…Беру и помню!
…Беру и помню!
Родилась 15 марта 1960 года в Гурьевске. В 1977 году окончила здесь школу № 16.
В 1984 году получила высшее образование в Кемеровском государственном университете – на факультетах филологии и журналистики.
Член Союза журналистов России.
Более 20 лет назад Татьяна Борисовна Копытова возглавила новую газету в городе Гурьевске, которая благодаря таланту и профессионализму основательницы и главного редактора стала лидером среди муниципальных газет области. Газета «Знамёнка» была образована в 1996 году; основная масса читателей – в городах Гурьевск, Салаир и семи сельских территориях района – высоко ценят свою «районку».
Сама Татьяна Борисовна удостоена звания «Лучший редактор муниципальной газеты в Кемеровской области».
За многолетний добросовестный труд, большой личный вклад в социально-экономическое развитие области и в связи с 75-летием со дня образования города Гурьевска Т.Б. Копытова была награждена орденом «Почёта Кузбасса».
В редколлегию нашего альманаха поступила по электронной почте подборка стихотворений с кратким посланием от автора: «Добрый день! Посылаю вам нечто из своего творчества. Буду рада, если вас заинтересует. О себе: живу в Гурьевске, 33 года отработала в журналистике».
Поздравляем Татьяну Борисовну с юбилеем!
* * *
Бывает миг вечерней тишины.
Когда по небу сепией мазнуло –
Сползли лениво тени вдоль стены,
И старый дуб нахохлился сутуло.
День вычерпан по капельке, до дна,
В жару его всегда бывает мало.
Ни шелеста, ни звука – тишина
Застыла обречённо и устало.
И только чутко, шлейфом над землёй,
Мерцает звук из тысяч многоточий:
Стежками частыми, тончайшею иглой
Кузнечик августу рубашку строчит.
Миг обуздания восторгов и стихий –
Граница между вечером и ночью…
Так лето отпускает все грехи,
Но жизнь уже недолгую пророчит.
И посреди нездешней тишины
Замру и я, как в миг благословенья
Вдруг всё поймёшь и ощутишь прощенье
Даже за то, в чём нет твоей вины.
* * *
Пора бы в октябре уже ненастью
Расхлябиться над грешною землёй!
Но нынче календарные напасти
Упорно нас обходят стороной.
Без куртки, без перчаток и берета –
Ну, разве что не ходим босиком!
Уже не бабье – бабушкино лето
Нас радует октябрьским теплом.
В чем суть таких невиданных отсрочек?
Нам осень всё отдала, что могла:
Нежданный, ярко-радостный кусочек
По-летнему осеннего тепла.
Софиты солнца в танце листопада,
В лучах бликует паутины нить…
За что такая щедрая награда?
И чем придётся за неё платить?
Всё зыбко. И в дождях утонет
Грядущий день – сюжет этот избит.
А солнышко мне тычется в ладони,
«Бери и помни!» – тихо говорит.
ОКТЯБРЬ
Полупрозрачные, нагие
Деревья в ожиданье снега.
А ты зовёшь меня богиней
В какой-то полусонной неге.
Есть я и ты, и наша осень,
Губ пересохших нежный трепет.
И что ни скажем,
что ни спросим –
Не так всё будет,
не об этом.
И от предчувствия полёта
Душа зайдётся, как от бега,
И стоном в ней взорвётся что-то…
А голый лес томится снегом.
Кому-то – время для кочевья.
Кому – добраться б до ковчега…
Октябрь.
И чувствуют деревья
Корою приближенье снега.
ПОЧТИ СЕРЬЁЗНО
Всё, я думала, успею.
Всё, надеялась, смогу.
Только глупая затея –
Строить планы на бегу.
Жизнь, казалось бы, кипела:
То заботы, то дела…
Многого я не успела,
Ещё больше – не смогла.
Как шальные, очумело
Убежали прочь года.
Жить, как лучше, я хотела…
Получилось – как всегда!
* * *
Разгоню в субботу пирогами
Зимнюю белёсую тоску:
Сделаю с картошкой и с грибами,
И с повидлом тоже напеку.
И, укутав полотенцем белым,
Пирожки пристрою на столе,
Им чтоб, от начинки полнотелым,
Дольше оставаться бы в тепле.
А сама всё буду то и дело
К чайнику бросаться – надо ж чай!
Исподволь, по-девичьи несмело,
Взгляд в окно бросаю невзначай.
Вдруг родной до выкрика, знакомый
Силуэт увижу на свету?..
