Журнальный мир

Люди гибнут за металл!

Куплеты Мефистофеля

из оперы Гуно «Фауст»

Мария Ивановна Маточкина, теплотехник по образованию, после окончания техникума поступила на завод, где и проработала всю жизнь. Год назад Мария Ивановна вышла на пенсию и могла бы оставить работу, но дочь её оканчивала университет и ещё нуждалась в помощи родителей. Мария Ивановна подумала и решила остаться еще на годик-другой, тем более с завода её никто не гнал, она была на хорошем счету, да и сил пока хватало.

Мария Ивановна занимала должность старшего оператора. Основной ее обязанностью было обслуживание водогрейного котла, используемого для отопления жилых районов города. Высотой с пятиэтажный дом, эта машина чем-то напоминала дракона: в топке котла, в чреве его, стоял невыносимая жар – горел газ; внутри огненного брюха, покрывая его поверхность, змеями расползались сотни труб, в которых кипела вода; дым же попадал в огромную трубу, наподобие длинной шеи огнедышащего чудовища, и вырывался наружу.

Совсем недавно на должности начальника котельной произошла смена поколений. Молодой руководитель рьяно взялся за работу – защитил проект преобразований с мудрёным названием «модернизация системы рециркуляции дымовых газов». Смысл её заключался в использовании тепла отработанных дымовых газов: часть дыма забиралась из дымопровода на выходе из котла и перенаправлялась на горелку, что увеличивало температуру в топке. Благодаря этому уменьшалось количество природного газа, необходимого для нагревания одного грамма воды, а следовательно, и стоимость калории тепла.

Осуществить этот замысел, как говорится, сам бог велел, ведь данная система, а именно дымоходы, вентиляторы и прочее оборудование, существовала с момента строительства котельной, но по каким-то причинам не использовалась. Оставалось лишь заменить устаревшее оборудование, отремонтировать кое-какие детали, и дело сделано. К началу нового отопительного сезона система рециркуляции была готова к использованию.

Персонал котельной воспринял грядущие перемены с тревогой. Никто не ждал ничего хорошего от этой рециркуляции. Инженер по эксплуатации, занимавшийся разработкой режимной карты, день ото дня становился все мрачнее. «С этой рециркуляцией невозможно свести концы с концами», – ворчал он, не скрывая раздражения, ведь срок сдачи карты давно прошёл. Оставалось несколько дней до пуска котла, и нервы у всех были на пределе.

В тот год пуск котла был запланирован на смену Марии Ивановны. В назначенный час на площадку прибыли начальник котельной, начальник смены и представители газоспасательной службы. Система была заполнена водой, в топку пущен воздух, тяга проконтролирована, а на запальнике горело голубовато-фиолетовое с жёлтыми прожилками пламя. Оставалось пустить газ на горелку. Все замерли в ожидании, обратив свое внимание на Марию Ивановну, которая вот-вот должна была открыть задвижку. Что-то подобное случается, когда за праздничным столом открывают шампанское, а гости морщатся в ожидании хлопка. Мария Ивановна пустила газ, после короткой паузы случился хлопок, и на горелке появился ровный язык пламени, поднимавшийся вертикально вверх. Котел был пущен. Оставалось отрегулировать его параметры в соответствии с выпущенной-таки режимной картой, и в квартиры, где масляные обогреватели пожирали сотни киловатт электроэнергии, придет долгожданное тепло!

Спустя неделю начали тестировать систему рециркуляции. Сперва дым на горелку подавали в малых объемах, но уже эти изменения негативно сказывались на работе котла: пламя становилось неустойчивым, билось из стороны в сторону, а вибрация заметно усиливалась. «Что у нас в режимной карте? – задалось вопросом начальство на очередной планерке. – В два раза больше? Надо добавлять!» Начали добавлять… Котел трясло, пламя рвало, и становилось откровенно страшно находиться рядом. Руководители сочли, что вибрации и нестабильность пламени находятся в пределах нормы. Работу котла решено было продолжить в заданном режиме.

