Журнальный мир

История старинного русского села Овстуг, расположенного в 35 километрах от города Брянска, начинается в XV веке — именно к этому времени относятся первые упоминания о нём в жалованных грамотах, в частности, в «Литовской метрике». В те далёкие времена «овстужками», или «стужками», люди называли связки, применяемые в русских санях.

Существует версия, что территория нынешнего Овстуга была богата зарослями ивы, из веток которой изготавливались эти связки. Это и могло дать название месту, а затем и появившемуся здесь населённому пункту.

Согласно другой версии, корни названия села уходят в более древние времена. Люди селились на этих землях задолго до XV века. Археологические находки это подтверждают. Именно они позволяют узнать о древнейшей истории Овстуга много интересного. Учёные считают, что ещё в III веке до нашей эры здесь селились многочисленные племена (северяне, вятичи, радимичи), и название села пришло из языческих времён и происходит от слова «стуг» — стоянка. Название села они трактуют как «старая стоянка».

Николай Андреевич Тютчев (дед поэта) построил в Овстуге помещичий дом, стоявший, как и было принято, на возвышенности. Вокруг дома был разбит небольшой парк, уступами спускавшийся к реке Овстуженке, впадавшей неподалёку в реку Десну. В этом доме 23 ноября 1803 г. родился будущий поэт.

Отец, Иван Николаевич Тютчев, после домашнего образования учился в Петербурге, в основанном Екатериной II Греческом корпусе, а затем служил в гвардии. Дослужившись до чина поручика, он подал в отставку, так как в силу своего мягкого характера был мало приспособлен к военной службе. Женившись на Екатерине Львовне Толстой, он был вполне счастлив в семейной жизни и боготворил жену.

Благодаря доброму, незлобивому характеру Ивана Николаевича в семье всегда царила спокойная и благожелательная атмосфера. «Смотря на Тютчевых, — писал университетский товарищ поэта М. П. Погодин, — думал о семейном счастии. Если бы все жили так просто, как они».

Его сын, будущий поэт, в стихотворении «Любезному папеньке» назвал отца «Друг истинный добра и бедных покровитель». За добрым советом, зная, что редко получат отказ, шли к Ивану Николаевичу и его дворовые, и овстугские крестьяне. Был он и хлебосольным хозяином, мог поделиться с нуждающимися деньгами.

И. Н. Тютчев до последних дней своих благоволил к Овстугу, где в последние годы строил новый дом, оставив старый до приезда младшего сына из Мюнхена. Там же в Овстуге он скончался и был похоронен.

Екатерина Львовна Тютчева, урождённая Толстая, имела немало именитых предков по линии отца. И. С. Аксаков, узнавший её уже в преклонном возрасте, свидетельствовал, что поэт «чрезвычайно походил на свою мать».

Тютчевы, имея дом в Москве и «подмосковное» (Троицкое), тем не менее предпочитали проводить лето в Овстуге. Путь от первопрестольной столицы в далёкий Брянский уезд был чреват большими трудностями и занимал более десяти дней. Однако родители поэта были привязаны к этой отдалённой вотчине, хранившей семейные предания.

Село несколькими уступами спускалось к северу, к замечательной по своей живописности долине реки Десны. А на запад, юг и восток от Овстуга — просторы полей, в которые вкраплены кое-где густые рощи и овражки. Вокруг — многочисленные сёла, деревни с такими родными до боли названиями: Дорогинь, Молотино, Песочная, Суздальцево, Дятьковичи, Гостиловка, Сельцо-Рудное, Летошники, Умысличи, Вщиж. Эти названия часто стоят под стихотворениями в автографах поэта, упоминаются в его письмах.

В небе тают облака,

И, лучистая на зное,

В искрах катится река,

Словно зеркало стальное…

2 августа 1868 г. Гостиловка

Ночное небо так угрюмо,

Заволокло со всех сторон

То не угроза и не дума,

То вялый, безотрадный сон.

