Человек очень скромный

Человек очень скромный

Рассказы

ОТЕЦ

 

Отец Кати любил вешаться. Он не делал это по вторникам, понедельникам или пятницам, а месяцы были не обязательно май, сентябрь или ноябрь. Это не было обострением длительной болезни. Он просто любил вешаться и делал это с удовольствием. Ставил самый тяжёлый стул, снимал бельевую верёвку, но мыло не брал – у него была своя технология, выработанная годами и тренировками.

Однажды он сделал представление для всех: мамы, сестры и Кати – для своих любимых зрителей. Отец тяжело вздохнул и сказал: «Мои дорогие домочадцы или домоседки, не важно. Мы собрались здесь, чтобы почтить память великого, нет, величайшего человека. Я говорю о Василии Петровиче Юркове. Пока он перед вами, но через несколько минут или часов, как повезет, отправится к праотцам. Дорогие мои дочери, что вы передадите бабушке и дедушке?»

Катя ревет. Сестра молчит и смотрит на него. Ей десять, и она знает то, что не знает пятилетняя девочка. Мама тоже не произносит звука, она давно не плачет.

А что вы скажите своему любимому папочке?

Вот ты ничтожество, Вася, – не выдерживает мама. – Хочешь повеситься, вот тебе стул и веревка, хочешь, так травись. Сдохни уже и отстань от нас. Меня не жалеешь, детей хотя бы пожалей. Все нервы вытрепал своими пьянками. Но куда же тебе до нас, великий ты человек. Животное, вот ты кто!

Удар. Катя захлопывает глаза и рот. Не дышит. Проходит секунда, а может, час. Ее не существует здесь, она у бабушки прошлым летом, на улице кричат дети, они кидают мячик об стену – «вышибала» пробивает голые ноги в сандалиях. Тополь в этом году разросся, вот бы поджечь его, пока бабушка не видит. Катя загляделась в окно, бабушка подходит к ней и трясет за плечи: «Девочка моя, очнись, что с тобой?!»

Катя открывает глаза. Это мама. На ее щеке – отпечаток, будто заигравшийся вышибала промазал мячом по лицу.

Тебе больно?

Нет, котенок. Мне уже не больно.

Мам, а когда поедем к бабушке?

Сейчас кладбище замело, как потеплеет, так сразу поедем.

Отец Кати любил вешаться. Он это делал с удовольствием и тщательно готовился. Он берет стул, ставит его в ванной, развязывает бельевую веревку, делает петлю, в его руках дрожит очередная сигарета. Катя этого не видела, но почему-то представляла себе это именно так. Однажды он оторвал дверную ручку, к которой себя привязал, потом лампочку, а затем под ним сломался стул. Катя подсматривала из-за угла и видела, как он плакал. Наверное, отец тоже видел ее. Через секунду дверь закрылась.

В другой раз Катя надеялась, что его мечта наконец-то осуществилась. Но мама и сестра кричали в ужасе. Он остался за дверью, которая не открывалась, за ней была тишина. Они дергали ручку раз за разом, толкали дверь, две женщины хотели сорвать ее с петель, и у них это получилось. Он сидел на краю ванной. На его шее висела веревка. Отец Кати спал.

Возможно, он был неудачником, но нельзя отрицать, что во всем виновата некачественная веревка, которая не давала осуществить его планы раз за разом. Он не выбирал другие способы, чтобы попрощаться, а шел, пусть и кривой, но проторенной тропкой. Вот кто-то собирает монеты, другие вышивают крестиком, а отец Кати любил вешаться. И однажды у него это получилось. Совершенно случайно. Но в жизни Кати к тому времени уже давно его не было.

 

 

БОРОДА

 

Петр Петрович человек был очень скромный, если не сказать, что скрытный. На это указывал и тот факт, что телефон он паролил, хотя жил один и работал фрилансером. То ли биткоинушку майнил, то ли сайты писал – об этом не знали даже его родители. Слава богу, спайс не курит, в синих китов не играет, ну и ладно. А на выборы он никогда и не ходил, политикой не интересовался, значит, Навальный и иже с ним в секту не затащат. Так думал отец Петра Петровича, Петр Иванович.