_{* * *}

Кто-то из поэтов сказал, что люди привыкают ко всему. Вот только к зверю, который рычал, дрожал и, казалось, в любую минуту был готов разорваться, привыкнуть сложно. Мария Ивановна так и не смогла. Ей было страшно идти на работу, и на протяжении смены она находилась в сильном волнении. Одного этого, кажется, было достаточно, чтобы взять листок бумаги и написать заявление об уходе. Но Мария Ивановна была не из тех, кто боялся трудностей. Она привыкла их преодолевать. Весь её жизненный опыт был – преодоление.

Дело в том, что Мария Ивановна относилась к числу людей, про которых говорят: кто везет, на том и едут; более того, если бы кто-нибудь однажды предложил Марии Ивановне не везти, а ехать, она бы наотрез отказалась. Отчего в жизни Марии Ивановны всё было именно так, а не иначе, она не задумывалась. Она называла себя человеком дела и часто говорила, что трудиться ей гораздо проще, чем рассуждать «зачем да почему?». Наверное, именно поэтому её не посещала мысль об увольнении. Мария Ивановна продолжала преодолевать испытания, которые посылала ей судьба; а та, к слову, оказалась удивительно щедра на всякого рода неприятности.

_{* * *}

Дымопровод, по которому отработанный дым подавался на горелку, проходил под полом, в канале. Спустя какое-то время после пуска системы рециркуляции работники стали замечать дым, который медленно поднимался вверх и рассеивался в двух-трёх метрах от пола.

Поначалу никто не придал этому никакого значения. «Дым и дым, мало ли на заводе дыма?» Но вскоре заговорили про угарный газ, про его отравляющее действие. Уж не знаю, кто первым произнес вслух эти слова – «угарный газ», – но вскоре они раздавались на каждом шагу. Все возмущались, все ругали начальство до пены на губах и хрипоты, одна Мария Ивановна молчала и не подавала виду.

_{* * *}

Глядя в прямоугольник зеркала, вдавленного в штукатурку, Мария Ивановна убирала в хвост жидкие русые волосы. Она давно перестала следить за собой и не любила подолгу засматриваться на свое отражение. Помещение операторской, где происходил утренний туалет, мало изменилось с того момента, когда она впервые вбежала сюда двадцатилетней девчонкой, в отличие от самой Марии Ивановны, на лице которой виднелись глубокие морщины. Щиты управления, побеленные потолки, стены, окрашенные темно-зеленой краской, стол, телефон и сменный журнал. О том, что нынче на дворе не начало восьмидесятых, а две тысячи пятнадцатый, указывал разве что старенький компьютер да кондиционер, установленный на исходе лета.

Дверь отворилась, и монотонный гул, доносившийся, казалось, откуда-то издалека, вдруг приблизился и снова отдалился, как только захлопнулась дверь. В помещение вошёл коренастый пожилой мужчина с гладко выбритым лицом. Вид у него был суровый, но как только он заговорил, повеяло доброжелательностью.

– Здравствуй, Маша! Как жива-здорова?

– О, Виктор Сергеич! Здравствуй! Жива, здорова, слава богу! – по лицу Марии Ивановны скользнула еле заметная улыбка. – А я тебя жду не дождусь сегодня. Дымопровод-то у нас худой совсем, дым стеной стоит.

Виктор Сергеевич был инспектором газоспасательной службы и наезжал в котельную каждую неделю с обходом. Они отправились к дымопроводу и осмотрели канал. Виктор Сергеевич убедился, что утечки дыма действительно имеются, сделал какие-то записи в блокноте и обещал принять меры.

Спустя три дня в операторскую вошёл начальник котельной.

– Мы с вами, Мария Ивановна, в одной лодке плывем или как? – с порога заявил Начальник. – Вы всё жалуетесь…

Внутри у Марии Ивановны как будто что-то зашевелилось, кровь ударила в голову.

– Интересное дело, я не на пустом месте жалуюсь, – выпалила она от неожиданности.

– И какие же у вас основания, интересно знать? Сидите всю смену в операторской, а дымит возле котла.

Мария Ивановна на минуту задумалась, приходя в себя.

– А кондиционер? Воздух-то не с улицы, а из цеха забирается. Но главное, мы ведь полы уже не первый год во всей котельной сами моем. Уборщиц-то всех сократили! Пока там всё протрёшь, вдоволь надышишься.

