Журнальный мир

Жизнь исследователя особенно интересна неожиданностями, которые, проявляясь порой совершенно случайно, уже не дают ему покоя. Минутная встреча, обрывок тетрадного листа или стопка бумаги на чердаке наполняют профессию историка романтизмом, ради которого можно пережить документально-отчетную рутину сегодняшнего дня.

История Новосибирска — молодого города, обжигаемого обскими ветрами, — как головоломка: содержит в себе тысячи вопросов, оставленных пока что без ответа. Каждый вопрос — судьба одного человека, а их были сотни, тысячи — тех, о ком мы никогда не узнаем.

Но некоторые своими деяниями, совершенными когда-то, пробивают дорогу в настоящее. Одним из них был врач Дмитрий Гаврилович Фирфаров, рассказать о котором я просто обязан, чтобы реабилитировать его перед Историей и перед городом. Выиграть очередное сражение в борьбе добра и зла.

О Д. Г. Фирфарове я упоминал в книге, посвященной первому врачу Новосибирска И. И. Абдрину¹, но знал я о нем мало: только то, что он был расстрелян вместе с врачом Николаем Ивановичем Абдриным, сыном И. И. Абдрина, с которым вместе работал в железнодорожной больнице.

Не так давно на связь со мной вышел историк из Санкт-Петербурга Р. Э. Петров, занимающийся сбором данных о военных врачах. Выяснилось, что он обнаружил фотографию, на которой изображен молодой доктор в форме времен Первой мировой. Подпись гласила: «Фирфаров». Фотография находилась в одном из антикварных салонов Новосибирска, и я ее, конечно, купил.

Поскольку исследователь из Санкт-Петербурга понял, что Д. Г. Фирфаров был гражданским доктором, он не заинтересовался его судьбой, но вывел меня на формулярный список Д. Г. Фирфарова в Российском государственном историческом архиве (РГИА)². Позднее я также обнаружил упоминание имени доктора в разных исторических документах и интуитивно понял, что судьба его была очень интересной.

* * *

По данным формулярного списка, Дмитрий Гаврилович Фирфаров родился 11 октября 1886 г. в Сестрорецке, расположенном на берегу Финского залива, недалеко от Санкт-Петербурга.

Д. Г. Фирфаров был сыном чиновника; с отличием окончил Императорский Томский университет и в 1914 г. работал ординатором госпитальной клиники Томского университета. С началом Первой мировой войны он, будучи лекарем, был призван на военную службу.

Данный формулярный список прерывается в 1915 г. Другой информации об Д. Г. Фирфарове в РГИА не обнаружилось.

В интернете есть информация о Фирфаровых в Сестрорецке — они жили и живут там давно, принимали и принимают активное участие в жизни этого города.

Очень полезной в контексте данного исследования стала монография С. А. Некрылова «Научные общества в Томском университете в дореволюционный период». Выяснилось, что Д. Г. Фирфаров был очень одаренным студентом. В 1910 г. он был удостоен премии медицинского научного общества Томского университета за научное сочинение «Гедонал и его применение»³.

На равных со своими преподавателями — именитыми учеными он делал научные доклады. Например, 31 марта 1911 г. он выступил с сообщением на тему «Случай значительного увеличения грудной железы у женщины 19 лет»⁴.

В дальнейшем я узнал, что Д. Г. Фирфаров прибыл в Новониколаевск в 1918 г. с частями Красной армии и поступил на службу в военный госпиталь. Неудивительно, что труд образованного хирурга понадобился именно здесь. В условиях бушующей Гражданской войны, разрухи и эпидемий врачи были на вес золота.

Сразу после установления советской власти и по окончании Гражданской войны в Новониколаевске стремительными темпами началось строительство местной системы здравоохранения. Организовывались диспансеры, специализированные больницы, и, конечно, ведущую роль в этом процессе играли профессиональные кадры.

Врачи, приехавшие на заре советской власти в Новониколаевск (а их было немало, и почти все были выпускниками Томского университета), получили назначения на руководящие должности в создаваемых медицинских учреждениях.

Новые больницы, как и места жительства врачей, располагались на улице Рабочей, бывшей Асинкритовской (по имени томского губернатора Асинкрита Михайловича Ломачевского), а сейчас Чаплыгина (по фамилии академика, основоположника аэромеханики, умершего в новосибирской эвакуации в 1942 г.). В начале 1920-х гг. здесь находилось сразу три медицинских учреждения.

