Афганский синдром

Афганский синдром

Рассказ

Приходит смерть внезапно…

Душа летит на волю.

Лучи освещают землю.

Ветер летит над полем.

Г. И. Валеева,

отрывок текста песни

«Афганский синдром»

 

Я приближался к двери, за которой лежал тот, кого я знал более двадцати лет. Я помнил о нем всё: черты характера, цвет глаз, любимые книги и фильмы, шутки, над которыми он смеялся.

Он был хорошим другом и комбатом. Но сейчас находился в состоянии, близком к коме. Причиной тому был внезапный инсульт. Врачи определяли его положение как «стабильно критическое». Слово «стабильно» всегда вселяет в людей надежду в лучшее – в каком бы контексте оно ни было произнесено.

Тем не менее я знал, что скоро командир должен прийти в себя. Я прошёл в палату, залитую солнечным светом. Сейчас боевой товарищ видел сон – войну среди скалистых ущелий. Это был сон длиною в жизнь у всех, кто прошёл через пекло афганской вой­ны. Точнее, кошмар – бесконечный, безнадёжный, неизлечимый.

 

Ночью дул сильный ветер, который принёс с собой много пыли и малость дождя.

Мы проснулись – едва забрезжил рассвет – и стали выходить из палаток… О, господи. Как это всё описать?

Вокруг нас расстилалась кровавая каменная равнина. Кровь смешалась с грязью. Половина наших ребят была мертва: ночью их зарезали душманы1. Я всё поражался, как мы не услышали этого? Тогда мы только начали познавать здешние дикие нравы. У некоторых из наших началась истерика. Нарастала паника. Но наш комбат нашёл нужные слова, которые вернули солдатам самообладание. То не были высокопарные фразы или призывы к  отваге и решительности. Он просто сказал нам:

Нужно идти дальше. Иначе нас тоже убьют.

В тот момент в его словах не было подбадривания, которое так часто мы слышали от него в свой адрес. Однако его голос заставил всех взять себя в руки. Сила этого человека была сокрыта внутри  – в мудрости и железной воле.

Потом случаи ночной резни повторялись часто. И мы искали способ избежать этого.

В горных ущельях от талых вод иногда образовывались небольшие озерца, которые больше напоминали болота. Ближе к  вечеру мы пробирались к ним. Обвязавшись верёвками и крюками, заходили в болотистое озеро по горло и пережидали ночь. По мере того как мы учились жить так же, как и наши противники, нам чаще удавалось приспосабливаться к обстоятельствам и вступать в равный бой. Душманы реже находили нас по ночам. Мы маскировались под камни и песок, прятались в скалистых ущельях.

 

Будучи на войне, командир не позволил выжившим воинам сломаться и погибнуть от трусости. Он был чуть постарше нас: года на два – на три. Но при этом вёл себя так, будто был нам отцом. И мы его слушались и шли за ним. Следуя его советам, под его защитой я и многие из нашего отряда остались живы.

 

И вот мы вернулись домой. Молодые сильные мужчины со сломанной психикой. Придя с войны на родину, я осознал, что потерял себя, и не знал, где найти применение своим навыкам. Это было мучением, когда ты не понимал обычных граждан, а они не понимали тебя.

В душе постоянно довлело состояние незавершённости. Мне хотелось отправиться в прошедший бой и отомстить за убитых боевых друзей. Но я не мог этого сделать. Мои силы уходили на незримые для окружающих бои, в которых участвовал лишь я.

Как-то я спал. Во сне услышал непонятный шорох. Сознание во мне резко всколыхнулось и переключилось. Снова померещилось, что я лежу в афганских горах. Я был уверен – это крадётся очередной душман, чтобы убить меня. Я схватил что было под рукой и страшно закричал, предупреждая остальных о близости врага. Но в этот момент послышался не шум лязгаю­щего оружия.

Папа! Ты что? Это же я! – напуганный голос сына вернул меня к реальности.

Мы все были напуганы этой ситуацией – я, сын, жена.

Тогда я принял решение, что не могу больше жить рядом с родными и подвергать их жизни опасности. Я был опасным. Не говоря уже о том, что соседи постоянно жаловались и били в стену, пытаясь остановить мои частые крики.

Я ушёл в наш старый заброшенный дом. Несколько дней занимался его обустройством. И мне показалось, я возвращаюсь к жизни. Но это был самообман.

 

Случались тяжёлые периоды реабилитации в центре для афганцев. По своей воле я бы туда никогда не поехал – каждый раз под давлением близких. Для меня пребывание в центре реабилитации, который некоторые врачи обидно называли «санаторием», являлось бременем. Я не питал доверия к докторам, которые желали мне помочь, и всегда стремился поскорее покинуть это место.

