Звезда Эммануила Казакевича

Звезда Эммануила Казакевича

Дата рождения будущего автора книги о разведчиках Эммануила Генриховича Казакевича (близкие звали его Эмой) — 11 февраля 1913 года. Его отец, Генрих Львович, учительствовал, затем, в годы Советской власти, стал редактором и журналистом. Мать, Евгения Борисовна, также была педагогом. В 1924 году семья Казакевичей переехала из Киева в Харьков, где отец получил должность редактора «толстого» литературного журнала «Красный мир» (на идиш — «Ди ройте вельт») и стал членом редколлегии ежедневной республиканской газеты с символичным названием «Звезда» («Дер штерн»).

Детство Эмы было счастливым: он рос в любящей, крепкой артистичной еврейской семье. Его сестра Галина впоследствии вспоминала:

«В Харькове наш дом всегда был полон известных и начинающих писателей и поэтов. У нас запросто бывали и останавливались, подолгу жили, приезжая из других городов, Квитко, Маркиш, Фефер, Фининберг, Гофштейн и многие другие. Как-то Перец Маркиш воскликнул, обращаясь к нашей маме: "Женя, скоро ваша кушетка заговорит стихами!" На этой кушетке спали приезжавшие поэты, в том числе и он… Все любили нашего отца Генриха Львовича…. Отец был добрый, общительный, вспыльчивый, увлекающийся, веселый. И очень артистичный. Хорошо пел, прекрасно читал вслух».

Молодой Казакевич, закончивший в 1927 году семилетнюю школу, писал на идиш стихи и рассказы, переводил на свой родной язык Гейне и Маяковского.

Восемнадцатилетним, вместе с отцом, получившим новую должность, он уезжает на Дальний Восток в Биробиджан (Еврейскую автономную область), где трудится на стройке, руководит созданием еврейского колхоза, а затем становится директором театра. В 1932-м году выходит его первая книга стихов на идише.

В декабре 1935 года умирает старший Казакевич. Вскоре скончалась и мать Эммануила. В 1937 году молодой поэт отправляется в Москву, навестить сестру. В столице его застает весть о начавшихся в Биробиджане репрессиях. Был не только посмертно объявлен врагом народа отец, но и самого Эму обвинили в шпионаже — более того, распространились слухи, что его арестовали при переходе маньчжурской границы…

Казакевич счел за благо скрыться. Он то живет у родственников в белорусской деревне, то нелегально находится в Подмосковье. Лишь после того, как был арестован и предан суду Ежов, писатель рискнул появиться в Москве. Там Эммануил продолжает заниматься поэзией. В 1939 году вышла вторая книга стихов и поэм. Казакевич пробует писать и на русском — он задумал трагедию о Колумбе, которая так и не была завершена.

Он был близорук, имел «белый билет», но, когда разразилась война, уже в июле записался в московское ополчение. Попал в окружение, чудом вышел, чудом остался жив. После таких событий вполне уместным было бы прозябание в тылу на должности выпускающего редактора газеты запасной курсантской бригады во Владимире. Однако пылкий Казакевич рвется обратно на фронт. Когда ему было в этом категорично отказано (близорукость плюс незаменимость его как работника), он, рискуя попасть под трибунал, попросту сбежал. Сергей Гупало в очерке «Через тернии к "Звезде"» пишет:

«На фронт из Владимира Эммануил Казакевич решил выехать ночью, потому что покидал службу без разрешения непосредственного начальства, что, по существу, было дезертирством. Причину своего исчезновения (…) объяснил в письме своему редактору Измалкову. Объяснение передал через хозяйку, у которой жил на квартире. Однако та не дождалась утра и отнесла письмо редактору сразу — ночью. Измалков о самовольном отъезде Эммануила Казакевича сообщил СМЕРШу (отдел контрразведки). Беглецу помогли случайность и… писательское удостоверение, благодаря которому удалось взять билет на поезд якобы на съезд фронтовых писателей. Чудом оказалось и то, что его не нашли на вокзале и в поезде».

Военная прокуратура занимается расследованием побега, а Казакевич, благодаря помощи своего друга, заместителя командира 174 дивизии подполковника Выдрыгана, становится помощником начальника 2-го (разведывательного) отделения штаба дивизии и делает все, чтобы остаться в разведке.

В апреле 1944 года войска 1-го Белорусского фронта подходят к городу Ковелю. Там и суждено было разыграться событиям, которые легли впоследствии в основу повести «Звезда». В то время старший лейтенант Эммануил Казакевич является начальником разведывательного отделения штаба 76-й стрелковой Ельненской дивизии. Именно он, основываясь на данных разведки, делает важный для Верховного командования вывод: в районе Ковеля немцы готовят контрнаступление (в донесениях упоминалась пятая танковая дивизия СС «Викинг»).