В доме № 41 размещались контролирующие медицинские органы, возглавляемые практикующими врачами. По адресу Рабочая, 72 в двухэтажном здании бывшей гостиницы была больница врачей-специалистов, затем переименованная в Центральную амбулаторию. Здесь работали такие известные всему городу врачи, как М. П. Востоков, А. А. Станкеев, В. А. Стогов, П. А. Кайдановский.

В доме № 88 располагалась Первая хирургическая больница, которую возглавил Д. Г. Фирфаров. В больнице также работали врачи Н. К. Диц и С. А. Мезенев. О деятельности новониколаевских врачей, их успехах и заботах в то далекое время мы можем узнать из материалов газеты «Советская Сибирь».

Уже в начале двадцатых в Новониколаевске было организовано научное общество врачей. Выступления в нем были для Д. Г. Фирфарова привычным делом, ведь он был еще в студенчестве завсегдатаем встреч профессуры Томского университета. Например, 7 июня 1922 г. в здании кожно-венерологической больницы на ул. Кузнецкой (сейчас Ленина) им был сделан доклад, посвященный деятельности врача В. Н. Виноградова⁵.

О тесной связи членов врачебного сообщества можно узнать и из публикаций об организации сбора денег для нужд советской промышленности и армии. Так, доктор П. А. Кайдановский, заведующий кожно-венерологической больницей, на страницах «Советской Сибири» призывал заведующего хирургической больницей доктора Фирфарова к сбору денег на самолет «Калиныч». Дмитрий Гаврилович откликнулся и внес на строительство 1000 рублей⁶.

2 февраля 1924 г. Д. Г. Фирфаров снова заинтересовал читателей газеты своим выступлением в обществе врачей. Он сообщил об интересной операции по удалению селезенки у взрослой крестьянки, произведенной им в стенах первой городской больницы. Селезенка была увеличена до двух килограммов и вызывала болезненные явления. Назвать причину болезни доктор не решился, но отметил, что будет и дальше работать в этом направлении. Впрочем, удаленная селезенка была отправлена на исследование в томский патологоанатомический институт. Больная же поправилась и уехала к себе домой, чувствовала она себя хорошо⁷.

В 1925 г. в медицине Новониколаевска произошли некоторые изменения. Поскольку двухэтажное здание бывшей гостиницы на ул. Рабочей, 72 мало подходило для Центральной амбулатории и требовало ремонта, переоборудования и расширения, остро встал вопрос о новом помещении для больницы. Новое здание амбулатории было выстроено на улице Серебренниковской, и сегодня в нем размещается знаменитая поликлиника № 1.

Еще раньше возникла необходимость организации рентгенкабинета при амбулатории. Оборудование на складах горздрава имелось, а подходящего помещения не было, поэтому в 1925 г. было принято решение освободить помещение Первой хирургической больницы на ул. Рабочей, 88. Так завершилась недолгая история хирургической больницы. В освобожденное же здание амбулатории на ул. Рабочей, 72 въехал образованный в 1923 г. кожно-венерологический диспансер.

Точно известно, что Д. Г. Фирфаров в 1926 г. перешел на работу в железнодорожную больницу на станции Новосибирск. Начало его деятельности на новом месте достаточно искренне отображено в газете «Советская Сибирь» от 10 марта 1926 г. В заметке «Наш врач» группа больных пишет: «На смену умершего врача первой железнодорожной больницы П. П. Кибардина заступил врач Д. Г. Фирфаров, который внимательно относится к здоровью железнодорожников. Такие врачи нужны и дороги рабочему! Научный и опытный труд врача-хирурга Д. Г. Фирфарова железнодорожники сумеют оценить»⁸.

Замечательные врачи были в Новониколаевске!

* * *

В 2016 г. ученица одной из новосибирских школ Яна Соловьева подготовила интересное исследование о жизни врачей — пионеров новосибирского здравоохранения. В нем упоминаются детали биографии одного из самых известных новосибирских врачей — А. А. Станкеева⁹. Приехав в молодой сибирский поселок в 1908 г. из родного Енисейска, доктор сыграл важную роль в строительстве местной системы здравоохранения, а особое внимание обращал на санитарно-гигиеническое устройство Новониколаевска. В городской думе осенью 1915 г. (вместе с врачами Абдриным и Востоковым) он подверг жесткой критике меры санитарного обеспечения в переполненном людьми городе.

25 августа 1926 г. врач А. А. Станкеев умер в Бийске по дороге из Белокурихи. Отпевали врача в храме Пророка Даниила на Вокзальной площади, впоследствии разрушенном.

