Журнальный мир

Ноябрь 1944 — Ноябрь 1947

Хельга Лухан семьдесят лет мечтала о том, чтобы ее дневник был переведен на русский язык и опубликован, обрел русскоязычного читателя. Благодаря участникам проекта «Перерыв на войну» и привлеченным волонтерам ее мечта смогла осуществиться. Воспоминания фрау Лухан вошли в документальный фильм «Трептов парк», премьера которого прошла в рамках открытия II кинофестиваля «Перерыв на войну».

Дневник Хельги, юной жительницы Вены — это две серые школьные тетрадки в линейку формата А5 и картонная книжечка чуть побольше, похожая на амбарную книгу. На обложке — экслибрис Хельги Хайншаймер, напоминающий красную печать: в центре большого четырехугольника сидит мышка, которая читает раскрытую книгу (у нее было прозвище — Мышка), слева в верхнем углу написано EX LIBRIS, в правом верхнем углу наверху — Хайншаймер Хельга.

Дневник ведется в форме писем к ее отцу-еврею, который в январе 1939 года сумел сбежать из Вены через Геную в Австралию. Оставшиеся члены семьи — мать (не еврейка), старший брат Пауль и сама Хельга, которой в 1944 году исполнилось 15 лет, — должны были приехать следом, летом или осенью 1939 года, когда отец сможет обустроиться в Австралии, но остались в Вене.

Предположительно, Хельга писала зелеными чернилами, так как зеленый, по ее собственным словам, цвет надежды.

Здесь и далее по возможности сохранены авторские правописание и пунктуация. Видно, что госпожа Лухан и в дальнейшем почти не исправляла ошибок тех лет. Только кое-что подчеркнула.

На самой первой странице фото маленькой Хельги, под которым написано «1941». Она родилась в 1929 году. То есть, когда Хельга начала вести дневник, ей было двенадцать лет.

Переводили с немецкого: Надежда Шипова, Мария Рачик, Наталья Крылова, Ольга Герасимова, Татьяна Варламова, Анна Братцева, Софья Вайс, Ольга Ботчар, Екатерина Ширшакова, Елизавета Макарова, Ольга Мельник, Елена Дубровина, Анастасия Чихарь и Анастасия Торопыгина.

Редактор перевода: Надежда Шипова.

Материал подготовила: Анастасия Башмакова.

Тетрадь I

Ноябрь 1944 г.

Мой дорогой папа!

Однажды я решила вести дневник. Не знаю, почему, но мне хочется писать его в виде писем к тебе. Возможно, потому, что я прочла твои письма, где ты обещаешь когда-нибудь снова нам написать. Конечно, начала я слишком поздно, но кто мог подумать, что спустя шесть лет мы все еще не увидимся? И еще хуже то, что мы даже не можем написать друг другу! Мне необходимо делиться с кем-нибудь своими переживаниями, а здесь не с кем поговорить. Ты возразишь, что есть мама, но я отвечу — нет. Мама сейчас слишком закрыта и озлоблена. С ней трудно говорить. Она не сможет до конца понять меня. Так или иначе, никого. Настоящей подруги у меня тоже, к сожалению, нет, потому что в школу я не хожу. Но об этом я напишу позже.

Смысл этого дневника в том, что когда мы снова увидимся, я покажу тебе его, чтоб ты смог узнать о моих переживаниях и впечатлениях. Ведь с годами многое забывается, да и рассказывать надо будет слишком долго. Надеюсь, ожидание будет не слишком продолжительным. По крайней мере, это мое самое заветное желание. Конечно, сейчас из тех шести лет, что уже прошли, и можно сказать, слава Богу, довольно быстро, я смогу рассказать только самое важное.

