Журнальный мир

Пролог

Тяга к внешней свободе

Свободы отнюдь не дает.

Проходит, мой друг, проходит,

Сменяет за годом год.

Наивные по природе

Незнания полноты,

Уходят, мой друг, уходят

Юношеские мечты.

Ты внешне вполне счастливый,

А счастья внутри все нет —

Познание целого мира

Не есть панацея от бед.

Ты мыкаешься по свету,

Ища ответ на вопрос.

В эпоху счастливых билетов

Тебе запретили вброс.

Ты ищешь ответа в книгах,

В женщинах и в кабаках.

Попа вопрошаешь расстригу,

Что в твоей жизни не так.

Молча сидишь у моря,

Слушаешь шепот волн,

Говор морского прибоя,

Смотришь на утлый челн.

Причалит к берегу лодка

И мне объяснит Харон:

«Тебя погубила не водка,

А отсутствие связи времен».

И канет без памяти в лету

Жизнь, что прожил не так,

Утром однажды монету

Молча примет рыбак.

Воспоминание первое — Исландия

Исландия. Деревьев нет, лишь горы,

Базальт и гейзеров фонтаны из земли.

А под камнями прокопали норы,

Наверно, тролли, что хозяйство здесь вели.

Здесь каждый камень знает свое место,

Он исторически и сказочно богат.

На этом камне древние принцессы

Раскладывали свадебный наряд.

А на соседних заседал парламент¹.

Народ решил: и впредь — без королей,

Исландией парламент только правил,

Потомки храбрых капитанов кораблей.

Не надо двигать камень без причины:

Там жил когда-то мудрый, старый тролль²…

Предание из глубины старинной,

Как гейзер, пробивается порой.

К нам тролли никогда не забредали —

Они не любят плоских, скучных мест.

Мы гейзеров дождемся здесь едва ли

И на парламенте поставлен жирный крест.

А про принцесс у нас преданий нету —

Принцесс убили в восемнадцатом году.

Потомки капитанов и поэты

По большевистскому расстреляны суду.

А те, кто выжил, те, кто уцелели,

Без памяти истории живут,

Лишь в наших парках темные аллеи

Скульптуры той эпохи берегут.

Потомки рубят парки на кварталы.

Разбрасывают камни сотню лет.

Страна моя, ты выглядишь устало,

Принцессу встретить мне надежды нет.

Воспоминание второе — Прага

В полночный час я в странном забытьи

Бродил по улочкам и переулкам Праги.

Здесь сотни лет могли со мной идти

Волшебники и колдуны и маги.

Входили мы в барочные дворцы,

Читал я строки нового сюжета.

Моим стихам похвальные венцы —

В бокале пиво и закуска для поэта.

Веселое, чуть пьяное житье

Средь крепостей, монастырей, соборов.

Как много здесь всего произошло

И прочно скрыто от туристов взоров.

Сдувая пену в старом кабаке,

Смотрел на дно, как в зеркало эпохи.

Со мною Гашек был накоротке,

Цветаева свои читала строки.

Мы с Кафкой говорили про «Процесс»,

Нам Кеплер объяснил, как светят звезды.

Подсел за стол, вернее, просто влез

Нахальный Швейк с широкой, толстой мордой.

А я сидел и вспоминал весну,

Что танки раздавили жарким летом,

И водку пил, чтоб заглушить вину,

Хоть нет ни обвинений, ни наветов.

Но слово русское на чешском языке

На стенах Праги явно проступало,

Так в Библии повелено руке

Испортить пир и праздник Валтасара.

Я видел явственно: на каменной стене

И на дощатом стареньком заборе

Написано, как в память о весне,

«Pozor» — «Внимание», поставив точку в споре.

Хоть спора нет, понятно всем давно,

Уже нет ни обвинений, ни наветов,

И нет страны, но мне не все равно,

Осколку прошлого от времени Советов.