– Гм… – кашлянул Начальник. – Ничего, раз за смену помыть, можно и потерпеть. Вы СИЗами обеспечены, пользуйтесь респираторами. А по поводу кондиционера – у нас в котельной стоит датчик задымлённости, и показания его в норме, – последние слова были брошены уже по дороге к выходу.

Мария Ивановна отлично знала о существовании датчика, о том, что он находится под кровлей, о том, что дым рассеивается, пока пролетает эти двадцать метров, что в стенах зияют щели и во многих местах разбиты окна. От обиды внутри что-то задрожало, и она, сама того не желая, произнесла:

– Да вам-то что, у вас рабочее место в АБК. Вы рацпредложение защитили, денежки получили, и гори все синим пламенем! О людях-то никто не думает.

Начальник приостановился перед выходом и, не оборачиваясь, спокойным тоном проговорил:

– За воротами места много, вы сами знаете, незаменимых у нас нет. Если вас что-то не устраивает, берите бумагу и пишите заявление. – В операторскую снова проник однотонный гул и оборвался хлестким хлопком двери.

_{* * *}

Заявление Мария Ивановна писать не стала, она продолжала ходить на работу и терпеть. Через некоторое время желание что-либо изменить сошло на нет. Она думала, что ей себя упрекнуть не в чем, что она хотя бы попыталась. В этих мыслях она постепенно нашла успокоение. В конце концов, холода небесконечны, придет весна, принесет с собой тепло, солнце, и котел остановят. А пока можно и переждать немного.

Вскоре поползли слухи о закрытии котельной, о сокращении. Теплотрасса, по которой вода поступала в жилье, была многокилометровой, потери тепла – значительны. В конечном счете где-то наверху было принято решение о строительстве новой котельной неподалёку от микрорайона.

Мария Ивановна, обычно остро переживавшая любые перемены, на этот раз была удивительно спокойна. «На всё воля божья», – говорила она, забываясь какими-нибудь хозяйственными делами.

В апреле Мария Ивановна отработала свою последнюю смену на заводе. Весна выдалась теплой и солнечной – природа улыбалась, и Мария Ивановна вместе с ней. Увольняясь по сокращению, она получила немного денег и осуществила свою давнюю мечту – построила курятник. Летом Мария Ивановна много времени проводила в огороде: полола, окучивала, поливала. После работы она любила качаться в садовых качелях и наблюдать за курами. Они сосредоточенно расхаживали по двору, время от времени поднимая с земли зёрнышко. Рядом с ними, горделиво демонстрируя всем свой яркий гребешок, чинно прогуливался петух. Мария Ивановна думала: «Что ещё можно желать от жизни?» – и не находила ответа.

Вскоре Марию Ивановну стал беспокоить кашель. Глухой и сухой, он неотступно следовал за ней повсюду. Лишь сон приносил некоторое облегчение. Со временем кашель начал проявляться в виде приступов, сменяющихся удушьем и слабостью. Мария Ивановна обошла всех местных врачей, и все ставили разные диагнозы. Таблетки, сиропы, ингаляции – деньги потекли рекой. В областной поликлинике, куда она поехала по совету подруги, Мария Ивановна узнала, что у неё астма. Врач объяснила, что заболевание это серьезное, но при правильном лечении с ним вполне можно жить полноценной жизнью. Мария Ивановна вернулась домой в хорошем расположении духа. Лечение пошло ей на пользу, но поздней осенью она простудилась и оказалась в больнице.

За окном палаты инфекционного отделения, на ветке беспорядочно разросшегося в сквере американского клена, висела кормушка. Мария Ивановна, сидя у окна, из щелей которого потягивало холодком, наблюдала за воробьями, клевавшими пшённую крупу. На улице с утра шёл тихий, продрогший дождь. Листья давно опали, и сквозь голые ветки проглядывало небо, на котором громоздились серые кочки облаков. Воробьи подлетали, клевали пшено, стряхивали капли дождя и, растрепанные, прыгали на соседние ветки, расправляли и чистили пёрышки. По веткам деревьев текла вода, свисала на кончиках и падала на землю. Из раскрытого канализационного колодца, словно дым, поднимались облака пара. Дождь сеял настойчиво. Казалось, будто небеса разрыдались. По щекам Марии Ивановны катились слёзы, и капали на облупившийся подоконник.