Светлана Васильевна вздыхала и ждала внуков, никого не гневила причитаниями, но внутренняя баталия со временем перешла в нудную засаду: «Вот помру, так и не понянчившись; вот кому ты такой нужен; да найди ты себе уже жену, так холостым и помрешь; да все твои одноклассники уже пятого рожают, вот говорила тебе, женись на Ирке, она сейчас в Германии живет, а ты все ерундой страдаешь; устроился бы на нормальную работу, фрилансер, ага, знаем мы, на завод бы лучше шел, как отец, там тебя научат уму, а то всё за компьютером, вот он тебе весь мозг и высосал, так и помрешь с ним в обнимку». Все ее фантазии были одинаковыми: кто-то обязательно должен «помереть», но Петр Петрович рос, потом уже и вширь, но принцесса всё не скакала, а он и не унывал, в вэкашечке слезливых постиков не писал, на фитнес ходил, правильно питался, иногда крафтовое в барах попивал, к родителям иногда заглядывал.

Светлану Васильевну особенно раздражала борода сына: «Ты в лесу жить собрался? Бомжи и то опрятнее выглядят». Петр Петрович первое время сопротивлялся и отшучивался, что, дескать, он – хипстер, борода – украшение мужчины, и вообще, густая растительность кричит, что с тестостероном у него все ОК. Но мать всё пилила и точила, как бобёр дерево, а тут и на собеседование пригласили, плюнул он в потолок и решил пойти в цирюльню с гордым названием «Барбершоп».

Пришёл и ахнул. Здесь одному бороду чешут, другому виски наливают и виски бреют, а третий с огромной бородой, похожей на лопату, дымит себе в волосища вэйпом. Это и оказался мастер дел бородатых. Сел к нему в кресло Петр Петрович и замер. Непривычно так близко с людьми общаться. Называл он себя интровертом.

Чего изволите? Бородку постричь, аль виски побрить? Иль шампунь, может, заморский приобрести желаете? Волосы будут густые. Везде. Сам же хохотнул, а звук где-то в бороде и застрял.

Мне бы бороду и волосы в порядок привести. И ещё чего-нибудь. Что в моде сейчас? На собеседование иду.

В моде нынче борода, без нее мы никуда. Если не секрет, что за работа? Дресс-код какой? Кэжуал, официоз, сафари?

Задумался Петр Петрович. Пока фрилансил, то два года дома сидел практически безвылазно. Подзабыл уже, как к эйчарам являться надобно. А бороду жалко, конечно, густая выросла, тёплая и рыжая.

Компания чем занимается?

Торгуют чем-то.

Сейчас все торгуют. Больше эмоций и красок жизни! Вы же собеседоваться идете. Это почти свадьба.

Опять хохотнул. Но смех в бороде не застрял, а вырвался на свободу, ударился о зеркало в деревянной подставке и утонул в стакане.

Ну, тогда голову сначала помоем. Миндаль, гранат или персик?

Нет, спасибо, я не голоден.

Ох, какой шутник у нас тут в кресле сидит, – и так ненавязчиво по бороде Петра Петровича как пощекочет! – Шампунем каким мыть будем?

Тут Петр Петрович понял, что теряет самообладание. Выдохнул, собрался, сказал сам себе: «Тыжмужык».

Зарплату хорошую обещают, а я что? Фрилансил. Хорошо было. Но что-то подусталось, хочу и на окладе посидеть. Что я, совсем дурак? На дядю чужого не смогу, что ли, поработать? А ты что?

А я бороды брею, и мне хорошо. В тепле, с людьми общаюсь, иногда знаменитости местные заходят, у нас тут по-домашнему, а не хочет клиент разговаривать, то работаю молча, за это не ругают и штрафов не вешают. Что еще для счастья надо?

А я смогу так?

Конечно, сможешь. Премудрости здесь не много. Я за месяц освоился, сейчас даже свою работу от чужих могу отличить. Ты это… Не загоняйся. Сейчас так все живут.

Как?

Попой об косяк!

Но на этот раз мастер уже не захохотал, а Петр Петрович остался в цирюльне. И было ему двадцать пять лет, когда он начал новую жизнь. Бороду не сбрил – вырастил косичку.