18 августа 1865 г. Дорогинь

Как неожиданно и ярко

На влажной неба синеве,

Воздушная воздвиглась арка

В своём минутном торжестве!

5 августа 1865 г. Рославль

С балкона обширного господского дома открывались усадебные окрестности — одно из полных неповторимого обаяния воплощений среднерусского ландшафта. Скромная, неброская красота Овстуга стала для поэта необходимым началом, истоком, основой его будущего творчества.

Пройдут годы, проведённые вдали от родины, от места, подарившего жизнь, и природное совершенство Овстуга предстанет в поэзии Тютчева в органическом единстве с человеческой красотой и покоряющей искренностью тютчевского слова:

Тихой ночью, поздним летом,

Как на небе звёзды рдеют,

Как под сумрачным их светом

Нивы дремлющие зреют…

Усыпительно-безмолвны,

Как блестят в тиши ночной

Золотистые их волны,

Убелённые луной…

23 июля 1849 г. Овстуг

Вернувшись спустя десятилетия в родные пенаты, поэт взглянул на прошлое уже несколько по-иному. Он писал жене 31 августа 1846 г.: «Старинный садик, 4 большие липы, хорошо известные в округе, довольно хилая аллея шагов во сто длиною и казавшаяся мне неизмеримой, весь прекрасный мир моего детства, столь населённый и столь многообразный, — всё это помещается на участке в несколько квадратных сажен».

Этот крошечный парк тем не менее представлял для мальчика целую вселенную. Под родными липами пробудилась и тяга к словесному творчеству. Дочь поэта Дарья сообщала сестре Екатерине 20 августа 1855 г.: «Мы отправились вместе, папа и я, сперва на могилу дедушки, а затем в рощу, с которой у папа связано столько детских воспоминаний. Он рассказал мне, что однажды, гуляя со своим дядькой в роще у кладбища, нашёл мёртвую горлицу в траве; они похоронили её, а папа написал эпитафию в стихах. Ты помнишь ночные фиалки, которые так благоухают по вечерам? Так вот, весной папа приходил после заката солнца в рощу и собирал этот душистый чудоцвет в тишине и мраке ночи; это вызывало в нём неясное чувство таинственности и благоговения… Эти рощи, этот сад, эти аллеи были целым миром для папа — и миром полным; тут пробудился ум и детское воображение искало в этой действительности свой идеал».

В Овстуге перед поэтом предстала не только русская земля, но и живущий на ней и ею народ. Тютчевы принадлежали к тем дворянским семьям, которые постоянно стремились сохранять и укреплять патриархальные связи с крестьянами. Члены семейства Тютчевых крестили детей овстугских крестьян, то есть становились их крёстными отцами и матерями, исполнявшими так или иначе родственные обязанности.

Тютчевское неколебимое осознание верховного смысла ценности родины и народа сложилось уже в самой ранней юности. Даже по очень скудным, дошедшим до нас сведениям (поэт не вёл дневников) можно представить нарастающее с годами богатство впечатлений, формировавшие здесь, в Овстуге, душу и разум поэта.

Дети рано покинули семейное гнездо. Младший сын Фёдор вступил на дипломатическую службу и более двадцати лет представлял и отстаивал интересы Отечества за границей. В Россию он вернулся только в 1844 году.

Родители жили по-прежнему зимой в Москве, с весны в Овстуге. 23 апреля 1846 г. И. Н. Тютчев скоропостижно скончался, и имущественный раздел, а также необходимость побывать на могиле отца заставили Федора Ивановича в августе того же года отправиться в Овстуг.