1 сентября состоялось внеочередное заседание общества врачей, почетным председателем которого являлся покойный А. А. Станкеев. Повод был грустным — нужно было почтить память ушедшего врача. Доклад доктора Фирфарова «Биография А. А. Станкеева» продолжили аналогичные доклады других врачей¹⁰.

Впоследствии имя доктора А. А. Станкеева было присвоено одной из городских амбулаторий.

* * *

В декабре 1926 г. состоялся Первый съезд исследователей Сибири, по итогам которого был избран президиум Общества изучения Сибири и ее производительных сил, созданного по инициативе группы ученых и общественных деятелей Новониколаевска¹¹.

Доктор Фирфаров был кандидатом в президиум и продолжил работу в научном обществе¹². Он выступал перед врачами с докладами на тему лечения желчнокаменной болезни (по материалам железнодорожной больницы на ст. Новосибирск), дуоденального зондирования.

Докторами проводились публичные беседы по вопросам лечения аппендицита, в ходе которых Дмитрий Гаврилович давал населению советы по поводу лекарств.

Помимо того, Д. Г. Фирфаров участвовал в 1927 г. в работе Всероссийского съезда хирургов и по возвращении сообщил о полученном опыте врачам Общества, которое к этому времени насчитывало уже 140 человек. В это время ОГПУ так характеризует доктора Фирфарова: «Настойчив и энергичен. В обстановке ориентируется. Общественным авторитетом пользуется как врач-специалист. В общественной жизни участия не принимает»¹³. Правда, насчет общественной жизни можно и поспорить.

Медицинское образование продолжало развиваться и получило новый импульс с переездом в Новосибирск в 1931 г. Томского государственного института для усовершенствования врачей (ГИДУВ), основанного четырьмя годами ранее. Он в короткие сроки стал важнейшей базой для укрепления сибирской медицины, объединив лучших докторов Сибири, представителей Томского университета. В Новосибирск приехали такие известные врачи, как бактериолог П. И. Бутягин, дерматовенеролог А. А. Боголепов, доктор Н. И. Горизонтов.

В этой точке нашего исследования мы должны обратиться к приобретенной мною фотографии Д. Г. Фирфарова, на обратной стороне которой надпись: «Многоуважаемому Алекс… Михайловичу в память… совместной работе в клинике».

Вероятно, эта фотография попала в Новосибирск во время перевода института усовершенствования врачей, многие сотрудники которого в прошлом работали в клинике Томского университета. Ну а во второй половине 1930-х гг. были тысячи обстоятельств для того, чтобы эта фотография начала свой путь в антикварный магазин: перемещение организаций, освобождение помещений, обыски, эвакуация и реэвакуация, строительство новых домов и разрушение старых…

* * *

Конечно, каждый врач не существует сам по себе, его окружают родные и близкие люди, друзья и знакомые. Сейчас пришло время поговорить о близких родственниках доктора Фирфарова. Кем они были и в каких условиях формировался будущий хирург?

О родителях Дмитрия Гавриловича мы знаем мало. Известно только то, что его отец работал на знаменитом Сестрорецком оружейном заводе, где в свое время трудились изобретатель русской «трехлинейки» Мосин и оружейники Токарев и Дегтярев. Вообще в Сестрорецке на рубеже XIX—XX вв. проживало много Фирфаровых, и их потомки живут там до сих пор.

В 1868 г. Сестрорецк охватил страшный пожар.

В чем была его причина — до сих пор неизвестно. Колокольный звон оповестил население о бедствии, но пламя распространялось стремительно. Отчаянные попытки пожарных, солдат и мастеровых Сестрорецкого завода не могли его остановить. Обыватели спасали свои дома, но важнейшей задачей было уберечь от огня заводское имущество… А также шнуровые книги, так назывались фолианты, в которых листы были дополнительно скреплены шнурами, — прием, хорошо известный и в современном делопроизводстве. Один из служащих завода Михайла Фирфаров первым делом отправился к пороховым погребам и вынес несколько бочонков с порохом, но потом получил от полковника Греве приказ спасать те самые книги. Он примчался к конторе и, как отчитывался после пожара, «взял из шкафа шнуровые книги беловые и черновые за 1867 и 1868 гг. вместе с документами, делами конторы и Счетными списками, увязал их и уложил в деревянный ящик, попавшийся под ноги, передал стоявшему на улице караулу под часы и вместе с тем предупредил бывшего в карауле фейерверкера, чтобы он их сохранял». Когда огонь стал приближаться к стоящим в карауле, деревянный ящик уберечь не удалось. Правда, на следующий день какой-то солдат принес Фирфарову несколько обгоревших томов¹⁴.

