Будет небо — будет и крыло

Будет небо — будет и крыло

***

 

Удочери меня, мой ясный свет.

Как небо — землю и как месяц — звезды.

Возьми туда, куда другим не след.

Вдохни в себя, как ты вдыхаешь воздух.

 

В течение, в мелодию, в тоску

своей реки тайком возьми… послушай,

как я читаю бережно строку,

которая твою читает душу.

 

Возьми в ладоней теплое кольцо,

как яблоко последнее из сада,

где снегопад забил мое лицо —

там, где душа, лица уже не надо, —

 

где яблони распяты на снегу

и умер сад, заброшен и завьюжен…

Возьми туда, куда я не могу,

в ту невозможность взять — возьми…

И глубже.

 

 

***

 

Птица, не умирай…

За тебя ль не молилась?

Здесь, конечно, не рай,

но Господняя милость

 

и зерно от щедрот

вездесущего неба.

Что еще просит рот,

кроме песен и хлеба?

 

Птица, не умирай!

В смерть не верю — хоть тресни!

Даже если за край,

в неизбежное если

 

Тут, понятно, не юг

и луч солнечный редок.

Что еще хочет дух,

кроме ветра и веток,

 

что сплетаются в сеть —

против птичьей природы…

Неизбывное — петь,

если певчей породы.

 

 

ДУДКИ

 

Есть дудки разные.

Одни —

дыханием живут,

и ноты путают они,

и чисто не поют

в чужих руках,

как соловей

стал в клетке б доживать,

о ветке думая своей…

Другим —

на все плевать.

За неумолчный звон монет —

талант,

как пес,

издох —

продать готовы белый свет

и верят:

с ними — Бог.

 

 

НИЧЕЙ

 

Выше небушка не вырасти

ни на суше, ни в воде.

Нет на свете большей сирости,

чем свивать гнездо нигде.

Прописался глупый скворушка

в раззолоченном раю.

Как живется, серо перышко,

у могилы на краю?

 

Горизонт забит скворечнями

в той заморской стороне,

двухэтажными, нездешними

да пустыми — в глубине…

 

А у нас снежинки мечутся,

как рыбешки…

 

Но зато

минареты в полумесяцах

в том краю, где ты никто,

богородицы по улицам

да спасители…

не те?..

 

А у нас — Один…

сутулится,

воскресает на кресте…

А в окне — всполох рябиновый —

рай оседлых снегирей…

 

А в твоем — горчит чужбиною,

ночь — темнее, день — серей,

оттого и бродишь за морем…

 

А у нас — белым-бело,

на просвет — все то же самое,

с небом дружится крыло,

только к прозе мы привычные:

горы — снега, ведра — щей —

хорошо до неприличия!..

 

Чей ты, скворушка ничей?

 

 

***

 

По ангелу — тебе, и мне, и всем.

Как будто божьих тварей миллионы

и лучшее из редкостных поэм

запрятано в их шепоты и звоны…

Ты несозвучен. Ты — не ко двору.

Ты — диссонанс в мажоре и в миноре…

Тогда хотя бы по крылу, перу,

по голосу, что в ангеловом хоре

срывается до бездновых высот,

где места нет ни свету, ни блаженству…

И если вдрызг, фатально не везет,

тогда хотя б по шелесту…

по жесту…

 

 

***

 

Выстоять — как трава —

в море пламени, в мире пепла,

вынянчить те слова,

что растут, чтоб душа не слепла,

вышептать те пути —

неизменные — что наружу,

выдышать то «прости»,

без которого вдох не нужен.

 

 

К ОФЕЛИИ

 

Душа моя, Офелия, молчи,

как если бы молчали колокольни.

Едва ли звук тревожней и безвольней

отыщется в немеющей ночи,

чем шепот приглушенный твой. Плети

венки из трав дурманящих и сизых.