Предчувствие не обмануло разведчика: вскоре гитлеровцы атаковали, начались бои, в ходе которых Казакевич был ранен в ногу. Однако через месяц он возвращается в строй. Писатель не перестает творить и в одном из писем своей жене Гале признается:

«Не стоит говорить, что я не пытался превзойти Лермонтова чинами, а Дениса Давыдова — орденами. Если же оно и вышло так, то я, во всяком случае, хочу как можно скорее превысить первого и второго стихотворениями».

Впереди были еще ранения. Сергей Гупало, очерк «Через тернии к "Звезде"»:

«…неподалеку от села Орхувек во время захвата шоссейного моста через реку Влодавка начальник дивизионной разведки капитан Эммануил Казакевич был ранен осколком гранаты в правое бедро во второй раз в то же самое место. Семеро разведчиков, уничтожив двадцать пять вражеских солдат, не смогли удержать мост, поскольку трое из них были ранены, еще двоих вскоре скосили вражеские пули».

Были госпитали в Польше и в Новосибирске, тоскливое пребывание в омском резерве. Понимая, что на фронт его не отпустят, Казакевич еще раз прибегает к испытанному способу: оформив отпуск в Москву, он оказывается в своей родной части, которая стоит уже под Варшавой.

Закончив войну в Германии и прослужив там до весны 1946-го в составе советских оккупационных войск, бывший разведчик демобилизуется в звании капитана и всего себя отдает литературному творчеству. Еще ранее, в 1944-м, он как бы подытоживает боевой путь, говоря о совершенных им пяти подвигах:

«…Из рядового стал капитаном, из простого бойца — начальником разведки дивизии», «будучи почти слепым, стал прекрасным солдатом и хорошим разведчиком», «не использовал своей профессии писателя и плохое зрение для обустройства жизни подальше от пуль», «не подхалимничал перед начальством», «в наиболее трудные минуты был весел и бодр, не пытался спрятаться от трудностей, а шел им навстречу и побеждал их».

Таким он захочет впоследствии видеть и будущего персонажа своей печальной повести — капитана Травкина.

Созданное в 1947 году Казакевичем короткое повествование об отважных солдатах, ценой своей жизни добывших чрезвычайно нужные сведения, имело в стране ошеломляющий успех. В 1948 году повесть «Звезда» была отмечена высшей литературной наградой — Сталинской премией.

Тема самопожертвования ради общей победы была близка Казакевичу, который не только не раз наблюдал примеры истинного мужества и героизма своих однополчан и являлся свидетелем их подвигов, но и сам готов был пожертвовать самым дорогим, что есть у человека, лично участвуя в опасных разведывательных операциях и сражаясь с противником на переднем крае. Именно поэтому внешне непритязательная, простая, с немудреным сюжетом повесть вышла такой убедительной; именно поэтому, инстинктивно прочувствовав за нею судьбу автора, проникшись духом товарищества, желания «положить живот за други своя», ее полюбил советский, а затем и российский читатель. Дважды повесть была экранизирована — и в обоих случаях с успехом шла на экранах кинотеатров. Кстати, прообразом лейтенанта Травкина явился реальный человек — однополчанин Казакевича, Николай Кириллович Ткаченко; его группа уцелела и сам он благополучно дожил до преклонных лет.

Окрыленный успехом, автор берется за второе произведение о войне — повесть «Двое в степи» (1948 год), которую считает своим наиболее завершенным драматическим произведением. Однако судьбы лейтенанта Огаркова, приговоренного трибуналом к расстрелу, и его конвойного Джурабаева, встретившихся с прорвавшимися в тыл немцами, всполошили тогдашнюю критику, заставив ее рассуждать о «реабилитации преступника». Неожиданно Казакевич сталкивается с сокрушающим разносом повести в печати. Ее отказываются переиздавать. «Двое в степи» прошли свой крестный путь. Повесть включили в сборник произведений Казакевича только через четырнадцать лет после ее публикации в журнале.

В любой судьбе есть черные и белые полосы. Новый роман фронтовика, награжденного двумя орденами Отечественной войны 2-ой степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», который был назван им «Весна на Одере», ждет признание официоза: писатель второй раз награжден Сталинской премией.

И вновь окрыление! И вновь желание создать очередную правдивую вещь о войне! Однако «Сердце друга» (1953 год) вызывает реакцию, совершенно противоположную той, на какую надеялся автор: опять ругань, разносы, нещадная критика…

Повесть «Донос» Казакевич уничтожает сам, боясь ареста и обыска (уцелел лишь один набросок).

