…Беру и помню!

…Беру и помню!

Стихи

Родилась 15 марта 1960 года в Гурьевске. В 1977 году окончила здесь школу № 16.

В 1984 году получила высшее образование в Кемеровском государственном университете – на факультетах филологии и журналистики.

Член Союза журналистов России.

Более 20 лет назад Татьяна Борисовна Копытова возглавила новую газету в городе Гурьевске, которая благодаря таланту и профессионализму основательницы и главного редактора стала лидером среди муниципальных газет области. Газета «Знамёнка» была образована в 1996 году;  основная масса читателей – в городах Гурьевск,  Салаир и семи сельских  территориях района – высоко ценят свою «районку». 

Сама Татьяна Борисовна удостоена звания «Лучший редактор муниципальной газеты в Кемеровской области».

За многолетний добросовестный труд, большой личный вклад в социально-экономическое развитие области и в связи с 75-летием со дня образования города Гурьевска Т.Б. Копытова была награждена орденом «Почёта Кузбасса».

 

В редколлегию нашего альманаха поступила по электронной почте подборка стихотворений с кратким посланием от автора: «Добрый день! Посылаю вам нечто из своего творчества. Буду рада, если вас заинтересует. О себе: живу в Гурьевске, 33 года отработала в журналистике».

Поздравляем Татьяну Борисовну с юбилеем!

 

 

 

 

* * *

Бывает миг вечерней тишины.

Когда по небу сепией мазнуло –

Сползли лениво тени вдоль стены,

И старый дуб нахохлился сутуло.

 

День вычерпан по капельке, до дна,

В жару его всегда бывает мало.

Ни шелеста, ни звука – тишина

Застыла обречённо и устало.

 

И только чутко, шлейфом над землёй,

Мерцает звук из тысяч многоточий:

Стежками частыми, тончайшею иглой

Кузнечик августу рубашку строчит.

 

Миг обуздания восторгов и стихий –

Граница между вечером и ночью…

Так лето отпускает все грехи,

Но жизнь уже недолгую пророчит.

 

И посреди нездешней тишины

Замру и я, как в миг благословенья

Вдруг всё поймёшь и ощутишь прощенье

Даже за то, в чём нет твоей вины.

 

* * *

Пора бы в октябре уже ненастью

Расхлябиться над грешною землёй!

Но нынче календарные напасти

Упорно нас обходят стороной.

 

Без куртки, без перчаток и берета –

Ну, разве что не ходим босиком!

Уже не бабье – бабушкино лето

Нас радует октябрьским теплом.

 

В чем суть таких невиданных отсрочек?

Нам осень всё отдала, что могла:

Нежданный, ярко-радостный кусочек

По-летнему осеннего тепла.

 

Софиты солнца в танце листопада,

В лучах бликует паутины нить…

За что такая щедрая награда?

И чем придётся за неё платить?

 

Всё зыбко. И в дождях утонет

Грядущий день – сюжет этот избит.

А солнышко мне тычется в ладони,

«Бери и помни!» – тихо говорит.

 

ОКТЯБРЬ

 

Полупрозрачные, нагие

Деревья в ожиданье снега.

А ты зовёшь меня богиней

В какой-то полусонной неге.

Есть я и ты, и наша осень,

Губ пересохших нежный трепет.

И что ни скажем,

что ни спросим –

Не так всё будет,

не об этом.

И от предчувствия полёта

Душа зайдётся, как от бега,

И стоном в ней взорвётся что-то…

А голый лес томится снегом.

Кому-то – время для кочевья.

Кому – добраться б до ковчега…

Октябрь.

И чувствуют деревья

Корою приближенье снега.

 

ПОЧТИ СЕРЬЁЗНО

 

Всё, я думала, успею.

Всё, надеялась, смогу.

Только глупая затея –

Строить планы на бегу.

 

Жизнь, казалось бы, кипела:

То заботы, то дела…

Многого я не успела,

Ещё больше – не смогла.

 

Как шальные, очумело

Убежали прочь года.

Жить, как лучше, я хотела…

Получилось – как всегда!

 

* * *

Разгоню в субботу пирогами

Зимнюю белёсую тоску:

Сделаю с картошкой и с грибами,

И с повидлом тоже напеку.

 

И, укутав полотенцем белым,

Пирожки пристрою на столе,

Им чтоб, от начинки полнотелым,

Дольше оставаться бы в тепле.

 

А сама всё буду то и дело

К чайнику бросаться – надо ж чай!

Исподволь, по-девичьи несмело,

Взгляд в окно бросаю невзначай.

 

Вдруг родной до выкрика, знакомый

Силуэт увижу на свету?..