Отъезд на родину вызвал в поэте самые сложные чувства. Вот что он писал жене из Москвы 20 августа: «Не знаю ещё, какое впечатление произведут на меня родные места, которые я покинул 27 лет тому назад и о которых так мало сожалел… Боюсь, что буду чувствовать не столько грусть, сколько скуку. Ибо ни одно из живущих во мне воспоминаний не восходит к тому времени, когда я был там в последний раз. Жизнь моя началась позже, и всё, что предшествовало этой жизни, мне так же чуждо, как всё, что было накануне моего рождения».

О бедный призрак, немощный и смутный,

Забытого, загадочного счастья!

О, как теперь без веры и участья

Смотрю я на тебя, мой гость минутный,

Куда как чужд ты стал в моих глазах,

Как брат меньшой, умерший в пеленах…

13 июня 1849 г.

В следующем же письме жене он сообщал: «Я окружён вещами, которые являются для меня самыми старыми знакомыми в этом мире… Я пишу тебе в кабинете отца — в той самой комнате, где он скончался. Рядом его спальня, в которую он уже больше не войдёт. Позади меня стоит угловой диван, — на него он лёг, чтобы больше не встать. Стены увешаны старыми, с детства столь знакомыми портретами — они гораздо менее состарились, нежели я. Перед глазами у меня старая реликвия — дом, в котором мы некогда жили и от которого остался один лишь остов, благоговейно сохраненный отцом, для того чтобы со временем, по возвращении моём на родину, я мог бы найти хоть малый след, малый обломок нашей былой жизни… И правда, в первые мгновения по приезде мне очень ярко вспомнился и как бы открылся зачарованный мир детства, так давно распавшийся и сгинувший».

Опасения от новой встречи с Овстугом оказались напрасными. Здесь, как и в юности, перед зрелым поэтом — вместе с родной природой и народом — глубоко раскрылась реальность родной истории, которая значила для него всегда необычайно много.

Встреча с родовой усадьбой естественно раскрывала перед Тютчевым заветные глубины бытия русской природы, народа, истории, углубляя тем самым незыблемую основу его личности.

В тот же (почтовый) день он сообщает матери: «Нечего говорить вам, как я был взволнован, очутившись здесь после двадцатилетнего отсутствия. Но из всего моего овстугского прошлого я нашёл лишь два обломка, которые ещё кое-как держатся: старый дом и Матвея Ивановича (дворецкого). Но человек более крепок и лучше сохранился, чем строение. Что до нового дома, то он, право, весьма хорош, и вид со стороны сада очень красив. Я буду чрезвычайно счастлив, уверяю вас, видеть здесь моих будущим летом. Это будет также весьма удачливо и для Овстуга, который нуждается для своего оживления в присутствии существ более живых и более весёлых, нежели мы с братом».

Тютчев пробыл в Овстуге две недели (с 28 августа по 12 сентября). Всё закончилось благополучно, и он смотрел в будущее с некоторым оптимизмом. В письме жене он делился с ней своими впечатлениями: «Что касается дел — они, насколько я могу судить, находятся в удовлетворительном состоянии. Приказчик, которому поручено управление, действительно хорошее, честное и преданное существо, заслуживающее, мне кажется, полного доверия. Раздел совершится зимою; а до того времени наличные деньги будут разделены пополам. Что до окончательного расчёта, то каждому достанется по крайней мере тысяч пятнадцать — двадцать доходу, и есть надежда, что в дальнейшем он ещё возрастёт. Во всяком случае, будущее предвидится лучше настоящего и дети могут рассчитывать на большее, чем мы сами…»

Огромно, неоценимо значение «малой родины» в духовной и душевной жизни Тютчева. Когда-то чувство Истории пробудилось в нём в ранние годы, потому что находило мощную живую опору в родовом, семейном предании. Прямым предком поэта был один из выдающихся героев Куликовской битвы — Захария Тутшев. Рассказ о его подвиге передавался из поколения в поколение. Развалины древнего Вщижа (в семи верстах от Овстуга), «преданья старины глубокой», память о славных предках создавали осязаемую глубь Истории.