Прежде всего, мы трое здоровы, по крайней мере, не болели тяжело. А это, в конце концов, главное. Но меня все время беспокоит вопрос, все ли хорошо у тебя. Уже целая вечность прошла без единой весточки. В любом случае, твоя жизнь более определенна, чем наша здесь и сейчас. Ты можешь не переживать, что стал нам чужим. По крайней мере, мне нет. Я очень тебя люблю. Только я всегда ломаю голову, как ты сейчас выглядишь, потому что твоя последняя фотография слишком старая, думаю, она сделана в 1939 году. Я очень изменилась с тех пор. Сейчас я уже одного роста с тобой (1 м 70 см) и вешу 60 кг. Мой стиль нельзя назвать безупречным: я ношу все вперемешку.

Четыре класса старшей школы я все же закончила. Без особых сложностей и без особого удовольствия. Что, по большей части, было связано с моими преподавателями и, к сожалению, влияло на оценки. Почему по английскому, например, я получила «4», мне до сих пор непонятно. Четыре — это, в принципе, не слишком плохая оценка, если всего их шесть. Мои одноклассницы, к счастью, милы со мной, у меня даже были две подруги: Штрупси и Надя. Зато преподавательница Линсмайер (коротко Линси), очень старалась испортить мне жизнь в школе. Она не только была нашим классным руководителем, но и вела три предмета: физкультуру (надо сказать, что там она немного могла с меня взять, но в итоге, в свидетельстве у меня стоит «2»), биологию, (где она мне постоянно ставила «4», как бы сильно я ни старалась) и математику (первые два года). Потом к нам, наконец, прислали одну очень милую пожилую учительницу (она учила еще мамину подругу, которая даже старше мамы). Но, несмотря на это, я все-таки не очень хорошо справлялась с математикой. А вот рисование я очень любила. Остальные предметы шли посредственно.

А вообще-то, в школе было не так плохо. Тогда я уже умела отлично плавать и сдала экзамен на удостоверение спасателя.

Долгое время я занималась балетом и акробатикой. Примерно четыре года я была настоящей балетной мышью. Но потом балет пришлось бросить из-за близорукости. Я очень переживала, так как акробатика и балет были моей единственной отдушиной и развлечением. Особенно в последнее время, когда я уже многое умела и думала даже, что могла бы дальше серьезно заняться этим. Вообще, ты знаешь, учительница по физкультуре была моим идеалом. Но мне очень сильно мешает моя близорукость (да уж, хорошенькое наследство я получила от вас).

Летом я усердно занималась в бассейне, которому посвящу еще целую главу. Я познакомилась там с целой кучей циркачей, которые вытворяли со мной разные штуки. Если бы они все не разъехались, и, возможно, если б я много тренировалась, может, и я смогла бы стать циркачкой! Мне очень нравилось этим заниматься.

Когда я закончила ходить в школу (согласно новым законам, полукровки могут учиться только до четвертого класса), мне пришлось сидеть дома с мамой, «основательно стараться» и учиться готовить. Конечно, в этом есть преимущество. Позже, в нужный момент, я уже буду все уметь. Но вообще, это «основательное старание» просто отвратительно. Каждую неделю убирать по очереди комнаты, и когда, наконец, последняя готова, я снова должна начинать с первой! Целую неделю только убирать грязь! Я теперь понимаю, как маме это все должно было стать поперек горла. Но теперь ей намного легче, ведь ей помогаю я. Впрочем, готовить не так уж плохо. Больше всего мне нравится печь булочки и готовить из муки. В этом я уже настоящий специалист!

Сейчас нарисую план нашей квартиры, чтоб ты мог себе ее представить.

I. Прихожая. II. Кухня. III. Балкон. IV. Туалет. V. Столовая. VI. Сдаваемый в аренду кабинет. VII. Комната, также сдаваемая в аренду (с мебелью вишневого дерева из моей комнаты). VIII. Ванная. IX. Каморка для слуг, которая у нас служит кладовкой для всякого барахла. X. Гостиная. XI. Комната господина Баумгартнера. XII. Моя комната. XIII. Кабинет Пауля. Размеры, правда, не совсем совпадают. Квартира ну очень большая, но все же квартира в Гринцинге мне нравилась больше. Вообще, все в Гринцинге мне нравилось больше! Я оплакиваю каждую вещь, которой лишилась. Особенно наш сад, который сейчас очень пригодился бы, потому что у нас так мало фруктов и овощей.