Возможно, это был дед Дмитрия Гавриловича Фирфарова.

* * *

Зато у нас относительно много информации о старших братьях доктора Фирфарова — Михаиле и Аркадии.

Михаил Гаврилович Фирфаров служил в пехоте, участвовал в Русско-японской войне, был ранен в сражении при Бенсиху 28 сентября 1904 г. в обе ноги и правую руку. За этот бой его 22-й Сибирский стрелковый полк был награжден знаменем с упоминанием этой битвы. По состоянию на 1910 г. М. Г. Фирфаров являлся штабс-капитаном по адмиралтейству¹⁵.

В Интернете есть два замечательных фотоизображения Михаила Гавриловича, которые явно выдают родовые черты Фирфаровых: он очень похож на своего младшего брата. На первой фотографии 1903 г. он подпоручик 92-го Печорского полка. Весь его вид говорит о том, что он еще не слышал грохота разрывающихся вблизи снарядов. На втором фото, сделанном, по всей видимости, немногим позже его ранения, уже немолодой вояка в папахе словно говорит нам, что что-то он о жизни знает… И о смерти, вероятно, тоже.

На различных интернет-форумах порой всплывает информация о Михаиле Гавриловиче Фирфарове. Интересным кажется тот факт, что его жена была восприемницей ребенка одного из офицеров во Владивостоке в 1915 г. По всей видимости, Михаил Гаврилович служил в этом городе во время Первой мировой войны, а может быть, и вовсе не уезжал с Дальнего Востока после японской кампании 1904—1905 гг. В дальнейшем его следы теряются как раз там — на побережье Тихого океана.

Вообще, семья Фирфаровых связана с океаном невидимой нитью. Особенной была эта связь у старшего брата — Аркадия Гавриловича. Он окончил техническое училище, но стал не просто инженером, а офицером флота. Сначала он служил в Балтийском флоте, затем на Тихом океане, а потом начался очень длинный и очень холодный этап его жизни. С 1911 по 1915 г. он принимал участие в гидрографической экспедиции по исследованию Северного Ледовитого океана, в ходе которой был открыт Таймырский архипелаг. Одному из мысов острова Малый Таймыр, что в море Лаптевых, в 1913 г. присвоено название — мыс Фирфарова¹⁶.

Жизненный путь Аркадия Гавриловича заслуживает более детального рассмотрения, поскольку весь его труд олицетворяет лучшие качества не только русского офицера, но и профессионала, желающего постоянно улучшать результаты своей деятельности и готового приложить для этого немало сил.

К моменту начала экспедиции на Таймыр он обладал не только отменной профессиональной подготовкой, но и ярко выраженным характером флотского офицера. Как судовой механик, Аркадий Гаврилович должен был поддерживать корабли в рабочем состоянии. Задача, выполнить которую непросто в условиях Севера и резко ограниченных ресурсов экспедиции, была решена механиком Фирфаровым на «отлично».

Писатель Никита Кузнецов в книге «Забытые герои Арктики. Люди и ледоколы» приводит текст представления к производству А. Г. Фирфарова за заслуги с отличием в чин инженера-механика и капитана 2-го ранга:

Произвел средствами машинной команды с наступлением зимы весь текущий ремонт в пределах обычных работ Владивостокского порта, перебрал все механизмы, произвел огромную работу по укреплению сломанных и погнутых шпангоутов, водонепроницаемых переборок и других повреждений, причиненных напорами льдов. Летом 1915 года много труда положил на заделку пробоины, полученной при сидении на камнях. Его знания, опыт и усердие предотвращали всякие поломки и неисправности механизмов при всех случайностях 17-месячного плавания и полярной зимовки. Лично его заботам обязан «Таймыр», что с поврежденным корпусом, малым количеством угля и с обломанными всеми лопастями гребного винта выбрался из района льдов и благополучно дошел до порта¹⁷.

Помимо присвоения звания капитана 2-го ранга за эту экспедицию А. Г. Фирфаров получил также орден Святой Анны 3-й степени.