И весь день сидеть я буду дома –
Делать вид, что никого не жду.
А когда в часах устанет стрелка
Для меня минуты отбивать,
С пирогами я возьму тарелку
И пойду соседей угощать.
РОДНАЯ ГАВАНЬ
Выстругивали, из чего могли:
Из щепок, из коры сосновой.
Весною ранней эти корабли
Нам становились
жизненной основой.
Ручей летел стремглав в конец села,
И так же одержимо мы летели:
Ведь рядышком флотилия плыла,
Крутясь в бурунах и садясь на мели.
И каждый, вызволяя свой фрегат,
Воды весенней сапогами хапал
И раз, и два, и много раз подряд…
К концу похода откровенно плакал –
Не потому, что ноги стали льдом,
Страшнее то, что «мама заругает».
И «гавань» оставляли на потом,
Ведь отчий дом стоит, не уплывает.
Когда же загоняли всех домой –
Сводили цыпки, парили в горчице,
Стихал у мамы боевой настрой,
Отец тайком улыбкою лучился.
…Опять текут в селе моём ручьи,
Но гавани родной здесь больше нету.
Она закрыта. В мраморе портреты.
И мама не ругается.
Молчит.
* * *
Протру аккуратно тряпкой,
Поставлю на ту же полку
Твои домашние тапки –
Чтобы искать недолго,
Чтоб вечность минуты каждой
С тобой делить на мгновенья:
От жажды и снова к жажде,
От смерти и к воскрешенью.
Время скользит на пяльцах,
Крестиком жизнь вышивая.
Изо дня в день пылятся
Тапочки…
Протираю.
* * *
«Если женщине не о чем
помечтать перед сном,
ей не стоит
просыпаться утром…»
ПОДРУГА.
Устроившись под одеялом,
Лукаво подмигнув Луне,
Я перед сном всегда мечтала,
Как все – о принце на коне.
Ко мне он, одержимый, мчался.
Сердца стучали в унисон…
И сразу сон мой начинался,
И я проваливалась в сон.
А поутру – и настроенье,
И лёгкость мысли, и задор.
Но годы вспыхнули мгновеньем,
И много лет прошло с тех пор.
Сейчас кручусь под одеялом,
Тяжёлый подавляя вздох:
Ведь было дело – я мечтала…
И принц тот жив,
и конь не сдох.
Но не могу, как не пытаюсь,
Придумать перед сном сюжет:
Появится мечтаний завязь,
Но сразу вянет. Гаснет свет.
И, в комья сбивши одеяло,
Не научившись вновь мечтать,
Прошу от жизни очень мало:
Нет принцев –
дай, хотя б, поспать!
Вселенская, почти без края,
Захлёстывает душу грусть.
И без мечты я засыпаю.
Боюсь, что утром не проснусь.
* * *
Туфли давят, ногу жмут,
Будто в них горошина.
Но терплю. Что делать тут:
Нет других, всё сношено.
Да и сердце давит боль,
На тоску помножена…
Потому что – не с тобой.
Потому что – брошена.
Туфли перестали жать
Лишь к зиме – с порошею.
Буду жить я привыкать
Без тебя, хорошего…
Без тебя живу в беде,
Так, что в сердце – крошево…
Но привыкну я к судьбе,
Как к туфлям разношенным.
* * *
Второе июля. Хмарь и морок.
В калошах тащусь по лету.
Где они, солнц сто сорок,
Прославленные поэтом?
День – как тень,
без движенья
Замерло всё цаплей.
Дождик без выраженья
То стихнет, то снова каплет.
Лето попутало сроки,
У лета ведь тоже – нервы…
Но завтра взойдёт на востоке
Солнце
сто сорок первое!
* * *
День тусклым и длинным,
безжизненным был,
Последняя веха июля:
В нём солнце,
как в детстве, украл крокодил,
А черти Луну умыкнули.
И небо больное, приткнувшись к горе,
Трясло переполненным ситом,
Как будто бы выбрать спешило скорей
Июльских ненастий лимиты.
Мы ждали, что завтра вернётся тепло.
И, зонтами небо взрывая,
Не видели – лето на убыль пошло,
Дождём истекая и тая.
Пусть август наутро вернул солнце нам,
И месяц на небо явился,
Но в кронах деревьев то здесь, а то там
Зелёный листок зажелтился.
Мы лето прожили опять впопыхах,
Есть чувство, что нас обманули,
И в спину летит нам и снится во снах
Истошная зелень июля.