Поздно ночью
Поздно ночью
поэту Дане Курской
Я проснулся от громкого стука в дверь и включил настольную лампу.
– Нусим… – закричала бабушка, – Нусим, открой, это Павлик!
Дед подошёл к двери и открыл её, впустив брата.
– Вот, – раздражённо произнёс дед, – явился… Артист народного театра! Где ты шлялся? Идиот!
– Дед, ну, извини, – устало сказал брат, – у нас была репетиция.
– Репетиция? В два часа ночи?
– Ты не понимаешь! Через неделю мы сдаём спектакль…
– Павлик! – крикнула бабка, – я же не могу заснуть. Где ты был? Тебя набьют хулиганы!
– Бабушка, не волнуйся, я уже дома!
– Завтра тебе к семи на работу, а ты ещё с Сашей болтать будешь, – сердито сказал дед. – Верхний свет не включать. Если сам не поднимешься, так и знай – я налью на твою голову холодную воду…
Он ушёл в свою комнату, и как только за ним закрылась дверь, Павлик быстро подошёл ко мне и, торжествующе улыбаясь, сунул под нос свои руки:
– Понюхай, понюхай! Мои пальцы… Они пахнут женщиной! Я сейчас был с женщиной, Саня!
– Тише! Дурак… Убери! Что, опять? Где ты испачкал плащ? Он весь в пыли.
– Плащ – ерунда.
Брат снял его, бросил на стул и сел рядом.
– Я был с Аллочкой, сейчас расскажу.
– Павлик… – вдруг громко крикнула бабка.
Брат замолчал.
– Не ходи поздно… смотри – попадёшь в яму Куприна!
– О чём она? – тихо спросил брат.
– Не знаю, – вздохнул я, – совсем старая стала…
– Соня, – проворчал дед, – сколько раз я тебе говорил: зыц унд шваг! Не вмешивайся, не твоё дело!
– Ну, слушай, – сказал Павлик, – сегодня была репетиция, последняя перед генеральной, Костантин Андреевич нас долго гонял. А когда она закончилась, мы решили ещё остаться, выпить парочку сухого. Посидели, поболтали и пошли по домам. Я провожал Аллочку.
Шли по Пушкинской, и вдруг она попросила почитать стихи… сначала – Блока, а потом – Есенина. Как я читал, Саня! Я был в ударе… Вот дошли мы до кинотеатра «Пионер», тут нам в разные стороны, я ей и говорю, так просто говорю: «Пойдём, посидим в детском саду, здесь рядом, у церкви. Я тебе ещё Есенина почитаю». Не думал, что она согласится!
– А как вы туда попали? Там же закрыто!
– Через забор, Саша! Светила луна, я повёл её в беседку.
– Паша, и как у тебя всё получается!
– Это спасибо Есенину. Я для себя теперь твёрдо решил: все его стихи наизусть выучу! А ты что читаешь?
Брат взял лежащую рядом с подушкой книжку.
– Бальмонт, – прочитал он, – «Будем как солнце», девятьсот пятый год. Саня, ну, где ты берёшь такое старьё?
– Отдай!
Я вырвал у него из рук стихи.
– Ты, ничего не понимаешь в поэзии!
– Не понимаю? Поверь, Саня, ни одна нормальная девчонка не захочет слушать твоего Бальмонта и одной минуты. А вот Вознесенского, Есенина могут часами! У тебя с ним ничего не получится. Скажи честно, ты хоть с одной девушкой встречался?
– А тебе какое дело?!
– Мне просто жаль моего брата, – пожал он плечами.
– Ну, хорошо, выучу я Есенина… а дальше что? Ведь всё не само по себе происходит!
– Конечно, не само по себе… – задумчиво сказал Павлик. – А хочешь, я тебе сейчас покажу, как нужно действовать?
– Конечно, хочу!
– Хорошо, тогда слушай. Представь себе, что ты – девушка. Симпатичная девушка, а я – это ты. Вы сидите рядом в беседке. Вон там, справа, луна, а вокруг кузнечики поют, птицы разные… Я, то есть ты, читаешь ей стихи. Для начала пойдут несколько лирических стихотворений, скажем, «Собаке Качалова» и ещё что-нибудь подобное, а что именно, я тебе завтра напишу. Только когда читаешь Есенина, нужно обязательно – с чувством. Без чувства ничего не получится! А потом тихо начнёшь:
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу
Я хочу под кротким взглядом
Слушать чувственную вьюгу…
Тут её тихонько обнимаешь за талию…
– Не надо меня обнимать.
– Я же для примера!
– И для примера не надо. На мне больше не показывай.
– Ладно, не буду.
Это золото осеннее,
– мечтательно продолжал он, –
Эта прядь волос белесых…
здесь слегка коснёшься рукой её белокурых локонов, и ласково их погладишь …
– А если девушка брюнетка?
– Это неважно. Не мешай!
Всё явилось, как спасенье
Беспокойного повесы…
Кстати, было бы неплохо, если бы от тебя немного пахло алкоголем. Тогда девушка решит, что ты точно – пропащий, и тебя нужно спасти.
– Ну, а дальше?!
– Дальше она посмотрит на тебя с нежностью и скажет: «Сашенька!».
– Она скажет: «Сашенька»?
– Конечно, скажет, – ответил Павлик.
– Ну-у-сим! Нусим! – простонала за стеной бабка, – мне нужен
горшок.
– Что? – спросил дед.
– Горшок!
– Сейчас несу…
– Всё, на сегодня урок закончен, – вдруг сухо сказал брат.
Он достал из кармана пачку «Дойны».
– Выкурю сигарету, и спать.
– Как!? На самом интересном месте! – воскликнул я. – Так нечестно. А дальше что?
– Дальше страстные поцелуи и объятия, и ты начинаешь её распрягать.
– Как это – распрягать?
– Раздевать. Эх, ты, романтик… – усмехнулся Павлик. – Завтра после работы у меня свидание с Аллочкой, а через неделю у нас премьера. Константин Андреевич обещал, что повезёт показывать наш спектакль в Тирасполь и, возможно, даже в Кишинёв…
– Павлик, – сказал я, – можно задать один вопрос? Я давно хотел спросить… Только не ругайся!
– Задавай. Обещаю, что ругаться и драться не буду.
– Это правда, что ваш Сирик, Константин Андреевич, во время оккупации Одессы румынами… танцевал у них в кабарэ? – выпалил я.
– Откуда ты знаешь?
– Люди говорят.
Брат закурил сигарету, встал и подошёл к окну:
– Я тоже об этом слышал, и однажды прямо его спросил.
– И что он ответил?
– Он сказал, что работал на подпольщиков. Выключить лампу?
– Не нужно, я сам.