На сегодняшний день мы живем здесь вот уже пять лет, и нас, в общем-то, все устраивает. Единственное, что неприятно — в квартире были клопы, а мы не знали об этом. Да и как бы нам могло прийти это в голову? Мы уже поставили нашу мебель, и нельзя было выкурить их синильной кислотой, а с другими газами почти ничего не получалось.

К счастью, сейчас, если мы и находим клопов, то и те поодиночке или полудохлые. Ни я, ни мама поначалу не могли спать из-за сильного отвращения.

Теперь я снова хотела бы рассказать тебе о своей жизни, дорогой папа. Помимо школы я еще хожу на английский, французский и фортепиано. То есть, на английский и французский я пошла только после четвертого класса. Французский у нас ведет милая француженка, которой я пришлась очень по душе. Особенно потому, что я — полукровка, плюс она ненавидит нацистов всей душой. Я довольна ей, и мы продолжаем заниматься. Французский доставляет мне огромное удовольствие, потому что это очень красивый язык. Мне только жаль, что я не знаю латынь. Sais-tu aussi un pea francaise Madame (как я ее кратко называю) живет совсем недалеко. И мой учитель по английскому тоже совсем рядом. Это очень здорово, ведь у меня, как ты знаешь, склонность к опозданиям. Так вот, моему учителю по английскому восемьдесят один год, и он больше двадцати лет прожил в Австралии! Конечно, именно это и является темой наших уроков. Он был и в Новой Зеландии, и на Гавайях, в Южной и Северной Америке, Африке, также недолго в Индии, в Англии и так далее. Что ты на это скажешь? Он уверен, что Австралия — это идеальная страна. Он бы вообще оттуда не уезжал, если бы не захотел посетить Европу, а там разразилась война, и он уже не смог вернуться. He says, that also the climatic conditions in Australia are excellent (он говорит, что климатические условия в Австралии также превосходны). Когда он жил там, и работы все еще было в изобилии, то учился скакать на лошади и стрелять, был золотоискателем, ему даже улыбнулась удача, ловил змей и продавал их шкуры, преподавал английский и был президентом английского клуба, в общем, жил полной жизнью. Он не выглядит на свой возраст. Конечно же, он знает все части речи и прочее, я многому у него учусь. Он очень охотно вспоминает то время и отзывается об австралийцах и об англичанах как об очень приятных людях. Я ужасно хотела бы поболтать с тобой по-английски, but to write is too difficult for me or it seems me so (но писать мне еще слишком сложно, ну или мне так кажется). Ты, наверное, уже выглядишь совсем как настоящий австралиец!

Я иногда так по тебе скучаю, что все бы собрала и поехала к тебе. С Паулем я не могу поговорить ни по-английски, ни по-французски. Он — себе на уме, почти никогда со мной не говорит.

Фортепиано я занимаюсь с совсем молоденькой учительницей, которая вообще-то сама еще учится, но играет превосходно. Она всегда может хорошо и понятно что-то объяснить мне, потому что сама еще недавно это изучала. Это как раз типично для таких потрясающих учительниц фортепиано. Я очень рада, что занимаюсь с ней.

Теперь мне осталось только рассказать о своем свободном времени. Надеюсь, тебе не скучно все это читать, потому что я не очень живо описываю.