После экспедиции Аркадий Гаврилович Фирфаров оказался в Сибири. Как его, капитана 2-го ранга, флотского офицера, не расстреляли сразу после установления советской власти? Не знаю. Возможно, Аркадий Гаврилович просто привлек власть своими знаниями, потому что особо острой оказалась проблема кадров на стыке 1910—20-х гг. Кто-то должен был учить и передавать опыт, решать важные задачи. Аркадий Гаврилович для этой работы хорошо подходил.

Потрудившись короткий период времени (январь — март 1919 г.) в Томске начальником машинно-моторной школы Морского ведомства, Аркадий Гаврилович Фирфаров вновь устремился на Север.

Что там, в Обской губе? Могут ли пройти там морские суда? Такие вопросы ставила перед собой организованная только что созданным Институтом исследований Сибири экспедиция Д. Ф. Котельникова. В 1919 г., в год разрухи и нестабильности в Сибири, А. Г. Фирфаров вновь отправился в уникальное научное путешествие в Обскую губу на борту «Енисея». Задача — определить судовой ход в этом районе как части Северного морского пути.

Позднее А. Г. Фирфаров поселился в Новониколаевске и устроился работать инженером. Со своим братом Дмитрием он виделся постоянно.

Здесь наша история сделала круг и даже один шаг назад, к Обществу изучения Сибири и ее производительных сил. Вероятно, по просьбе Дмитрия Гавриловича его брат согласился рассказать желающим о своих путешествиях. «Советская Сибирь» в своей заметке об этом мероприятии утверждает, что доклад привлек большое количество слушателей¹⁸.

Еще бы! Не каждый день можно услышать рассказ человека, который открывал архипелаги в самом холодном из мировых океанов и в честь которого назван географический объект!

Как человек в высшей степени образованный, А. Г. Фирфаров начал свой доклад с истории исследования побережья и самого Северного Ледовитого океана, а потом поведал и о своем опыте открытия морских путей, осмотре новых земель и их пород.

Оказавшись на новой должности, А. Г. Фирфаров энергично влился в сложный процесс становления советской промышленности. В газете «Советская Сибирь» присутствует множество упоминаний о различных аспектах его работы.

В 1927 г. им была опубликована заметка по вопросу премирования рабочих за экономию теплоэнергии. Аркадий Гаврилович убедителен в своей аргументации, призывая премировать не только кочегаров, но и специалистов, занимающихся обслуживанием тепловых машин, поскольку хорошо работающий механизм сам по себе позволяет экономить уголь¹⁹.

В 1928 г. Аркадий Гаврилович стал объектом анонимного обвинения, напечатанного в той же «Советской Сибири». Он отправился в Ленинград для покупки паропроводов к новой силовой станции Яшкинского цементного завода. Инженер отсутствовал два месяца, но вернулся без проводов и даже не заказал их. Аноним обвинил его в некомпетентности, а подобное обвинение через крупную газету в советское время могло не только поставить крест на карьере, но также стать поводом для возбуждения дела и проведения пристрастной проверки²⁰.

Впрочем, спустя некоторое время в газете появилась статья, в которой сотрудники новосибирской инженерно-технической станции защищали своего коллегу: «Обвинение тов. Фирфарова в некомпетентности лишено серьезных оснований и свидетельствует лишь о том, что автор заметки не осведомлен ни о квалификации инженера Фирфарова, ни о его работе в Крайсовнархозе». Дальше упоминаются командировки А. Г. Фирфарова на Черногорские копи и в Барнаул, в ходе которых работа местных паросиловых установок была налажена и оптимизирована. Неудача же поездки в Ленинград объяснялась долгой перепиской и неясностью позиции треста «Красный строитель» в вопросе приобретения паропроводов²¹.

К сожалению, уже через год, в период общего ужесточения политики «закручивания гаек», А. Г. Фирфаров попал под каток «Советской Сибири». Ему был нанесен такой мощный удар, оправиться от которого он уже не смог. Инженерно-техническая станция Крайсовнархоза, где трудился исследователь холодных морей, была атакована областным изданием. Сначала критике подвергся инженер Баранов, поставивший под сомнение переход на пятидневную рабочую неделю при семичасовом рабочем дне. «Даже в Англии нет такой кабалы!» — возмущался инженер.