Родовые и семейные связи и предания имели в тютчевские времена громадное значение. Именно через такие знания человек естественно вливался в историческую жизнь своего Отечества. Семейство Тютчевых принадлежало к тем многим тысячам русских семей, в среде которых на рубеже XVIII–XIX вв. формировался особенный социальный слой «среднего дворянства» — очаги культурного бытия, которые впоследствии и стали называться «дворянскими гнёздами».

«Дворянские гнёзда» подарили России и миру Тургенева, Толстого, Лескова, Бунина, Фета, Полонского… Овстуг взлелеял и взрастил поэта, дипломата, общественного деятеля, в котором «в наше время уже можно увидеть одну из главных духовно-исторических сил России». Овстуг стал одним из самых ранних таких «гнёзд». Семья Тютчевых воплотила лучшие черты русского среднего дворянства начала XIX века, знакомые по идиллическим картинам «Войны и мира».

Родственные связи с выдающимися деятелями отечественной истории органически вплетались в жизнь «родовых имений» и открывали настежь двери в эту историю, делали её неотъемлемой частью, звеном, стороной семейного бытия. В доме Тютчевых всегда жили родственники и друзья с многочисленными детьми. Дети росли в условиях семейной детской общины. И это создавало особенную атмосферу детства и отрочества, определявшую ценность восприятия жизни.

О той высокой ценности, которой обладало родовое имение в Овстуге в глазах Тютчева, свидетельствует одно из писем жене: «Прошлое воскресенье я мог себе вообразить, что нахожусь в близком соседстве Овстуга, у нашего приятеля Яковлева или у В. М. Фоминой, а я был всего в двадцати верстах от Петербурга у министра Ковалевского — в имении, доме и семье точно таких, какие встречаются в глухой провинции. Славные люди! Ты бы это оценила…» Из этих слов следует, что овстугское бытие являлось для поэта своего рода мерилом человеческого жизнеустройства.

С 1850 года жена поэта Эрнестина Федоровна Тютчева становится настоящей хозяйкой Овстуга, отдаёт много времени заботам об устройстве усадьбы. Она сумела сделать Овстуг родным и притягательным для всех своих детей. Анна, старшая дочь поэта, писала своей подруге О. Н. Смирновой (дочери А. О. Смирновой-Россет) 21 июля 1852 года: «Наш дом красив и удобен, он весь утопает в зелени. У каждого из нас собственная комната, весьма уютная… Наш дом представляет собой нечто вроде начальной школы, основанной на взаимном обучении. Мама учит трёх моих сестёр английскому языку, моя сестра обучает меня русскому. Я же даю Мари и Ивану уроки по всем предметам, ибо у нас нет гувернантки и меня эта обязанность очень занимает. Никогда не думала, что законодательство Древнего Египта и Ассирии или спряжение глаголов могут быть так увлекательны. Я очень люблю детей и очень люблю чему-нибудь их обучать. Если бы возле меня постоянно было полдюжины ребятишек, мне больше ничего не было бы нужно, чтобы быть счастливой».

Овстуг постепенно становился неотъемлемой частью семейного быта Тютчевых. Эрнестина Фёдоровна Тютчева всем сердцем привязалась к усадьбе мужа и искренне готова была поселиться в Овстуге навсегда. Она написала П. А. Вяземскому 19 мая 1852 года: «Состояние наших дел вынуждает нас -уединиться в деревне приблизительно на год; во всяком случае, это касается меня и детей… Мой муж полагает, что меня угнетает необходимость остаться на зиму в деревне, и эта мысль преследует его как кошмар. Я же отнюдь не буду чувствовать себя несчастной, живя в деревне».