И если бы тебя позвали снизу,

безумным не внимай. В твоей горсти

зажата нить трагедий, кривд и правд.

Кисть разомкни, плывущая над миром…

По-прежнему все серо здесь и сиро.

Остывшая, пустынная квартира,

где я плету венок из слов и трав

той, для которой нелюбовь — отрава…

 

 

ПОДЗАБОРНОЕ

 

Ветошка, лоскутье подзаборное,

черепок я, осколок стекла.

Легшей в землю попкорном — не зернами,

не взойти. Потому не смогла.

 

По плевку, по бычку да по камешку

на помойке расту и расту.

И росточком не вышла пока еще:

не видна я тебе за версту.

 

Все косишься на звезды блестящие,

что на нитках висят в Новый год.

Подзаборное все — настоящее —

терпеливо и верно растет.

 

 

НЕИСТРЕБИМОСТЬ

 

Неистребимо — в дереве — качать

упрямой и веселой головою,

а в пугале — на дереве торчать

и пялиться в пространство мировое,

в калитке — без хозяина скрипеть

от боли и до боли в перепонках.

А в женщине неистребимость — петь,

укачивая на руках ребенка.

 

 

***

 

Отойди, судьба, не трожь чужого,

пусть оно и на душу легло,

ни чужой строки не трожь, ни слова,

ни чужого призрачного Рима,

ни чужого над трубою дыма,

даже если дым и был тобой,

не была для дыма ты трубой,

даже если мысль невыносима,

всё равно — упрямо — мимо, мимо —

только в своего гнезда тепло…

Будет небо — будет и крыло.

 

 

НИЩЕТА

 

На нищету мою пошли цветок.

Пусть будет незатейлив, одинок

и в пестрой стайке родственных цветов

пропасть в глухом забвенье не готов.

 

С неведомого краешка земли

мне ласточку на нищету пошли.

И будет в мире песня, будет кров,

и мир не так пустынен и суров.

 

Пошли хоть неба синий лоскуток,

коль не послал ни птицу, ни цветок.

Коль ты — не тот. И я, видать, не та…

Пришлась бы только впору нищета.

 

 

***

 

С тобой говорили о разных вещах:

об истинном, ложном в искусстве,

о сочности мяса говяжьего в щах,

о пошлом и низменном чувстве,

о том, что твой папа любил рисовать

(хорошим бы стал маринистом),

о том, что на свете есть стол и кровать,

где должно быть честным и чистым,

о том, что картины стоят у стены

(все занятость — надо повесить!),

о том, что давно жить мы вместе должны…

Но нужно домой: скоро десять.

 

 

ОДИССЕЮ

 

Так пел ее голос, летящий в купол…

Александр Блок

 

Ты будешь жить на берегу

Бискайского залива.

Толпятся волны, на бегу

бормочут торопливо.

 

Ты будешь жить один как перст,

без языка и правил,

с тоскою тех забытых мест,

что навсегда оставил.

 

Но, одинокого любя,

не дремлет Божье око,

и будет в сердце у тебя

совсем не одиноко,

 

и будут муку навевать

о родине далекой:

и голос петь, и очи звать

печальной Пенелопы.

 

 

ЯЩЕРКА

 

лист последний облетает

значит осени конец

и во рту как будто тает

кисло-сладкий леденец

лишних слов не говорила

яблок — сад

и небо — звезд

и туманы всё варила

осень-ящерку за хвост

не тяни

погибнет ночью

у ближайшего куста

потому что больно очень

жить на свете без хвоста

 

 

***

Держи меня, соломинка, держи меня.

Из песни

 

соломинка соломинка соло…

весло мое веселое крыло

везучее везущее былье

все сущее во мне и все мое

 

и стоит ли былинка горевать

суденышко мое моя кровать

а если в море ветром унесло

то ветреное выдалось число

 

послушай небо ангелов приют

венки сонетов ангелы плетут

поэтово святое ремесло

поэтому соломинка светло