И весь день сидеть я буду дома –

Делать вид, что никого не жду.

 

А когда в часах устанет стрелка

Для меня минуты отбивать,

С пирогами я возьму тарелку

И пойду соседей угощать.

 

РОДНАЯ ГАВАНЬ

 

Выстругивали, из чего могли:

Из щепок, из коры сосновой.

Весною ранней эти корабли

Нам становились

жизненной основой.

 

Ручей летел стремглав в конец села,

И так же одержимо мы летели:

Ведь рядышком флотилия плыла,

Крутясь в бурунах и садясь на мели.

И каждый, вызволяя свой фрегат,

Воды весенней сапогами хапал

И раз, и два, и много раз подряд…

К концу похода откровенно плакал –

Не потому, что ноги стали льдом,

Страшнее то, что «мама заругает».

И «гавань» оставляли на потом,

Ведь отчий дом стоит, не уплывает.

Когда же загоняли всех домой –

Сводили цыпки, парили в горчице,

Стихал у мамы боевой настрой,

Отец тайком улыбкою лучился.

 

Опять текут в селе моём ручьи,

Но гавани родной здесь больше нету.

Она закрыта. В мраморе портреты.

И мама не ругается.

Молчит.

 

* * *

Протру аккуратно тряпкой,

Поставлю на ту же полку

Твои домашние тапки –

Чтобы искать недолго,

Чтоб вечность минуты каждой

С тобой делить на мгновенья:

От жажды и снова к жажде,

От смерти и к воскрешенью.

Время скользит на пяльцах,

Крестиком жизнь вышивая.

Изо дня в день пылятся

Тапочки…

Протираю.

 

* * *

«Если женщине не о чем

помечтать перед сном,

ей не стоит

просыпаться утром…»

ПОДРУГА.

 

Устроившись под одеялом,

Лукаво подмигнув Луне,

Я перед сном всегда мечтала,

Как все – о принце на коне.

 

Ко мне он, одержимый, мчался.

Сердца стучали в унисон…

И сразу сон мой начинался,

И я проваливалась в сон.

 

А поутру – и настроенье,

И лёгкость мысли, и задор.

Но годы вспыхнули мгновеньем,

И много лет прошло с тех пор.

 

Сейчас кручусь под одеялом,

Тяжёлый подавляя вздох:

Ведь было дело – я мечтала…

И принц тот жив,

и конь не сдох.

 

Но не могу, как не пытаюсь,

Придумать перед сном сюжет:

Появится мечтаний завязь,

Но сразу вянет. Гаснет свет.

 

И, в комья сбивши одеяло,

Не научившись вновь мечтать,

Прошу от жизни очень мало:

Нет принцев –

дай, хотя б, поспать!

 

Вселенская, почти без края,

Захлёстывает душу грусть.

И без мечты я засыпаю.

Боюсь, что утром не проснусь.

 

* * *

Туфли давят, ногу жмут,

Будто в них горошина.

Но терплю. Что делать тут:

Нет других, всё сношено.

 

Да и сердце давит боль,

На тоску помножена…

Потому что – не с тобой.

Потому что – брошена.

 

Туфли перестали жать

Лишь к зиме – с порошею.

Буду жить я привыкать

Без тебя, хорошего…

 

Без тебя живу в беде,

Так, что в сердце – крошево…

Но привыкну я к судьбе,

Как к туфлям разношенным.

 

 

* * *

Второе июля. Хмарь и морок.

В калошах тащусь по лету.

Где они, солнц сто сорок,

Прославленные поэтом?

 

День – как тень,

без движенья

Замерло всё цаплей.

Дождик без выраженья

То стихнет, то снова каплет.

 

Лето попутало сроки,

У лета ведь тоже – нервы…

Но завтра взойдёт на востоке

Солнце

сто сорок первое!

 

* * *

День тусклым и длинным,

безжизненным был,

Последняя веха июля:

В нём солнце,

как в детстве, украл крокодил,

А черти Луну умыкнули.

И небо больное, приткнувшись к горе,

Трясло переполненным ситом,

Как будто бы выбрать спешило скорей

Июльских ненастий лимиты.

 

Мы ждали, что завтра вернётся тепло.

И, зонтами небо взрывая,

Не видели – лето на убыль пошло,

Дождём истекая и тая.

 

Пусть август наутро вернул солнце нам,

И месяц на небо явился,

Но в кронах деревьев то здесь, а то там

Зелёный листок зажелтился.

Мы лето прожили опять впопыхах,

Есть чувство, что нас обманули,

И в спину летит нам и снится во снах

Истошная зелень июля.