Журнальный мир

…Год 1881. Российская империя бурлит: от рук народовольцев пал император Александр II. По свидетельствам современников, «вся Россия содрогнулась от ужаса и горя при вести о мученической кончине царя-освободителя».

На престол вступает Александр III, который сразу же отходит от прежнего либерального курса своего родителя.

Издан знаменитый «Манифест о незыблемости самодержавия». Несмотря на заступничество писателя Льва Толстого, философа Владимира Соловьева и других представителей либеральной общественности, народовольцы-заговорщики осуждены и публично казнены. Обновлен кабинет министров. Резко меняется курс внешней политики. К Российской империи присоединены туркменские земли. В Малороссии антиеврейские выступления достигают таких масштабов, что на усмирение высланы регулярные войска.

И вот в это непростое время сибирская общественность просит императора учредить государственный праздник — День Сибири — в честь 300-летия присоединения ее к Российской империи.

Пикантность данной ситуации придает то, что среди горячо ратующих за появление такого праздника — Николай Ядринцев и Григорий Потанин, основатели и идеологи движения сибирского областничества, возникшего еще в 60-х гг. XIX в. в среде петербургского студенчества, к которому в то время принадлежали Ядринцев и Потанин. Представители движения считали Сибирь колонией России, а сибиряков — отдельной нацией. Кроме того, областники требовали предоставления Сибири автономии, за что при отце Александра III подвергались гонениям и арестам. Те же Ядринцев и Потанин, внесшие огромный вклад в исследование Сибири, обрели свободу как раз незадолго до описываемых событий.

Казалось бы, дело ясное — крамола налицо и ни о каком Дне Сибири не может идти и речи. Однако государь рассудил иначе: он не только милостиво разрешил учреждение праздника, но и обратился к сибирякам с посланием, в котором подчеркнул огромное значение, которое Сибирь имеет для России.

«Надеюсь, — писал тогда государь, — что со временем, с Божьей милостью и помощью, обширный и богатый Сибирский край, составляющий уже три столетия нераздельную часть России, будет в состоянии нераздельно же с нею воспользоваться одинаковыми правительственными учреждениями, благами просвещения и усилением промышленной деятельности на общую пользу во славу дорогого нашего Отечества».

Вот что пишет об этом Михаил Щукин в книге «Встречь Солнцу»: «26 октября все того же — юбилейного! — 1881 года в Москве и Петербурге по инициативе живущих там сибиряков и по разрешению Министерства внутренних дел состоялись празднования, посвященные юбилейной дате.

Вот как проходили торжества в петербургской гостинице “Демут”: “…собралось более двухсот человек, в числе которых было много профессоров, докторов, генералов, студентов и дам. На судне, убранном растениями, левая сторона которых была из елей и сосен, покрытых снегом, спускался электрический фонарь в виде солнца, освещая золотой венок на спущенной занавеси с надписью: “26 октября 1581—1881 года”. Под звуки марша в половине шестого присутствовавшие заняли места и обед начался с сибирских пельменей. Первый тост был провозглашен бывшим председателем Сибирского отделения Географического общества генерал-адъютантом Софиано за здоровье Государя Императора. Затем Б. А. Милютин произнес речь, сказав, что двенадцать поколений в 300-летний период в Сибири одно за другим внесли в сибирскую жизнь свои заслуги и недостатки. Оратор заметил, что нельзя не помянуть добром людей, потрудившихся над преуспеянием Сибири».

Праздник велено было отмечать «широко и щедро» 26 октября (8 ноября), поскольку именно в этот день в 1582 г. (а согласно некоторым источникам — в 1581 г.) отряд казаков атамана Ермака занял столицу Сибирского ханства город Кашлык (иначе — Ибер, Искер, Сибер, Сибир, Сибирь). Историческая достоверность этой даты вызывает сомнения, поскольку летописцы конца XVI — начала XVII вв. во многом ориентировались на рассказы еще живых казаков, и даты оставались весьма приблизительными: календарей в степи не было.