Следующий удар пришелся по А. Г. Фирфарову, избранному в числе шестерых работников Крайсовнархоза для отправки на предприятия и отказавшемуся от этого. Аркадий Гаврилович мотивировал свой отказ тем, что главный инженер Семейкин, выбравший его для освобождения от работы в Крайсовнархозе, имел к нему личные счеты. Автор статьи замечал: «Да разве можно считать унижением посылку на производство? Специалист, преданный делу социалистического строительства, это сочтет за проявление доверия в деле укрепления производственного фронта, осуществления быстрых темпов индустриализации. Поэтому отказ от поездки на предприятия нельзя иначе назвать, как нежеланием помогать рабочему классу строить социализм». Контрольным выстрелом послужила карикатура на Аркадия Гавриловича, иллюстрирующая статью. На этом А. Г. Фирфаров как советский инженер закончился²².

Конечно, два брата — Дмитрий Гаврилович и Аркадий Гаврилович — жили в Новосибирске не одни. У них были семьи.

Интересная история о детях героев нашего повествования запечатлена в «Советской Сибири». В 1926 г. в Новосибирске собирали деньги на строительство Дома беспризорника, и сын Аркадия Гавриловича — Кирюша Фирфаров, как он ласково поименован в газете, последовал примеру своего дяди и внес 50 копеек на строительство. Через газету он призвал поступить так же сына Дмитрия Гавриловича — Колю Фирфарова.

Возможно, история, произошедшая в 1929 г., нанесла удар по семье Фирфаровых. Во всяком случае, след Аркадия Гавриловича в это время теряется, и есть информация, что он умер в эмиграции. Как он попал туда и куда конкретно попал — не совсем понятно, а это очень важно для продолжения моего рассказа.

То был сложный период времени, хотя в истории России простых периодов не бывает в принципе. Новосибирск рос огромными темпами, осваивалось и развивалось новосибирское Левобережье, строились, как гласили агитационные плакаты, «новые гиганты» — многоэтажные здания вокруг стареньких деревянных домов. По городу начал курсировать трамвай и разноцветные автобусы.

Врач Дмитрий Гаврилович Фирфаров все так же надевал свою шляпу и ходил на работу. В его доме по улице Щетинкина, 7, который сейчас уже много лет как стерт с лица земли, наливали чай и, может быть, ели пряники. Про этот долгий период с 1929 по 1937 г. мне сказать нечего. Коллективизация захватила страницы «Советской Сибири». История молчит, и, может быть, в этом есть какая-то логика. Должно же у вещей, событий и людей быть право на забвение? Или нет?

* * *

Возможно, кто-то из читателей знаком с моей книгой, посвященной судьбе первого новосибирского врача Ивана Ивановича Абдрина, но уверен, что большинство — нет.

Врача И. И. Абдрина расстреляли в 1937 г. «Дедушке новосибирской медицины» на тот момент исполнился 71 год, по состоянию здоровья он был переведен на должность врача-консультанта железнодорожной больницы.

Я догадывался об исходе жизни И. И. Абдрина с самого начала своего исследования: ну куда еще мог пропасть известный в городе человек, не оставив абсолютно никаких следов конца своего существования?

Но я помню день, когда я документально убедился в том, что он расстрелян.

Это был зимний день 2015 г., и мне удалось перед началом занятий в университете попасть в музей железнодорожной больницы. Когда по дороге к музею я спросил сопровождавшую меня бабушку — ветерана больницы, куда подевался И. И. Абдрин, она остановилась и шепнула:

— Его расстреляли как врага народа.

Меня одновременно охватило чувство разрешенной загадки и холод ужаса от того, как она мне это сказала. Словно эхо репрессий бесцветным туманом пронеслось перед моими глазами.

Мы остановились перед коллективной фотографией работников «железки» 1930-х гг.

— Это Иван Иванович Абдрин. Это его сын Николай Иванович, это врач Дмитрий Фирфаров. Его тоже расстреляли, — она показывает на фото.

Д. Г. Фирфаров тогда заинтересовал меня своей внешностью и тем, как у него на фотографии сложены руки. Словно он шел мимо и куда-то спешил: к пациенту, на очередную встречу. Так выглядят люди, которые все время куда-то торопятся и у которых очень много дел.

Потом я увидел газету и список реабилитированных, еще фотографии…

В холодный пустой тринадцатый автобус, идущий до педуниверситета, я садился с чувством какого-то внутреннего опустошения, как будто сделал что-то важное. Потом мне стало понятно, что кто-то должен помнить тех, кого намеренно забывают, в этом есть справедливость.

* * *

Дмитрий Гаврилович Фирфаров вернулся ко мне неожиданно, как возвращается бумеранг, запущенный несколько лет назад и, казалось бы, давно потерянный.