Позднее она еще более откровенна со своим корреспондентом: «Я люблю русскую деревню; эти обширные равнины, вздувающиеся точно широкие морские волны, это беспредельное пространство, которое невозможно охватить взглядом, — всё это исполнено величия и бесконечной печали… я в этой глуши чувствую себя спокойно и безмятежно…»

Зиму 1852/53 г. Э. Ф. Тютчева с дочерьми провела в засыпанном снегом Овстуге. Поэт приехал к ним на Рождество. Тогда было написано изумительное стихотворение:

Чародейкою Зимою

Околдован, лес стоит —

И под снежной бахромою,

Неподвижною, немою,

Чудной жизнью он блестит.

И стоит он, околдован —

Не мертвец и не живой —

Сном волшебным очарован,

Весь опутан, весь окован

Лёгкой цепью пуховой…

Солнце зимнее ли мещет

На него свой луч косой —

В нём ничто не затрепещет,

Он весь вспыхнет и заблещет

Ослепительной красой.

Долгие зимние вечера проходили за семейным чтением. По единодушному отзыву дочерей, отец читал мастерски. В Овстуге ожидали в гости И. С. Тургенева, находившегося поблизости в Спасском-Лутовинове в ссылке. Вышедшие два тома «Записок охотника» Тютчев и его жена считали новым словом русской литературы.

Прекрасное в русской эстетике немыслимо без напряжённого духовного порыва, драматизма или даже трагедийности, что так ярко выразилось в поэзии Тютчева после приезда в родные места:

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты Русского народа!

Не поймёт и не заметит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удручённый ношей крестной,

Всю тебя, страна родная,

В рабском виде Царь Небесный

Исходил, благословляя.

13 августа 1855 г.

Здесь в Овстуге, в глубине народной жизни, поэт видел свет непобедимого стремления к высшему нравственному идеалу. В 1857 году он писал Эрнестине Фёдоровне о своём видении народных толп, которые «тянутся… пешком со всех концов этого громадного государства. Да, если существует ещё Россия, то она там — и только там».

Там — это далеко от столицы, где живут на родной земле простые люди, трудятся, рожают детей, выращивают хлеб и, когда приходит беда, защищают её, не щадя живота своего. Во время Крымской войны Тютчев пригласил в свой кабинет крепостного работника — брата овстугского повара, собиравшегося в Севастополь, и сердечно беседовал с ним.

Тютчевская вера и любовь к России с годами только возрастали. Он постоянно — особенно в последние годы жизни — пристально вглядывался в лик родной земли. Л. Н. Толстой после первой встречи с Тютчевым писал: «… меня поразило, как он, всю жизнь вращавшийся в придворных сферах, говоривший и писавший по-французски свободне, чем по-русски, выражая мне своё одобрение по поводу моих севастопольских рассказов, особенно оценил какое-то выражение солдат, и эта чуткость к русскому языку меня в нём удивила чрезвычайно».

Дочь поэта Дарья в письме от 17 августа 1855-го к сестре Анне рассказывала о народном праздновании Яблочного Спаса в Овстуге: «Расскажу тебе этот великий день. Яблочный праздник миновал… Крестьяне были счастливы, как дети. Вечером они пришли петь и плясать… Они импровизировали песни, сопровождавшие пляски и славившие папа и мама, да ещё в стихах! Вот образец, который я, возможно, плохо передаю, но именно так я его запомнила: «На дубе сидят два голубка, милуются, целуются, один — Фёдор Иванович, другой — Эрнестина Фёдоровна»… «Эрнестина» в устах крестьянки Орловской губернии! Пришлось папа произносить речь, под которой он не поставил бы свою подпись: он похвалялся своим богатством и тем, что являлся отцом 1000 сирот. Последние слова должно понимать иносказательно — ведь в их глазах папа являлся столь же богат, сколь и благодетелен… Мама похвалялась верностью своих слуг и сенных девушек. Всё закончилось пляской старого повара и одного из крестьян, изрядно выпившего».