В 1954 году он взялся за свой последний военный роман «Дом на площади», терзаясь сомнениями, сможет ли художественно отобразить то время, поднять творческую планку еще выше. О том, какие мысли одолевали писателя, можно судить по его размышлениям:

«Дана ли мне сила прозвучать трубой на дорогах моего времени? Или только бабочкой махнуть крылышками по дорожке? Ведь я прирожденный драматург — и не написал ни одной пьесы. Ведь я чувствую настоящее кино и знаю, как его делать, — и не написал ни одного сценария. Я почти ничего не сделал — я, созданный для большого дела. Зная, что и кого винить в этом, я не могу не винить и самого себя. Надо отказаться от суетности. Надо забыть, что у тебя семья и надо ее кормить, что есть начальство и надо ему потрафлять. Надо помнить только об искусстве и о подлинных, а не мнимых интересах народа. М. б., тогда можно еще что-то успеть, хотя все равно не все, что было бы возможно».

В те годы Казакевич является главным редактором и, по признанию многих его друзей, душой альманаха «Литературная Москва», в редколлегию которого наряду с ним входили такие мастера слова, как М. Алигер, А. Бек, К. Паустовский, В. Каверин. Он много работает, печатая блестящих поэтов и прозаиков: Заболоцкого, Мартынова, Гроссмана, Ахматову, Слуцкого, Шкловского, Липкина, К. и Л. Чуковских, Пастернака, Каверина, Яшина, Цветаеву, Олешу и других. Умный, внимательный Паустовский впоследствии писал:

«Альманах вел Казакевич — человек, если можно так выразиться, сверкающий. Безмерно талантливый, обладавший разящим умом, храбростью простого солдата, убийственным юмором, лирической нежностью к друзьям и привязчивостью к хорошим людям. Он был беспощаден к подонкам всех рангов, к двурушникам, угодникам и пошлякам. В обращении с ними он был резок и даже циничен».

В «Литературной Москве», вскоре после этого закрытой, был опубликован роман и самого Казакевича, оказавшийся его последней большой книгой.

Решив заняться исторической тематикой, писатель задумывает повесть о Ленине, которая называлась «Синяя тетрадь». Несмотря на «выигрышную» тему, путь повести к читателю оказался долгим и мучительным: Твардовский, к которому в «Новый мир» была она отправлена, прислал свои замечания, весьма огорчившие автора, затем повесть запретила печатать цензура. Казакевич надеялся на «Октябрь», но неожиданно ушел из жизни главный редактор журнала Федор Панферов.

В конце концов уже тяжело больной, теряющий силы Казакевич пишет самому Хрущеву:

«Свыше двух лет назад я закончил повесть "Синяя тетрадь" (первоначально она называлась "Ленин в Разливе"). Свыше двух лет все ее хвалят, хотят печатать, но не печатают. Первый вариант был принят к печати журналом "Новый мир" (редактор А. Твардовский), но был запрещен. Другой журнал, "Октябрь" (редактор Ф. Панферов), решил печатать повесть, потребовав от меня дополнительной работы. Федор Панферов, при поддержке членов редколлегии, до последнего дня жизни боролся за ее напечатание. После многих месяцев работы и длительных обсуждений повесть, в улучшенном, исправленном виде, была разрешена Центральным Комитетом партии. Ее читали и одобрили товарищи Суслов, Мухитдинов, Поспелов. Повесть набрана, сверстана, обещана читателям в первом номере за 1961 год и на днях… снова запрещена».

Судя по всему, генеральный секретарь ЦК КПСС внял просьбе автора. «Синюю тетрадь» напечатали в «Октябре» и, по свидетельству современников, она стала для читателей настоящей сенсацией.

Увы, переживания, лишения, ранения все-таки взяли свое. Эммануил Генрихович Казакевич умер в возрасте сорока девяти лет в Москве 22 сентября 1962 года, не успев завершить (по свидетельству В. Каверина) роман, две повести, четыре рассказа, две пьесы и киносценарий.

Маргарита Алигер была с ним до конца. Она вспоминала:

«В один из последних дней разыгралась незабываемая сцена. В палату вошел молодой врач-анестезиолог и занялся наладкой установки закиси азота, стоящей в изголовье, — этот вид наркоза давали больному в самые тяжелые минуты. Казакевич лежал с закрытыми глазами. Врач заметил, что по щеке из-под закрытых век катится слеза.

Закись? — негромко спросил он.

Нет, зависть, — не открывая глаз, ответил Казакевич.

Врач отошел от него, негромко сказав нам:

Бред. Действие наркоза.

Казакевич с усилием открыл глаза и совсем тихо, очевидно, из последних сил, сказал:

Не бред… — и указал глазами на висящие у постели наушники, откуда слышалась музыка Моцарта… — Тридцать шесть лет, а сколько успел… А я? Надо было все забыть, все бросить… Только писать… Все написать… — и умолк и снова закрыл глаза».

Он не успел «написать все». И все-таки создал самое главное: его первая военная повесть, маленькая, безыскусная, в чем-то даже трогательно наивная, до сих пор любима читателями, она продолжает жить и переиздаваться, ибо учит самому светлому, что есть в человеке — долгу и любви. А что, как не бессмертие произведения, главная награда автору?

У Казакевича есть эта главная награда. Можно по праву сказать: он родился под счастливой звездой.