И все же почему Александр III не усмотрел крамолы в учреждении «сомнительного» праздника, попахивающего сепаратизмом? Здесь надо понять, что же представляла собой Сибирь конца XIX в.

Сибирь кандальная

За те 300 лет, что прошли с похода Ермака за Урал, изменения в Сибири происходили медленно и мучительно, ведь изначально по бескрайним просторам было раскидано лишь немногочисленное коренное население, а русских за Уралом практически не было. Но российская длань неторопливо и осторожно накрывала Сибирь: от Урала до современного Красноярска протянулась цепь острогов, городов-крепостей. Эти колышки, вбитые в огромное тело сибирского края, служили единственной опорой и защитой немногочисленным крестьянам-поселенцам, которые перебирались в новую страну из европейской части России.

Житье в Сибири было опасное: нередки были конфликты с коренными народами, недовольными произволом московских воевод, утратой своих охотничьих и земельных угодий, действиями русских поселенцев, которые безжалостно вырубали вековые леса, — и тогда свистели стрелы, звенел металл, горели русские деревни, остроги, монастыри. Естественно, ответ со стороны сибирских воевод чаще всего следовал жесткий, что тоже не добавляло приязни во взаимоотношения коренных и пришлых. Хотя, надо отметить, воеводам напрямую предписывалось обходиться с коренным населением, перешедшим под руку Москвы, «ласково, а не неволей и жесточью».

Хватало и лихого разбойного люда, поскольку с конца XVII в. на каторжные работы в Сибирь стали ссылать уголовных и политических преступников. С каторги бежали поодиночке и группами, благо дело было не очень хитрое: качество охранной и конвойной службы в те времена оставляло желать лучшего.

Бежать-то бежали, но куда идти потом? Пробираться назад за Урал? Опасно, слишком велика вероятность, что поймают, как следует выпорют и вернут все на те же рудники… Потому и оставались беглецы в Сибири, сбивались в удалые ватаги, промышлявшие лихими делами, доставляя много хлопот воеводам и мирным поселенцам. Справедливости ради стоит отметить, что не только злодеи укоренялись на новых землях — многие ссыльные и каторжные, честно отбыв срок, тоже находили в Сибири новую родину.

Кстати, сама «великая кандальная дорога», протянувшаяся через всю Сибирь и известная как Сибирский (Московский, Восточный) тракт, немало способствовала освоению края. Вдоль дороги как грибы вырастали так называемые «трактовые поселения», жители коих были обязаны содержать тракт в порядке, а также иметь наготове лошадей для правительственных и почтовых курьеров. Впрочем, селились в таких поселениях часто из-под палки, поскольку нередки были случаи, когда вместо сбежавшего каторжанина этапная команда хватала первого попавшегося крестьянина, обряжала в арестантскую робу и гнала по этапу вместе с остальными бедолагами.

Несмотря на наличие «великого кандального тракта», Сибирь долгое время была совершенно оторвана от европейской части России. Путь из сибирской глубинки до Москвы занимал несколько месяцев, да и отправиться в дорогу можно было не во всякое время года. Например, передвигающиеся пешком кандальные этапы добирались до места назначения около двух лет. В самой же европейской России долгое время не рассматривали Сибирь как полноценную часть империи: не делались вложения в инфраструктуру, не принималось управленческих решений, которые способствовали бы развитию огромного дикого края. Сибирь рассматривалась как место, удобное для ссылки, а также как богатый источник пушнины, золота, ценной в то время соли — и всё.

Из Москвы Сибирь виделась другой планетой. Измотанные кандальные этапы на границе Пермской и Тобольской губерний встречал столб с лаконичной надписью: «Сибирь». Для каторжников это было огромным душевным потрясением. Люди прощались с Россией. По свидетельствам современников, вой и плач на этом российском Рубиконе стоял такой, что можно было подумать, что наступил Страшный суд. Сколько слез здесь было пролито, сколько колен преклонено — сказать сложно, хотя по разным оценкам за все время существования «великой кандальной дороги» по ней прошло от миллиона до полутора миллионов человек.