Через несколько лет Тютчевы снова будут праздновать Спас в родовом поместье: «Крестьяне, все более или менее пьяные, кидались на шею папа и рассказывали ему о своих жалобах». В лучших своих стихотворениях выразился глубокий, выстраданный опыт целой жизни, начавшейся в Овстуге, в постоянном живом общении с крестьянами:

Над этой тёмною толпою

Непробуждённого народа

Взойдёшь ли ты когда, Свобода,

Блеснёт ли луч твой золотой?..

Блеснёт твой луч и оживит,

И сон разгонит и туманы…

Но старые, гнилые раны,

Рубцы насилий и обид,

Растленье душ и пустота,

Что гложет ум и в сердце ноет, —

Кто их излечит, кто прикроет?..

Ты, риза чистая Христа…

15 августа 1857 г.

Жизнь в родовом имении, в усадьбе, основанной дедом, Н. А. Тютчевым, естественно раскрывала перед поэтом заветные глубины бытия русской природы, народа, истории.

И. С. Аксаков, размышляя об отношении своего тестя к Овстугу, отмечал что «…он даже в течение двух недель не в состоянии был переносить пребывания в русской деревенской глуши, например, в своём родовом поместье Брянского уезда, куда почти каждое лето переезжала его супруга с детьми». Но далее Аксаков уточняет причину столь недолгих присутствий поэта на родине: «Не получать каждое утро новых газет и новых книг, не иметь ежедневного общения с образованным кругом людей, не слышать около себя шумной общественной жизни — было для него невыносимо».

В письме к жене Тютчев с грустью вспоминает «воронку из зелени» — большую поляну, окружённую купами деревьев: «Я хочу присутствовать при том, как вы бросите последний взгляд с вашего балкона на эту воронку из зелени, на которую вы так часто смотрели, на деревья, церковь, крыши, наконец, весь горизонт, который вы любите».

Жизнь старших дочерей, родившихся и выросших в Германии, помогла им понять и всем сердцем принять Россию. Старшая дочь Анна в воспоминаниях писала: «Я окончательно привязалась к своей новой родине, после летнего пребывания в деревне у отца в Орловской губернии. Вскоре я страстно полюбила русскую природу. Широкие горизонты, обширные степи, необозримые поля, почти девственные леса нашего Брянского уезда создавали самую поэтическую обстановку для моих юных мечтаний».

Позднее, во время службы при Императорском дворе, в её дневнике появится рассказ о впечатлениях, полученных во время путешествия с великой княгиней Марией Николаевной в окрестностях Ораниенбаума, которые напомнят ей Овстуг: «В первый раз с тех пор как я при Дворе, вырвалась я из ограды парков с их искусственной природой и увидела настоящую деревню, ту русскую деревню, которая так мне дорога в своём величественном однообразии. Мы спускались по пологому склону, и перед нами раскрывался необозримый простор полей и лугов, окаймлённых чёрной линией лесов, а за ними опять леса, поля и луга, и над всей этой широтой бесконечное небесное пространство. Здесь, на берегу Балтийского моря, развёртывались совершенно те же виды, как в Орловской губернии, на берегу Десны, в поместье моего отца. Как и там, что-то необъятное, не-определённое, смутное и бесконечное, тихое и величественное, печальное и спокойное, что составляет неизъяснимую прелесть русской деревни. Я смотрела, и сердце моё наполнялось воспоминаниями, сожалениями, надеждами и стремлениями».

Находясь в разлуке с семьёй, Тютчев часто пишет в Овстуг, и строки многих писем полны печали и тоски по родным местам. Он думает «о саде в Овстуге, который золотят солнечные лучи». В другой раз сад представлялся ему «расцвеченным тысячью осенних красок», в его воображении возникают балконы дома, тополя, цветочные клумбы, «увядшие листья на деревьях и блестящая грязь тропинок», весной ему необходимо знать, «цветёт ли уже сирень? Поют ли соловьи?»