На войне я привык к фронтовому братству и участию в судьбах сослуживцев. Здесь же, находясь в родном городе, в своём доме, я был один, а окружающие – чужими для меня. Иногда ко мне приходили родственники. Несколько раз приезжал и командир. В такие моменты я немного приходил в себя и начинал чувствовать вкус обычной человеческой жизни. Но это было ненадолго – лишь на несколько дней. А после я уходил в загулы. Не просыхал неделями, бредил и терял связь с реальностью.

Кто знал – тот знал. Для незнающих я был обычным алкоголиком. Я думал: ведь мы за них за всех и воевали. Но теперь это мало кого интересовало.

Это должно было когда-то закончиться. И закончилось.

 

С сыном с тех пор, как я напугал его в последний раз, мы не общались толком. Но вот за день перед тем, как меня не стало, он пришёл ко мне – видно, почувствовал что-то.

Папа, ты меня прости, – сказал он мне.

За что, сынок? – спросил я у него.

За то, что не могу помочь тебе.

Ты ни в чём не виноват. Ты меня прости за то, что напугал вас с матерью в прошлый раз. Да и не только тогда.

В ответе сына я услышал мудрость и откровение:

Я пытаюсь тебя по-своему понять. Но это ничто по сравнению с тем, что ты пережил. Слова тут не помогут. И моё понимание не принесёт тебе облегчения.

Но он был неправ. Его слова на миг смягчили меня и принесли временное успокоение.

В тот вечер мы долго с ним разговаривали – не о войне. О  милых житейских мелочах, которые наполняли быт. Я был рад.

 

А вечером следующего дня я умер от сердечной болезни – в это время у меня снова начались страшнейшие галлюцинации. К  слову сказать, перед этим я выпил две неполные рюмочки водки  – душила тоска и депрессия. И началось. Кровавые картины из Афгана воскресли. Я погрузился в хаос прошедшей войны. Её эхо гремело во мне звуками автоматных очередей и голосами погибших воинов-ребят. Я знал наперёд – выживут единицы.

Пули свистели совсем рядом. Громыхали оглушающие снаряды. На какое-то время я даже переставал слышать. Я видел, как гибнут мои товарищи. Хотел их спасти и хотя бы на сантиметр отодвинуть наступление противников.

Я метался. Искал автомат. Но его не было под рукой. Я снова хотел прикрыть друга и не успел. Кругом слышались крики и гул. Я снова кричал вместе со всеми.

В этот момент кто-то выстрелил мне в спину. Я услышал это, а затем почувствовал резкую боль в сердце и упал. Мне казалось, я лежу на земле, раскалённой горячим солнцем Афганистана. На самом деле это был пол нашего старенького дома. В последние секунды моей жизни так близко слышалась речь душманов на непонятном чужом языке… У меня случился инфаркт. Сердце остановилось…

После этого впервые за долгое время я ощутил облегчение и освободился. Мир стал светлым, спокойным – не таким бесчеловечным и ужасным, как в моём воспалённом воображении. Наконец-то я почувствовал по-настоящему, что я дома.

Оказалось – на дворе май, а за окном хрустальным голоском пела маленькая птичка. Ветер тихо перебирал зеленеющую листву. И в чистом майском небе сияло наше российское солнце.

И не было никакой войны – она продолжалась у меня в голове. Это и был афганский синдром, от которого я так и не смог избавиться до самой смерти.

Иногда даже сейчас, когда я уже по ту сторону жизни, передо мной оживают из пепла картины, холодящие душу. Но это быстро проходит – как вспышки молний. Хранитель говорит, что это остатки моих земных эмоций и пережитых моментов, которые ещё не сгорели в моём сознании.

 

Воспоминания текли сквозь меня, как вода. И я стоял в этой реке прошлого, сам восставший из его пекла. Я почувствовал, что время, отведённое мне на посещение этого мира, заканчивается. Дотронулся до тёплой руки командира. Пальцы его слегка дёрнулись, и он вдруг открыл глаза.

Я готов поклясться – он увидел меня.

Это ты? – спросил он взглядом.

Я! – ответил я, тая в воздухе.

 

Жить тебе ещё долго. Я видел это, заглядывая в будущее.

Держись, старина!

 

1 «Душманы», или «духи» – афганские моджахеды, которые являлись членами вооружённых повстанческих формирований в период гражданской войны в Афганистане в 1979–1992 гг.