Когда я готовил эту статью, мне хотелось узнать об именитом когда-то враче больше. Познакомиться с его родными, друзьями, послушать его собственный голос и окончательно реабилитировать перед Новосибирском уже не юридически, а духовно. По этой причине я решил ознакомиться с уголовным делом, по которому преследовался Д. Г. Фирфаров в 1937 г.²³

Достаточно сложно читать темные обвинения в адрес человека, истинная биография которого тебе уже хорошо известна.

Новосибирским врачам инкриминировалась подготовка к отравлению источников воды, специальному заражению людей после возможного нападения Германии и Японии.

Поводом для ареста Д. Г. Фирфарова послужили показания уже арестованных на тот момент бывшего заведующего Крайздравом, революционера по призванию и акушера-гинеколога по образованию М. Г. Тракмана, старого друга Фирфарова — И. И. Абдрина и других врачей, изобличающих Дмитрия Гавриловича как члена диверсионной террористической организации на Томской железной дороге. Ознакомившись с документами на нескольких человек, проходящих по одному и тому же делу, я могу с уверенностью утверждать, что врачи подписывали уже заранее напечатанный протокол с фамилиями коллег и делали это после предварительной подготовки, которая длилась несколько месяцев.

Ордер на арест Д. Г. Фирфарова был выдан 3 декабря 1937 г. В этот же день врач был арестован.

Интересен протокол обыска дома Дмитрия Гавриловича на ул. Щетинкина, 7. У него нашли бинокль, удостоверение 1886 г. (вероятно, выписка из метрической книги), пропуск в железнодорожную больницу, флаконы с разными лекарствами, документы, записи и множество фотографий. К сожалению, фотографии, изъятые в ходе ареста врачей, не сохранились, а как бы они могли оживить раннюю историю нашего города! По последней информации, они не поступали на хранение в архивы органов государственной безопасности.

Самым интересным документом в деле является протокол первого допроса Д. Г. Фирфарова, в котором он вполне искренне отвечал на вопросы следствия. Вот как он рассказывает о своей семье: жена Нина Васильевна — домохозяйка; дочь, 20 лет, Наталья Дмитриевна Фирфарова, студентка института в Ленинграде; сын, 17 лет, Николай Дмитриевич Фирфаров, учится в школе № 22; дочь, 11 лет, Людмила, учится в школе № 40. О своем образовании Дмитрий Гаврилович сообщил, что оно у него высшее — он окончил в 1911 г. Томский университет. Беспартийный. От советской власти наград не имеет, служил в Красной армии с 1918 по 1919 г., работая в военном госпитале в Новониколаевске.

Помимо названных родственников, он упоминает также брата Петра Гавриловича Фирфарова (сведений о нем нет), живущего в Ленинграде, и племянника, сына покинувшего родину Аркадия Гавриловича — Кирилла Аркадьевича, который к тому моменту вырос и поступил в Ленинградский технологический институт.

Своими близкими знакомыми Дмитрий Гаврилович считал в основном врачей: Карпинского Н. П., с которым работал в первой городской поликлинике; Абдриных — отца и сына; пионера городской медицины Михаила Павловича Востокова, которого и сегодня помнят многие новосибирцы. С Карпинским Фирфаров был знаком еще с 1906 г., когда вчерашним абитуриентом впервые посетил лекцию в Томском университете, и поддерживал с ним знакомство до самого конца жизни (и конец этот был у них одинаковым).

Интересный вопрос, если можно вообще так выразиться в данном контексте, задали следователи по поводу фотографии, найденной в доме хирурга. На карточке работы фотоателье Яковлева был изображен чиновник в мундире и женщина:

— Кто это? Что за чин?

— Это мой отец Гавриил Михайлович Фирфаров с матерью. Отец имел звание военного чиновника, награжден высочайшими орденами. Он работал оружейным мастером на Сестрорецком оружейном заводе.

Дмитрий Гаврилович через несколько месяцев признал себя виновным, подтвердил, что старый доктор Иван Иванович Абдрин втянул его в террористическую деятельность и последние пять лет они вместе готовились вести бактериологическую войну против советского народа.

Единственное, в чем доктор Фирфаров не признал себя виновным, — это предательство Родины в пользу Германии. Следствие ссылалось на тот факт, что в начале 1930-х гг. он посетил квартиру немецкого консула, жена которого сломала ногу, и считало это достаточным «мотивом» для дальнейшей «террористической деятельности» врача. Но даже спустя несколько месяцев допросов Д. Г. Фирфаров не признал факта своего сотрудничества с Германией.