В очередном письме жене поэт признавался: «Когда ты говоришь об Овстуге, прелестном, благоуханном, цветущем, безмятежном и лучезарном, — ах, какие приступы тоски по родине овладевают мною, до какой степени я чувствую себя виновным по отношению к самому себе, по отношению к своему собственному счастью, и с каким нетерпением стремлюсь к тебе».

И всё-таки последние годы Тютчев каждое лето — до начала предсмертной болезни — приезжал хоть на несколько дней в Овстуг, хотя дорога в оба конца отнимала много времени и сил. Его неотвратимо влекло в родовое гнездо.

В конце жизни поэт произнесёт слова покаяния тому миру, «где мыслил и чувствовал впервые»: «Когда ты говоришь об Овстуге, о благе, которое принесли бы покой и свежесть, ожидающие меня там, — я совершенно разделяю твоё мнение. Но, увы, как добраться до этого рая? Овстуг — непризнанный и столь мною пренебрегаемый. Ах, какое жалкое существо человек, — подобный мне человек! В самом деле, я чувствую каждый день как бы тоску по родине, думая об этих местах, которыми я так долго пренебрегал».

Поэт прощался с Овстугом в августе 1871 года. В последние годы он заново обрёл «зачарованный мир детства». С горькой нежностью говорил о «впечатлении полной заброшенности и одиночества, которое неизменно вызывают эти серые избы и тропинки, теряющиеся в полях». С лёгкой иронией говорил о привычной «грязи милой родины», о том, что «здесь зреет дух растущего исполина».

Завершая, замыкая круг своей жизни, начавшейся в родовом тютчевском гнезде, рядом с вщижским курганом, напишет одно из самых потрясающих по силе эмоционального воздействия философских стихотворений. Это случилось во время прощального визита к соседке по имению Вере Михайловне Фоминой. По дороге из Овстуга в село Вщиж, которое образовалось на месте столицы древнерусского княжества, сожженной монголо-татарами, Тютчев с женой остановились у древнего кургана.

От жизни той, что бушевала здесь,

От крови той, что здесь рекой лилась,

Что уцелело, что дошло до нас?

Два-три кургана, видимых поднесь…

Да два-три дуба выросли на них,

Раскинувшись и широко и смело.

Красуются, шумят, — и нет им дела,

Чей прах, чью память роют корни их.

Природа знать не знает о былом,

Ей чужды наши призрачные годы,

И перед ней мы смутно сознаём

Себя самих — лишь грёзою природы.

Поочерёдно всех своих детей,

Свершающих свой подвиг бесполезный,

Она равно приветствует своей

Всепоглощающей и миротворной бездной.

17 августа 1871 г.

Когда-то юный Тютчев именно в овстугском поместье впервые — и потому с недостижимой уже позднее силой и потрясённостью — увидел «небесный свод, горящий славой звёздной». Тогда, в начале жизни, он представлял себе долгий путь, на котором

…мы плывём, пылающею бездной

Со всех концов окружены.

В конце жизненного пути он изречет в Овстуге потрясающую мысль:

Когда пробьёт последний час природы,

Состав частей разрушится земных,

Всё сущее опять покроют воды,

И Божий лик отобразится в них.

После смерти Фёдора Ивановича усадьба в Овстуге для родных потеряла всякий интерес.

«Овстуг как бы умер вместе с поэтом, — рассказывал один из его биографов. — Наследники вывезли из усадьбы всё, что представляло в их глазах ценность (вплоть до паркета, сделанного из ценных пород дерева; он настелен в усадьбе Мураново), и бросили родовое гнездо на произвол судьбы. Дом поэта пришёл в полное запустение и к началу Мировой войны был разобран». Кирпич усадебного дома был использован на строительство здания волостной управы (ныне краеведческий музей). Дольше других построек просуществовала церковь Успения Божией Матери. Она была закрыта весной 1930 года и взорвана фашистами во время Великой Отечественной войны. Тогда же окончательно погибли остатки парка. Казалось, в Овстуге не осталось даже призраков былого. К 50-м годам XX века от былой тютчевской усадьбы уцелело лишь здание школы для крестьянских детей, выстроенной дочерью поэта Марией Тютчевой-Бирилёвой.

