Балконы летят на юг

Балконы летят на юг

Стихи

* * *

 

И были снега зелены и медвяны,

И было тепло, как под коркой пахучего хлеба.

И снег был навязчивый, липкий и пьяный, пьяный.

Но пьяный по-доброму – как от большой победы.

И если он шёл, то казалось: к тебе – и только.

И если лежал, то уставший от вечных танцев.

А в марте слетало: «Я знала ещё ребёнком…»

И так не хотелось опять – навсегда – расстаться.

И снег уходил – в землю влагой и паром в небо,

Немало могил навестил, передал приветы –

И нам их вернул. И во всходах земного хлеба

Я снег узнаю по впитанным с ним приметам.

 

 

* * *

 

Пусть в землю по самые окна вросли,

Дома потихоньку уходят с земли.

И дымом, и дымом, и дымом, и дымом

Их души летят по следам журавлиным.

И было в них сердце – у самой печи,

Но там, на земле: детвора, калачи.

А впрочем – давно детвора со двора,

Чужие дома согревать им пора,

Но дымом и дымом, и дымом, и дымом

Не выкурить дом из глубин сердцевинных.

И сердце кочует, в кочевьях иных

Родней становясь настоящих родных.

Но клином, и клином, и клином, и клином

Не выбить корней из земли и из глины.

И ветер не свежий, а зольный и дымный

Чужою листвой шелестит о любимых.

 

 

* * *

 

Осина задрожит, окоченеет,

В узор на стеклах впишется – и вот

Картина дня суровее, чернее:

Зверь не бежит – и древо не живет.

 

Но мертвая, на беглый взгляд, осина

Засмотрится, задумавшись, в окно.

А за окном совсем невыносимо:

Там никого, там в комнате – темно.

 

 

* * *

 

Крыши крыльями машут, балконы летят на юг.

Кто сегодня устал, тот назавтра сойдёт с ума.

Время знает немало печальных историй, друг.

Время холодно, время всегда – зима.

Кто сегодня не встал, тот назавтра сойдёт во снег –

Раздавать серый холод белейшим из холодов.

Время знает немало историй, летящих вверх,

Но под бременем времени всё превратится в торф.

Если думаешь, холод что смерть, что без лезвий нож.

Ошибаешься, друг, нам, дружище, не до ножей:

Холод гостеприимен – и каждый вхож

В этот холод, да только не выхож, увы, уже.

 

 

* * *

 

Я бы хотела смотреть на тебя сквозь стекло,

Но не холодный, осенний, ноябрьский этот воздух.

Станет экватором меж полужизньями «холод» – «тепло»

Наше окно – в паутинах, и брызгах, и звёздах.

Странно подумать, но крест этот непрекратим:

Влево и вправо – земля, вглубь – столетья,

Ввысь – тишина, о которой сегодня молчим,

И пустота, приютившая смерть и бессмертье.

И перекрёсток пустын: только крылышки мух,

Лист прошлогодний да пыль просочились под раму.

Дом безрассудный простыл, нас избавив от мук

Щели замазывать варью (как с бабушкой, с мамой).

Странно представить: теперь и окно без креста,

И пустота – пустота, и простор ограничен.

Я всё смотрю на тебя: ты болезнен, устал.

Я всё надеюсь: не кончится смертью больничный.

 

 

* * *

 

Не много лет, а год, и год, и год –

И сколько осеней разбилось оземь.

Часы, нарезав время, словно торт,

Стоят обескуражены и косны.

 

Я говорю во сне с тобой, с тобой,

Я знаю, что ты гость, что гость недолгий.

Но, чтобы свет не вышел голубой,

Сшиваю веки ржавою иголкой.

 

Остаться в темноте – и длить, и длить

Тебя во мне, ведь что бывает проще:

Не видеть дня, ни с кем не говорить,

Ничьей руки не узнавать на ощупь.

 

 

* * *

 

От друга, что молчал на каждый мой вопрос,

Мне передали сны, которые храню:

Раскрашенный июнь сквозь календарь пророс,

Впитался в рыхлый снег растекшийся июль.

