Журнальный мир

CЛОВА

Мои слова прозрачнее и проще,

Чем эти облетевшие леса,

Они со мной перекликались в роще,

Я полюбил их птичьи голоса.

Они в стогах осенних ночевали,

Баюкал их тягучий шум дождя.

Кормились тем, что на ходу срывали

С сырых ветвей, по саду проходя.

На том холме в войну они играли,

Крестил их май в криницах ледяных,

Их волосы в июле выгорали,

В сентябрьских цыпках ноги были их.

Качаясь, на орешниках висели,

И проходящий катер стерегли,

И близко-близко на лугах осенних

К себе их подпускали журавли.

Я промолчу, не то сейчас волною,

Прорвав слова, из сердца хлынет грусть,

Ты их вспоил водою дождевою

Из старой шляпки, добрый старый груздь.

Даётся счастье нищим и беспечным, —

С любовью в сердце, с ветром в голове,

Здороваясь по-свойски с каждым

встречным,

Я прохожу по городу Москве.

В тяжёлый час я возвращусь к вам снова,

И как гостинцы принесу с собой —

И скрип сосны, и шум дождя лесного,

И тихий говор листьев над водой.

Вот дальний гром, а это свищет птица,

Вот радуга, вот солнце на стене…

Пока слова мои вам будут сниться,

Вы улыбаться будете во сне.

НОЧНЫЕ ПТИЦЫ

Ничего со мною не случится,

Ночью в дверь никто не постучится,

В армию меня не призовут.

Но не знаю, что со мной творится,

Даже если мёртвым притвориться —

Господи! — поют, поют, поют…

Ничего со мною не стрясётся,

Почва подо мною не трясётся,

Но часы тринадцать раз пробьют,

И опять они — мороз по коже —

Всякий раз всё про одно и то же,

Слышите! — поют, поют, поют…

Отпусти меня, возьми другого.

Спасу нет, но снова ночь, и снова

Бьют часы, и птицы тут как тут.

И стою, как лист перед травою,

Я руками голову закрою,

Чтоб не слышать, как они поют.

Ничего со мною не стрясётся,

Я почую, как восходит солнце,

И очнусь в глубокой тишине…

И жена вздохнёт, и осторожно

Снова скажет: «Жить с тобой тревожно —

Плачешь, плачешь, плачешь ты во сне».

АНГЕЛЫ

Они зовут, но мир не слышит их,

Их голос тих, призыв их еле внятен…

Жизнь промелькнёт, как призрак,

что возник

В движении лесных теней и пятен.

Взволнуется душа, заговорив,

И долго успокоиться не сможет,

Так ветра августовского порыв

Желтеющую рощу растревожит,

И встрепенётся, и вскипит листва,

Заговорив наперебив и сразу…

Я различал их, но едва-едва.

Я видел их, но только краем глаза.

Я повторял: «Как осень хороша!» —

И замирал в молчании глубоком,

И вздрагивала чуткая душа,

Незримых струй коснувшись ненароком.

И тело застывало на весу,

Пронизано лучами золотыми…

Но кто из вас не вздрагивал в лесу,

Из пустоты своё услышав имя?

И озирался я, разинув рот,

Вновь околдован тяжестью земною,

И как, должно быть, улыбался тот,

Кто подшутил, аукнулся со мною.

Сыграет ветер жизнь мою с листа,

И сколько листьев встрепенётся в роще,

Но до чего мелодия проста,

Чем глубже в осень, тем она и проще.

Подумать только — я на свете был! —

И самому не верится, ей-богу…

Всё ближе, ближе свист незримых крыл,

Перелетает тень через дорогу…

О чём, о чём, о чём мы говорим —

Сейчас сюда такой сквозняк прорвётся,

И голос мой, что так неповторим,

И трепет мой — всё в шуме том сольётся.

НА ХОЛМЕ

В этот солнечный день

Под Калугою гуси рыдали,

Запасалась душа

И простором и волею впрок,

И стоял я, стоял

И глядел в эти синие дали,

Всё глядел и глядел,

И никак наглядеться не мог.

Будто счастье прошло

И пропало за теми холмами…

Привязалась к душе

Непонятная грусть и печаль.

Да ещё этот ворон,

Что молча кружился над нами,

Да ещё этот ветер,

Да светлая стылая даль.

Этот солнечный день

Мне ещё не однажды приснится,

И вернётся к душе

Унесённое ветром тепло,

Что в тот солнечный день

Так хотело сквозь осень пробиться,

Но никак не могло,

Ты поверишь, никак не могло…