Я много и с удовольствием читаю (по-видимому, это я унаследовала от тебя) и уже прочитала кучу всего из твоего ящика с книгами. Классику, в первую очередь. Только из Гете я не так много пока что прочла, одного Фауста и еще кое-что. Лагерлеф очень понравился, потом еще Джек Лондон, Голсуорси и особенно Диккенс. Вообще, английские писатели мне очень нравятся. Истории Элис Берендс и сказки Оскара Уайльда такие славные. Твоя любимая книжка «Маленький Йоханнес» Фридерика Ван Эдена просто очаровательна. И, конечно, я много книг одолжила у своих подруг. У меня уже есть достаточно своих книг, в основном, о животных: Сетон-Томпсон, Карл Эвальд, Альфред Вайдхольц. Однажды Пауль продал мне еще и некоторые свои книги, которые ему больше не нравятся: сказки, борьба за Рим, Нильс Хольгерсон, Йорн Уль и т. д. Кроме того, у меня есть приключенческие книги и романы-путешествия Фонтане, Шторма, Свена Гедина, Жюля Верна и др. Карл Май тоже был моей страстью, но потом я поняла, что он глупый. Меня раздражает, что он всегда одинаковый, всегда он — главный герой, и ничего с ним не происходит. Только «Виннету» был хорош. В его книгах всегда только либо очень хорошие, либо очень плохие люди, ангелы или подлецы, а нормальных, тех, что посередине, не существует.

Я покупала билеты так часто, как только могла, в театр, кино или еще куда-нибудь. Так, из особенного, в театре я ходила на оперу «Валленштейн» с Эвальдом Бальсером в роли Валленштейна, Фреддом Хеннингсом в роли Октавио Пикколомини, Фредом Ливером в роли Макса П. и Марией Айс в роли графини Терзки. Это было великолепно, я впервые побывала в Бургтеатре. Билет в оперу мне подарила на день рождения госпожа Торн. Потом слушала оперу «Дон Карлос» в Йозефштадте. От нее я была в восторге. В роли Филлипа Второго был Антон Эдтхофер, а роль Дона Карлоса открыла миру новую восходящую звезду, в роли маркиза ди Поза — превосходный Пауль Хубшмидт, а герцог ди Альба — Эрик Фрей.

А еще я смотрела в Фолькстеатре «Марию Стюарт» и «Святую Иоанну» Б. Шоу. Последняя мне не понравилась. Лучше бы я посмотрела «Орлеанскую деву».

Меня впечатлили такие оперные постановки, как «Лоэнгрин» и «Кармен» в Фольксопер, я ходила и на «Виндзорских насмешниц», и на различные балетные постановки. Потом я слушала несколько фортепианных концертов и посещала танцевальные концерты. Кстати, мой племянник Йорг Демус дал уже два прекрасных фортепианных концерта. Критики написали о нем хорошую статью в газете. У здания оперы люди стояли в очереди с четырех утра. И все для того, чтобы получить билеты.

В кино я ходила чаще и посмотрела несколько хороших фильмов. В том числе, фильм «Нора» (по «Кукольному дому» Г. Ибсена) с Луизой Ульрих в главной роли, и еще «Шраммельн» — настоящий венский фильм — с Мозером (причем, роль он исполнил недурно), Имхоффом, П. Хербигером, Хансом Хольтом и Мартой Харрелл. Причиной, почему люди выстраивались в длинную очередь у театра «Скала», являлось и то, что они хотели урвать хоть что-то из вещей, использованных в фильме, такой был гул, аплодисменты и восторг. Вся старая Австрия стояла. Фильм «Грезы» с Краль, Виманом, и Фридрихом Кайслером в главных ролях был также очень хорош; фильм Шумана «Почтмейстер» с Георгом, Кралем и Бройером был великолепен. А «Пунш из жженого сахара» с Рюманном оказался жутко смешным. «Траумулус» и «Роберт Кох» с Эмилем Яннингсом в главной роли — очень интересные фильмы.

Ну, думаю, что теперь написала обо всем подробно. Так что, расскажу о наших знакомых. К сожалению, случилось нечто неприятное и печальное. Сначала о родственниках: тетя Эмми, тетя Фрида, Митци и Эрика живут и здравствуют, а вот тетя Грете в середине октября сбежала в Вену. Хоть русские были уже близко, она все равно в самый последний момент вернулась и забрала с собой все вещи, но получила свой чемодан только через шесть недель. Что-то пропало из того, что она берегла всей душой, но мы подумали, что все это напрасные переживания; можете себе представить, каково было беженцам. Сейчас она живет у тети Фриды. Летом 1943 года я познакомилась с тетей Идой из Щетина, я в полном восторге от нее. Мы с ней души друг в друге не чаем. Ей уже шестьдесят пять лет. А ведь в прошлом году она ехала сюда около четырнадцати дней, чтобы навестить меня. Видел бы ты ее! Она бы тебе понравилась. Она моя единственная тетя, которая против нацизма. А вот тетя Грете, наоборот, всегда была нацисткой.