Я знала много слов, но словари – во сне,

Вся память – в словарях, а сны – поди найди:

Кощеевой иглой в пяте, в гнезде, в гряде.

И вот укол – в ладонь, а колется в груди.

И он всегда молчит, и я теперь молчу.

Игла не передаст ни боли, ни тепла.

Поди пойми, кто жив, кто глух, кто просто – чужд,

Кто серой пылью стал, кем – пыль всегда была.

 

 

* * *

Из неоконченного цикла «Сказочник – дочери»

 

Дорогая София! Мне сорок, а Вам – скоро пять.

Я учу Вас стрелять через левые плечи друзей.

Устаревший, как ять, как отвага, как счастье, как рать,

Обнимаю Вас всем семицветнейшим светом, у коего семь

Полюсов и сторон: Север, Юг и Восторг от экватора слева, а вправь –

Запах, Март и Январь

И любимая точка – Закат.

(Если сбивчивы строчки, простите (прости?) – виноват.)

 

Я несу тебе солнце, стакан молока и янтарь:

Переплавь на смолу,

Если выпадет горе – жалеть.

Я несу тебе треть

Всех красот неземных, потому

Что сама ты – вторая и третья их треть.

 

 

* * *

 

Детская комната появилась немного позже,

Чем я перестала называть себя ребёнком,

Стала стыдиться детства.

У меня по соседству жили зайцы да ёжики,

Но это – про юность комом:

Не за что зацепиться сердцу.

В этой детской недетской самым прекрасным

Был подоконник шириной в кровать.

Я мечтала спать на нём не одна, но не умела и просто спать.

 

 

* * *

 

Шесть лет и первая тетрадь, и что ни слово – бог.

И просто спятить, спятить, спятить, уставясь в потолок.

И просто, пятясь, пятясь, пятясь, упасть со всех высот –

Доступных, невеликих, к счастью – в крапиву и осот.

И просто память, память, память течёт с тетрадных крыш

И вдруг промочит эту скатерть, лбом на которой спишь.

Сейчас постель, а раньше домом она тебе была.

И ты сама, конечно, гномом под потолком стола.

И никаких тетрадных клеток для слов, размером с мир,

Пока не знала лета, лета и выхода в эфир,

Где на волне с тобою звезды, дожди и первый гром,

И шелест листьев - не берёзы, а яблонь за окном.

А после школы и тетради, не желт в яйце желток –

Как просто спятить, спятить, спятить, уставясь в потолок.

 

 

* * *

 

Опоздаешь, попросишь прощения,

Проберешься, ссутулившись, в класс –

Сквозь карающую расщелину

Меж тугими дверьми – как раз

Не пройти, но продраться. Спрятаться.

И уменьшится раз в пятьсот.

Ах ты, девочка в синем платьице,

Колет нежно, не как осот,

Все, что вспомнишь о тех неласковых

Опозданьях в начальных классах.

 

Повзрослеешь – и станешь каждый

Божий день, каждый чертов час

Безнадежно и честно опаздывать:

Подождут. И в который раз

Опоздав, ты увидишь: катятся

В расщеперенный рот ворот

Дни. А девочка в синем платьице

Бесконечно, тоскливо ждет.

Как в бреду: весела и ласкова

До исхода начальных классов.

 

Ждет и ждут, как давно загадано,

Все как должно, все как должно.

Но когда в половине пятого

От звонка задрожит окно,

Полетишь по нетрезвой лестнице,

По короткой, по угловой,

Ни секунды уже не вместится

В срок, отпущенный нам с тобой.

 

 

* * *

 

Сбросил листья словарь. И теперь он не больше тетради.

Ученической. В клетку. В которую заперто детство.

Сколько слов было до. А теперь сколько их? Бога ради,

Дай мне вспомнить хотя бы одно без тоски по соседству.

Мы учились молчать. Потому было сказано много:

Надышаться пред смертью, напиться пред дальней дорогой…