Словом, неудивительно, что в таких условиях и при таком отношении российских властей Сибирь в конце XIX в. во многом оставалась мрачным, диким, неизведанным и малолюдным краем. Так, в 1840 г. в огромных Томской и Тобольской губерниях проживало лишь около 1 300 000 человек, из которых почти 70 000 — ссыльные.

Вот как это описывал Константин Станюкович в рассказе «В далекие края» (1886 г.): «Через сутки с небольшим, ранним утром, пароход подходил к Тобольску, единственному сколько-нибудь населенному городу на всем громадном расстоянии между Тюменью и Томском. За Тобольском вскоре начинается безлюдный, пустынный приобский край, теряющийся в тундрах Ледовитого океана; деревни и юрты будут попадаться все реже, а два попутные городка, Сургут и Нарым, брошенные в этой неприветной и мрачной пустыне, — захолустные сибирские дыры, называемые городами единственно потому, что в них живут исправники».

А уже знакомый нам основоположник сибирского областничества Григорий Потанин писал в 1885 г.: «Действительно, приведение Сибири в одно целое с Европейскою Россиею установлением единства в системе управления обеими этими русскими территориями  — это первое, что необходимо для того, чтобы сделать Сибирь не только окончательно русскою страною, но и органическою частью государственного нашего организма».

Понимал это еще в 1881 г. и Александр III, получивший в народе имя Миротворец. Именно поэтому он не только не препятствовал учреждению Дня Сибири, но и всячески поддерживал инициативу.

Учреждение Дня Сибири, в котором немалую роль сыграла активность сибирских общественников, стало сигналом о том, что в европейской России о сибирском крае помнят, понимают его огромное значение для империи и будут способствовать развитию его и приобщению к благам цивилизации. Неудивительно, что известие об учреждении праздника вызвало самую горячую радость сибиряков.

Словами и обещаниями император не ограничился — именно в его царствование в 1891 г. началось строительство Транссибирской магистрали, которая впоследствии накрепко связала Сибирь и Дальний Восток с европейской частью страны.

Как праздновали

Традициями новый праздник оброс достаточно быстро. Прежде всего, повсеместно было принято вспоминать отцов-основателей: в сибирских городах и поселках служились торжественные молебны в честь Ермака, а также других воевод и атаманов, которые стали строителями сибирских острогов, а население выходило на крестные ходы, отдавая таким образом дань памяти покорителям Сибири.

Светская часть празднования Дня Сибири была куда более насыщенной: так, например, у сибирских губернаторов считалось правилом хорошего тона приурочить ко Дню Сибири торжественный прием или бал. В те времена большое количество людей — в основном это были знатные и зажиточные сибиряки — на торжественный прием могло собраться только в губернаторских резиденциях. Но не только в губернских центрах в День Сибири собирались представители интеллигенции и именитые сибиряки — в остальных городах и поселках устраивались тематические собрания, на которых обсуждали общие сибирские проблемы и пути их решения, обменивались мнениями, рассуждали о роли Сибири в истории страны. В театрах и образовательных учреждениях к празднику были приурочены спектакли, концерты, выходили в свет специальные выпуски печатных изданий. От благотворителей и меценатов к главному сибирскому празднику ждали крупных пожертвований и, как правило, не обманывались в своих ожиданиях.

Примечательно, что обе российские столицы также не стояли в стороне от Дня Сибири: сибирские землячества и в Санкт-Петербурге и Москве были достаточно велики, поэтому они устраивали торжественные приемы и собрания, привнося дух сибирского праздника в европейскую часть империи.

Дата 26 октября (8 ноября), на которую приходилось празднование Дня Сибири, была очень удачной — завершена страда, урожай в закромах, а значит, можно подводить итоги финансового и сельскохозяйственного года, подсчитывать дары щедрой сибирской природы. И, конечно, за дары эти благодарить — вот почему праздник иногда называли еще Днем благодарения Сибири. Ломились столы в крестьянских и городских домах от сибирских кушаний — гуляли весело и с задором, непременно обменивались визитами. Почти как Масленица — только осенью.