Мы часто переписываемся с тетей Идой. Каждую неделю, максимум раз в четырнадцать дней, мы пишем друг другу длинные письма из нескольких страниц. Несмотря на свой возраст, она каждое лето плавает в Балтийском море! Вообще, у нее крепкое здоровье и отличное чувство юмора. Она всегда пишет очень забавные письма, даже когда ее город бомбят. Щетин почти на три четверти разрушен. Ты даже не мог себе это представить, не так ли? Ну да, мы тебя понимаем. Но об этом позже. Несмотря ни на что, она там живет. Дом разрушен не полностью, поэтому тетя живет этажом ниже, но когда идет дождь, ей приходится вычерпывать воду. Короче говоря, я открыла для себя новую тетю.

Декабрь. Снова о знакомых. У госпожи Торн все в порядке, она приходит к нам в гости каждую вторую субботу. Ее милая кошечка умерла, она ужасно грустила и даже сейчас не до конца оправилась от этого случая. Доктор Шурер и госпожа Шурер стали супругами (наконец-то, после стольких лет), они часто навещают нас. В декабре 1943 года мы праздновали День Святого Сильвестра с тетей Торн, Шурерами и Гокелем, и… да, сейчас я должна, наконец, рассказать: дело в том, что дядя Гокель снова сидел в тюрьме, с нового года, вместе с тетей Хинкель. Это было связано с коммунистическими делами. Я думаю, кто-то услышал, как дядя Гокель что-то сказал, за этим проследили и доложили кому надо.

Короче говоря, за ними обоими следили в течение какого-то времени, причем, сам дядя знал об этом. Но он ведет себя так, будто ничего не произошло. Что случилось на самом деле, никто не знает. Об этом надо спросить у самого дядюшки Гокеля. Госпожу Гуттманн тоже посадили, когда узнали о том, что она ходила слушать радио. Она снова смогла выйти на свободу с помощью знакомого гестаповца. После она ничего не говорила, так ужасно было в гестапо, эти допросы и то-се. Сейчас у нее все хорошо, и у дяди тоже.

Ты, наверное, и не знаешь, что у них (у дяди Гокеля и тети Хинкель) есть ребенок? Да, маленькая Гакелея, настоящее имя у нее Фридль. Вроде обо всех рассказала. Чуть не забыла про нее. У них все было совсем неплохо, он работал в оптовом винном магазине. Гакелея крайне милая и очень живая. Ей уже пять лет. Сейчас она живет у сестры тети Хинкель в Кагране. Та (сестра) обо всех очень заботится и всегда присылает ему и ей посылочки. Дядя Г. сейчас в концентрационном лагере Флоссенбург. Слава Богу, у него получилось оправдаться, ведь иначе он, наверное, был бы повешен в земельном суде. Она живет Мекленбурге, и может работать там в конторе. У него же сейчас все ужасно. Мы каждую неделю отправляем ему посылку, но, судя по письмам, он все равно очень страдает. Похоже, его совсем не кормят! Надеюсь, он выживет! Дядя всегда был таким оптимистом и думал, что война закончится гораздо раньше. И вот он сидит уже одиннадцать месяцев. Еще там много воруют. У него украли все шерстяные вещи, которые мы ему высылали. Сестра тети Х. действительно очень трогательная, никогда бы не подумала, что она была за нацистов. Дядя Г. поэтому ее и не любил. Она давно изменилась, все после того, как увидела, что происходит в гестапо и вообще. А еще там пытают людей! Я сама видела одного парня, которому выбили четырнадцать зубов! Ему всего двадцать лет. Невестке дяди Г. всегда возвращали его костюмы в абсолютно разорванном виде, мы думаем, что его избивали. Вообще о «Лизль» и «Россауэр Лэнде» рассказывают ужасающие истории.