_{* * *}

Спустя пару недель состояние Марии Ивановны улучшилось, и вскоре её выписали из больницы. Пришла долгая снежная зима. Мели метели, завывали ветра, и землю укрыло мягкое белоснежное покрывало. Со створок старинного серванта на Марию Ивановну смотрели её дети, разъехавшиеся по миру кто куда, братья, сестры, близкие и дальние родственники. Пёстрая пушистая кошка Мурка, получившая свое прозвище отнюдь не случайно, запрыгивала на колени и заводила свои трели. Мерно тикали часы. Дом погружался в медленную дремоту.

Мария Ивановна стала чаще бывать в церкви. Она любила слушать пение церковного хора, и иной раз на глаза её наворачивались слёзы. Из храма она всегда возвращалась умиротворенная. На душе становилось светлее и праздничнее, а сама жизнь и уклад её казались правильными и справедливыми. Вскоре она устроилась на работу в церковную лавку, продавала прихожанам свечи и иконы. Мария Ивановна полюбила свою работу, вела дело точно и собранно и во всем знала порядок.

Время шло: миновала весна, отгорело лето, вот уж на исходе был август и на деревьях появилась первая жёлтая листва. Мария Ивановна ездила на работу и с работы на автобусе и садилась всё на одно и то же место у окна. Маршрут проходил мимо котельной, где она трудилась больше тридцати лет. Она видела огромный экскаватор с рукой-ножницами вместо ковша, который играючи перекусывал стеновые бетонные панели. Снос здания занял не больше двух недель. Промышленные альпинисты по кирпичику разобрали дымовую трубу, сварщики разрезали на кусочки котел, строительный мусор был вывезен, площадка расчищена, и к зиме уже ничто не напоминало о том, что когда-то здесь была котельная.

Странное чувство испытывала Мария Ивановна, изо дня в день наблюдая из окна автобуса, как стирается с лица земли её прошлая жизнь. Вспоминалось почему-то всё хорошее: дни рождения коллег, улыбки, смех, Новый год в ночную смену, солнечные лучи, пронизывающие пространство цеха. Странная всё-таки штука – память! Она старательно вычищает всё плохое – зло, обиды, непонимание, – оставляя нам радость, улыбки, свет. Нет, конечно, мы помним зло, боль. Душевные раны время от времени напоминают о себе. Но они где-то далеко, за пеленой дней, в прошлом. А добрые воспоминания, они всегда рядом, человек к ним тянется, как цветок тянется к свету.

Сидя на своем привычном месте у окна, Мария Ивановна обратила лицо навстречу закату. Плотная пелена темно-синих облаков укрывала небесный свод. Только на горизонте оставалась узкая полоска чистого неба, в которую спускалось светило. Мягкий свет разливался по земле. Марию Ивановну всегда зачаровывали закаты. Огромные планеты, вращающиеся вокруг Солнца, Земля, Луна, звезды… Это невозможно было себе представить и в то же время – происходило прямо на её глазах, на глазах обыкновенной женщины, трясущейся в автобусе по дороге домой. В такие моменты она ощущала себя частью мира, маленькой, но полноценной частицей какого-то невероятно сложного, непостижимого механизма под названием жизнь!

_{* * *}

Уже на протяжении долгого времени Марию Ивановну беспокоило сердцебиение. Смотря телевизор или читая книгу, она вдруг начинала ощущать стук сердца. Мария Ивановна беспокоилась, не могла найти себе места, звонила сестре, искала компании, что раньше случалось с ней редко. Сердце не болело, но как-то давило изнутри, теснило грудь.

Как-то раз у неё закружилась голова и потемнело в глазах. Добравшись до дивана, Мария Ивановна обнаружила, что у неё не прощупывается пульс, и вызвала скорую помощь. Сердце то строчило со страшной скоростью, то вовсе замирало. В ожидании скорой она металась по дому, но после очередного приступа головокружения заставила себя сидеть. Вскоре прибыла помощь. У Марии Ивановны сняли кардиограмму, положили её на носилки и увезли в приемный покой. Умерла она на следующий день, в пять часов утра, от острого инфаркта передней стенки левого желудочка, вызванного хронической сердечно-лёгочной недостаточностью.