Воспоминание третье — Перу, XVI век. Конкистадоры ³

Испанскую колонизацию Америки — конкисту — совершили немногие тысячи воинов, их было, может, тысяч пять.

Мы не верили в мудрого Инку и бородатых богов.

На узкой в Андах тропинке двести сорвиголов.

Золота блеск, доспехов и серебра клинков.

Инки нам не помеха, каждый к смерти готов.

Инков — шесть миллионов, нас — двести у Писарро.

Европы несет законы пушечное ядро.

Правда наша в мушкетах, а гуманизм — в свинце.

Кирасы и эполеты, отвага на каждом лице.

Ищем золото Инки и пряностей тайный клад.

По узкой горной тропинке испанцев идет отряд.

Мы утаптываем пространство, не боимся индейских орд.

Успех — результат самозванства, и не страшен ни бог, ни черт.

Сорвав кружева с мундиров, позабыли севильских подруг,

Отреклись от старых кумиров. Теперь шпага — наш крест и друг.

Позабыты Мадрид и Толедо, у королевы чудесный бал.

Мы уехали счастья изведать, вскарабкаться на пьедестал.

Захватив континент, в придачу превратили индейцев в рабов,

В поисках на удачу «блаженнейших островов».

Но напрасно искали здесь пряность, открывали вам «Новый Свет»:

Все империи быстро вянут

На развалинах от побед…

Воспоминание четвертое — Перу, XXI век. Потомки

В отличие от англичан, которые изгоняли индейцев с их земель и истребляли, для испанцев, как для католиков, коренные американцы были «заблудшими душами», которых нужно было обратить в христианство. Возникло множество смешанных и переходных субкультур, которые объединили между собой испанский язык и католичество. Итог: массовая метисация населения, наличие ступеней социальной и карьерной мобильности для выходцев из «низких» рас путем постепенного «отбеливания», отсутствие сегрегации и явной дискриминации по расовому признаку, быстрая гуманизация подхода к индейцам и чернокожим по Бургосским законам, отменившим рабство.

Все мы немного инки, и высоко в горах

Каменные тропинки — истории нашей прах —

Мерим легко шагами, протаптывая века

Дорогу меж облаками, внизу далеко река.

Все мы немного испанцы, с двух континентов ген

Наемников и голодранцев, с грязью и кровью вен

Привычки народов моря и пиринейских банд

В поисках золота роя смешали с народом Анд.

Инки мы и испанцы, золото алтарей,

Картины кисти фламандцев — украшение наших церквей.

Фундаменты прежней жизни лежат глубоко в веках,

Индейской прежней отчизне цветом кожи поставлен знак.

Легендами скрыто время, предания старины

Мы, сами себе не веря, в школах учить должны.

Мы верим в мудрого Инку и Иисуса Христа

На узких средь Анд тропинках, ведущих к вершинам хребта.

Воспоминание пятое — Мадагаскар

Там горы стального цвета, острые, как иголка.

Всего лишь одна монета — и станет твоей креолка.

Она английский не знает, глядит на тебя с обожанием,

Толковый словарь ломает препятствия перед знанием.

Ты улыбнулся губами, легонько взмахнул рукою —

Вспыхнуло древнее пламя искрами для обоих.

И сразу запутался в чувствах, забыл блондинку в берете —

Кроме запаха жакаранды, ничего не важно на свете.

Если луна большая, вода уходит с отливом.

Живешь по луне, считая дни, что будешь счастливым.

Скоро закончится праздник, вода с приливом — на сушу,

Тело домой улетает, оставляя в тропиках душу.

Эпилог

В эпоху вируса, во время пандемии

Лишь остается грустно вспоминать,

Что были месяцы и были дни другие…

Течение жизни поворачивая вспять,

Искать в строках блокнота с пыльной полки,

Где на страницах был исписан карандаш,

О путешествиях, в которых мало толка,

Истории, что ныне не продашь.

О странах непохожих и прекрасных,

О музыке далеких островов,

Где прожили мы годы не напрасно,

Сбегая прочь от душных городов.