Многие историки и исследователи склонны говорить о преемственности и очевидных параллелях между упраздненным большевиками Днем Сибири и советскими Днями урожая — ведь нельзя же отобрать что-то, не дав ничего взамен. Тем более, как и предусмотрел мудрый государь Александр III, праздник пришелся сибирякам по душе и отмечали его не по разнарядке сверху, а от всего сердца. День Сибири пробуждал в людях как национальное самосознание, так и чувство единения и общности с другими жителями Российской империи — и в этом было великое объединяющее его значение.

Забыть и вспомнить

В последний раз, по свидетельствам современников, День Сибири отметили в 1918 г., да и то скорее неофициально. Грозное эхо революции уже докатилось до сибирского края, разгоралась Гражданская война…

Да и был ли шанс у Дня Сибири на выживание? Конечно же, нет, и в первую очередь — из-за даты: начиная с 1918 г. большевики в течение двух дней 7 и 8 ноября (а после — только 7-го числа) торжественно отмечали годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Это был главный идеологический праздник Советской России, у него не должно было быть никаких конкурентов. И День Сибири был упразднен.

Но время не стоит на месте. И вот — 1991 год: вслед за Российской империей вновь рушится огромное государство — империя советская. Одна за другой провозглашают независимость бывшие союзные республики, назревает вооруженный конфликт в Чечне, слышны первые выстрелы в Приднестровье, неспокойно в Татарстане и на Кавказе.

Тогда, в условиях очередной «эпидемии сепаратизма», в Новосибирске и ряде других сибирских городов звучат предложения о возрождении Дня Сибири. Эта инициатива вызвала благосклонное расположение руководителей некоторых сибирских регионов, но совсем не понравилась в Москве, куда каждый день приходили тревожные вести со всех окраин бывшей советской империи. Увы, руководство новой России на тот момент не проявило политическую мудрость, достойную Александра III Миротворца. Предложения о возобновлении празднования Дня Сибири поддержки не встретили.

Не стоит забывать и о том, что для многих людей, выросших в СССР, этот праздник в шаговой календарной доступности от 7 ноября был неприемлем, а поскольку проблем и без того хватало, страсти решили не нагнетать.

Казалось бы, День Сибири окончательно канул в Лету, однако в 2000-х гг. традиция его проведения сама собой возрождается в целом ряде сибирских городов: Тюмень, Новосибирск, Омск, Барнаул… Из года в год проходят культурные фестивали и собрания, посвященные празднику. Люди вспоминают полузабытые традиции предков, готовят особые сибирские блюда, рассуждают об общесибирской пассионарности и единстве мультикультурного этноса сибирского края.

Начиная со второго десятилетия XXI в. вновь и вновь поднимается вопрос о придании Дню Сибири статуса если не общегосударственного праздника, то по крайней мере — памятной даты в государственном календаре. Как и в конце XIX в., за возрождение Дня Сибири в первую очередь горячо ратуют общественники. Услышат ли их?

Законодательство предполагает, что памятные даты в государственном календаре с недавнего времени может утверждать Правительство РФ. Однако для того, чтобы выступить с такой инициативой, нужны веские основания.

Инициативу эту может выдвинуть Совет Федерации, Государственная Дума или любое общероссийское общественное объединение. Или, например, Российская академия наук. Далее инициативу должно одобрить профильное министерство Правительства. И только потом памятная дата может быть утверждена официально.

Сложный путь? Да. Но не для тех, кто хочет идти.

Я верю, что Сибирь и люди, которые живут в этом прекрасном краю, заслуживают собственного праздника. Именно Сибирь — тот самый узел, что скрепляет воедино европейскую часть страны и Дальний Восток. Здесь сосредоточены неизмеримые богатства, которые и в будущем только увеличат мощь нашего государства.

А значит, День Сибири — праздник, который должен быть!

Сергей Владимиров