Думаю, это, в общем-то, все знакомые. Правда, надо упомянуть еще одного нашего друга, которого ты, не знаешь. Его мама — мамина подруга, она тоже из Хоэнельбе. Они жили в Гросзиграхдсе в Вальдфиртеле. Его отец — еврей, который бежал в Чехословакию и, вероятно, там погиб, поскольку о нем больше ничего не слышали. Его мама умерла на Рождество 1943 года от желтухи, и вот двадцатилетний Вольфи оказался один со своей девятнадцатилетней сестрой Сузи. Они переехали в Вену и часто к нам заходят. По сути, он мой единственный друг.

Однажды его тоже арестовали, в апреле 1944 года, так как он, по несчастью, потерял свой бумажник, в котором хранились собственноручно им написанные коммунистичские листовки. В ноябре его приговорили к смертной казни, но приговор так и не приведен в исполнение, еще рассматривается прошение о помиловании. Дело осложняет и то, что он полукровка. Надежды очень мало, но я надеюсь! Ведь его сестра останется совсем одна на белом свете. А он еще так молод. Это было бы действительно страшно. Даже просто сидеть в земельном суде, где дают так мало еды, уже достаточное наказание за его безрассудство.

Теперь вернусь к рассказу о жизни в целом. Ввиду того, что идет война, конечно, произошли разные перемены. Во-первых, ввели продуктовые карточки. Поразительно, что у нас все еще так много еды для теперешних времен. Правда, сейчас ее становится все меньше. Хлеба едва хватает (взрослым полагается 200 г в день, подросткам — 300 г). Жиров мало, а мяса очень много, но мы едим его, в основном, по воскресеньям. Других продуктов и мучных изделий достаточно, сахара тоже. Очень плохо у нас с молоком. Всего 1/8 литра обезжиренного молока в день. Детям до четырнадцати лет положена четверть литра цельного молока. Яйца у нас тоже бывают лишь время от времени. Шоколад и мое горячо любимое какао остались лишь в воспоминаниях. Конфеты нам, детям и подросткам, теперь дают на Рождество да на Пасху. Шнапс и вино исчезли, а также чай и зерновой кофе, — любимые мамины напитки.

Женщинам теперь полагается одна сигарета в день, мужчинам две. Можешь себе представить маму, которая раньше выкуривала по десять штук в день? Она, естественно, бесконечно несчастна. Ситуация с сигаретами ухудшилась очень быстро. У спекулянтов можно найти почти все, но по огромным ценам, которые растут и растут. Например, одна сигарета у спекулянтов стоила двадцать пфеннигов. Люди кричали, что это ненормально, что они никогда не будут покупать, а теперь платят уже две марки за одну сигарету! И так во всем. Жир 250 марок за килограмм. Яйца по две или три марки за штуку. Вслед за инфляцией приходит голод! Русские уже у озера Балатон и под Будапештом. Обувь стоит четыреста — пятьсот марок, чулки минимум семьдесят марок, о костюмах не стоит и говорить.

Раньше у нас была карточка на одежду, на которой было сто баллов, и на нее можно было купить все. Конечно, становилось все хуже и хуже, а теперь карточки на одежду для взрослых заблокировали, действуют только карточки на детей и подростков. Слава Богу, мне более или менее подходят мамины вещи, и их легко подогнать под меня. Только обувь не подходит, у меня уже 39-й размер. Кстати, я взвесилась и вешу (без одежды) 61 кг!

Январь 1945 г.

1 января 1945 года. Позади Рождество. В этом году оно было очень хорошим. Но это уже седьмое Рождество без тебя! Я все-таки зажгла свечи на маленькой елочке из мишуры у твоей фотографии и украсила веточками. Это было очень мило. Прямо сейчас ты украшен грибами, листьями клевера, подковой и свинками.