Его расстреляли 16 февраля 1938 г.

В 1956 г. дело было признано сфальсифицированным, и в ходе повторного рассмотрения были допрошены нерасстрелянные врачи, чьи фамилии были в списке, поданном Фирфарову и Абдрину на подпись: В. А. Стогов — знаменитый уролог, И. А. Истомин — однокурсник и коллега Дмитрия Гавриловича и другие. Все характеризовали Д. Г. Фирфарова только с положительной стороны, исключая любую возможность истинности предъявленных обвинений. Новосибирский областной суд постановил: дело за отсутствием состава преступления пересмотреть. Д. Г. Фирфаров был реабилитирован, как и другие врачи, в том числе и И. И. Абдрин. Но было уже непоправимо поздно…

Я вышел на улицу и вдохнул полной грудью теплый мартовский воздух. Под ногами появлялись и пропадали плиты бывшего Обского проспекта, Кабинетской и Тобизеновской… Наконец я пришел на улицу Барнаульскую (ныне улица Щетинкина), туда, где когда-то стоял дом хирурга Д. Г. Фирфарова. Теперь здесь автомойка. Машины ждут своей очереди под голубым новосибирским небом.

Нет больше «Нерчинских, Обдорских, Енисейских», как писал новосибирский поэт Юрий Магалиф. Нет даже могил тех, за кем в 1937 году приехал «черный воронок».

* * *

На сайте findagrave.com обнаружилась информация о захоронениях Нины Васильевны Фирфаровой (Зориной), умершей в 1979 г., Натальи Дмитриевны Фирфаровой, умершей в 2004 г., Николая Дмитриевича Фирфарова, умершего в 1998-м, и Людмилы Дмитриевны Гаркуши (Фирфаровой), умершей в 2011 г.

Все они покоятся в местечке Нант, штат Нью-Йорк, США, на православном кладбище. Как они оказались в Америке? Как им вообще удалось выехать за границу и обосноваться там?

Из информации, размещенной на этом же ресурсе, известно, что Нина Васильевна поселилась там в 1950 г. И сегодня в Америке проживают потомки Д. Г. Фирфарова, но уже с фамилией Garkusha — достаточно популярной в Нью-Йорке, если верить «Фейсбуку». Некоторые из представителей этой фамилии являются дипломированными врачами, но замкнутость круга или, если угодно, спирали меня уже давно не удивляет.

P. S. В 1939 г., когда Д. Г. Фирфаров уже был расстрелян, Томский университет окончил молодой врач, звали его Николай Троицкий. В 1941-м он ушел на фронт, а 12 октября 1941 г. попал в плен, но выжил и оставил воспоминания.

2 марта 1942 г. Вышли на двор, там уже стоят два конвоира и пять человек наших, судьбе которых не позавидуешь. Это были: Борис Львович Слободской — врач-хирург, доцент Харьковского медицинского института. Типичный еврей. Затем заведующий лагерной аптекой Соколов, тоже еврей. Потом мой товарищ и ровесник по годам, инженер по образованию, Кирилл Аркадьевич Фирфаров. Он был, по-моему, русский, и в эту историю влип из-за своей фамилии. Отчего влип я в эту историю, мне тоже не совсем понятно.

После допроса некоторых пленников оставили ждать расстрела, но Троицкого эта учесть миновала:

Меня вывели на улицу.

Там уже стоял Кирилл Аркадьевич Фирфаров.

Немец скомандовал:

— Пошел!

Мы неторопливо пошли.

Но куда нас ведут?

Сначала вышли из лагеря. Примерно в километре от лагеря дорога разветвляется. Одна — направо в наш лазарет, а другая — налево в лесочек за бугорочек, где, как мы знаем, каждый день поутру раздаются автоматные очереди.

Это называется «особое обращение» или «оздоровление обстановки».

Вот осталось десять метров до развилки. Вот пять. Два метра. Вот она, развилка. Куда погонит нас немец? Направо — к смерти. Налево — к жизни, хотя и собачьей, но к жизни.

Завернули направо. Немец молчит. Ну, значит, еще поживем.

Взяли нас шестерых. Вернулись двое²⁴.

Дальнейшая судьба Кирилла Аркадьевича Фирфарова неизвестна.

Автор выражает благодарность за помощь в подготовке данного материала Р. Э. Петрову, сотрудникам архива УФСБ по Новосибирской области, а также Маме и Кристине.