Полная картина разрушения, типичная для русских усадеб, постигла и Овстуг. Усадебный мир, взрастивший «одного из лучших, блистательнейших умов России», был утерян. История Овстуга могла бы кануть в Лету. К счастью, этого не произошло.

Возрождение началось в конце 1950-х годов, когда в Овстуг вернулся учительствовать Владимир Данилович Гамолин. Под его началом учителя и школьники, местная интеллигенция да и все жители села высадили сотни саженцев деревьев и кустарников. В 1957 году его же стараниями в одной из классных комнат уцелевшей старой школы был открыт небольшой тютчевский музей. А с 1970 года после постройки нового здания десятилетки старый, столетний школьный дом был целиком занят под музей. В 1961 году возле него открыт первый в России и в мире памятник поэту (авторы — скульптор Г. Е. Коваленко и архитектор В. Ф. Сидоров). С этого времени ежегодные овстугские праздники поэзии собирают многочисленных поклонников творчества Тютчева. В год 175-летия поэта в парке установлен памятник (автор — скульптор А. И. Кобилинец).

Идея воссоздания главного дома возникла несколько позднее, в конце 1970-х годов. В июне 1985 года новое здание принимало первых гостей. В основу воссоздания положен проект архитектора-рес-тавратора В. Н. Городкова. С начала 1980-х годов началось полное восстановление тютчевской усадьбы: парка, пруда, ограды.

Законченный вид усадьба приобрела в 2003 году, когда отмечалось 200-летие со дня рождения великого русского поэта.

Обогатил овстугскую панораму стройный силуэт храма. Церковь освящена 15 июня 2003 года, с её колокольни, как и прежде, звучит поминальный колокол — в память о сыне поэта Дмитрии Тютчеве.

В эти годы своё место занял уютный гостевой флигель, дополнивший архитектурный ансамбль тютчевской усадьбы. В результате реставрации, выполненной под руководством ландшафтного архитектора В. А. Агальцовой, парку возвращён исторический облик. Его основой стали большие плотные газоны, яркими пятнами легли на травяной ковёр цветочные клумбы. Вековые деревья получили полный простор, и тени их крон тёмным кружевом опустились на зелёные поляны. Парк наполнился родными и привычными ему звуками: пением птиц, шуршанием шагов, шелестом листьев, отдалёнными голосами дома. Облагороженный островок на пруду, плавающие лебединые семейства, мостик и беседка («грот созерцания»), парковые скамьи придают всему окружению уют и очарование прошлых лет. Атмосфера парка такова, что вызывает ощущение присутствия в нём его подлинных хозяев.

Действующий с 1957 года музей получил статус музея-заповедника. Сегодня он завораживает своей красотой, очаровывает архитектурой и поэтической атмосферой. Возникает ощущение, что в конце аллеи вот-вот мелькнёт фигура поэта, а в беседке по-явится одна из его дочерей с томиком стихов в руках.

Овстуг гостеприимно встречает всех, кто хранит благодарную память и любовь к нашей истории, литературе, культуре.

Сегодня Овстуг — одно из красивейших сёл Брянщины, чарующее своих гостей изумительным по красоте ландшафтом. Сотрудники музея бережно хранят живую связь времён, звенья неразрывной цепи, связывающей вчерашний день с сегодняшним, малую родину с большой и всё вместе с единым в пространстве и времени миром русской культуры и истории.

«Нет ничего более человечного в человеке, чем… потребность связывать прошлое с настоящим», — эта тютчевская мысль нисколько не утеряла своей значимости. Напротив, сегодня она становится ещё современнее и своевременнее.

Живи, Овстуг!