на неделю – от зимней вербовки,

от участья в манёврах дождей

и туманов. Твоя перековка

продолжается, на воде

выводя прописные уставы,

обязательства и права,

но понять где «лево», где «право»

невозможно по тем словам.

Не постичь их превратность, причуду

и какой из слоёв надеть,

чтоб спастись от судьбы-простуды

и с листвою жёлтой сгореть.

В этом пламени постараться

уловить перекрестье дат,

что свершились с тобой семнадцать

и четыре года назад:

шок от радости, шок от горя

перекручены навсегда,

как две медные нитки, которые –

сердцевиной твоим проводам.

Восковые ягоды тиса –

белым пеплом покрытый огонь –

угольком на книжной странице

прожигает мою ладонь.

***

Перу, упавшему на землю,

не оказаться среди туч.

Отдав ему своё везенье,

увидишь камень Бел-горюч.

Трамвайное глотая зелье

и выдыхая эстрагон,

быть может, обретёшь веселье

и сбережёшь свой шаткий трон.

И остаётся только верность

хранить – иллюзиям своим

и ждать под статуей примерной,

чей профиль непоколебим,

когда же смелет этот жернов

свою покорную муку,

чтобы отдать, как подношенье,

как контрибуцию врагу.

Ты видел множество крушений

и ко всему давно готов –

к паденью или к возвышенью

на холм меж статуй и крестов,

и стаю птиц своей приемля,

храни упругость и размах –

перу, упавшему на землю,

не очутиться в небесах.

***

Мне некуда больше спешить –

живу от длинноты к длинноте,

слегка потирая ушиб,

полученный на повороте.

Душевная плавность длиннот

и ёмкость божественных пауз,

возьмите меня в оборот

и ждите, когда я раскаюсь,

распутаю Шуберта шифр

в автобусных стёкол скольженьи

по улицам темным – дрожит

на них глубина отраженья.

Улиток ночные следы

блестят на остывшем бетоне.

Скажи же мне, правду скажи –

какие лады-нелады

ползут по раскрытой ладони,

ведь незачем больше спешить

и гнать лошадей в неизвестность,

и втискивать в жёсткий ранжир

ручную, уютную вечность.

***

Горящий циферблат ворот вокзальных –

ночное солнце – путеводная звезда –

своими стрелками тьмы уголков касаясь,

стремится опоздавшим передать

плоть времени и кровь опознаванья –

вино и хлеб – и чуть тревожный пульс

рожденья, воскресенья, расставанья,

ещё не перекрашенных под культ.

А до рассвета – бесконечно долго.

Восток опять Средневековьем начинён,

с охотою на ведьм, с кострами кривотолков

и междометий, и заплатами знамён

крестовых авантюр помазанников божьих…

Над площадью горящий циферблат –

призывом гербовым

к дороге сверхвозможной

к движению куда-то, наугад.

***

Над Пештом – солнце. В Буде – тучи,

и – ополченье арматур.

Инструкциями их обучен

бульдозер рвётся в новый штурм

того, что ранее носило

именование Москвы;

и маков красное усилье

их не спасает головы.

…и Небо хочется обнять мне,

прильнуть к Нему, ласкать Его,

стать латкой на лоскутном платье,

стать незаметным тайным швом…

Проплешины крутых усадеб –

на дикой зелени холмов.

Им тропку тучам указать бы,

но в лексиконе мало слов.

Как часовые у калиток –

кусты с глазами Гюль-бабы,

со сладким запахом молитвы

и верой в ножницы судьбы.

***

Я вижу Тебя

Ты – это желтоватое тающее облачко листьев

на самой верхушке зимней кроны

окружённое силками веток

через которые трудно протиснуться

даже взгляду

Твоя благодать –

сегодняшние солнечные пелёнки

и ярко синее одеяльце

кутающие

этот мир:

эти отдавшие последнюю рубашку деревья

эти оседланные черепичными народцами холмы удачи

эти дома вечно подставляющие вторую щеку ветрам

эти чугунные бесконечные ограды

появившиеся намного раньше тех кого скрывают

и эту вечно блуждающую фигурку

которая вроде бы принадлежит мне

единственное что принадлежит мне сегодня

и одновременно не принадлежит

арендовано на неопределенное время

Я готов вернуть её Тебе в любой момент

Я жду этого момента

когда ты снова как сегодня

выжмешь словно прачка

всю вчерашнюю дождевую сырость

из моего сердца

которое неимоверно защемит от этого

и оно рассыплется

на красные резкие искры ягод

по колючим чёрным декоративным кустам

твоего парка

и уже навсегда