Мы отмечали праздник с Фрау Торн, как и в прошлом году. Теперь она приходит практически каждую вторую субботу. Даже подарки были! От мамы я получила симпатичное голубое спортивное платье в красную полоску. Мне теперь уже подходит вся ее одежда. Кроме ее обуви, к сожалению. Мои ножищи уже куда больше. У Пауля аж сорок пятый! Подарок от г-жи Торн — серебряный браслет с очаровательным узором. Кроме этого еще две книги: одна с рассказами Клейста, Шиллера, Гете, Гана, Штифтера и Хеббеля; другая — о цветах. Да, у нас даже была довольно милая елка. У большинства не было никакой. Помимо всего этого, я получила еще разные мелочи, такие как резиновая губка, фотоальбом и т. д. Да, от тети Иды из Щетина тридцать марок и от тети Греты такую штуку, чтобы связывать носовые платки, ручной работы. И еще кое-что: пижаму и две пары шелковых чулок. Только что перечитала последние страницы и вижу, что я где-то повторилась. Прости меня за эти каракули!

Маме тетя Грета подарила красивую платяную щетку и щетку для посуды. Все это очень трудно здесь достать. Пауль сам сделал электрическую плиту и противень. Да-да! Господин инженер кое-что может!

Я тебе уже писала, что Пауль инженер? В апреле 1943 году он сдал экзамен. Ну, про него еще отдельно напишу.

Маме я подарила бюстгальтер, больше ничего не получилось купить. А от дяди, г-на Баумгартнера, ей достались книги, прелестная табакерка из розового дерева и всякие мелочи.

Пауль получил от нас два галстука (который мы выменяли на четверть килограмма масла), книги, мундштук для сигарет, пепельницу, носки и всякие разности. Как я уже сказала, все прошло очень мило. Еды было вдоволь: в сочельник готовили свиной шницель и картофельный салат с майонезом, впервые без карпа, на следующий день копченое мясо, а на третий — жаркое из свинины. На Новый Год у нас был ростбиф, первого января — снова копчености с капустой и клецками. Булочек и печенья напекли великое множество, девять разных видов, прямо как раньше! Наконец-таки у нас выпал снег. И, конечно, очень холодно.

Боже мой, как только подумаю о том, сколько еще нужно всего написать, голова кругом идет. Я настроилась писать подробно. Исписала целую тетрадь, но все ни о чем!

Тетрадь ІІ

На первой странице снова фото маленькой Хельги, под ней дата — 1945 год, ниже подпись: «Фотография, которую я отправила тебе первым делом». Страницы в тексте вновь пронумерованы.

Январь 1945 г.

Сейчас расскажу тебе, как мы отметили Новый год. На этот раз к нам пришла только семья Шуреров. Дядя Гокель наверняка вспоминал о нас, ведь год назад было так здорово. Фрау Торн мы не пригласили, от ее болтовни у мамы сразу начинает болеть голова. Все прошло очень душевно. Нас было пятеро, Пауль ушел отмечать со своими друзьями и пришел домой в три часа ночи. Мы пили вино, ели бутерброды и выпечку. Ты мог бы удивиться, какой я стала «выпивохой»! Но я пью только вино. Похмелье мне еще пока не знакомо. Не спала до полпервого, так как в пять минут первого еще выступал фюрер. До этого давно его не слышали, люди начали судачить, что он умер или сошел с ума.

Кстати, помнишь, я рассказывала тебе про Вольфи? Так вот, его казнили 5 декабря. Очень грустно. А 25-го ему бы исполнился двадцать один год. И за его сестру Сузи тоже страшно: на прошлое Рождество умерла ее мама, в этом году убили брата!

Тем временем прошел очередной день рождения Пауля. Я приготовила кремовый торт и подарила ему лезвия для бритвы, и свою фотографию, которой он был «очень рад». Еще ему подарили зажигалку, портмоне, прекрасную книгу «Южное море» и носки. День рождения отмечали в воскресенье 14-го. Паулю уже девятнадцать, представляешь? Правда, любой бы дал ему уже за двадцать, судя по его внешности и поведению. 15-го утром была сильная атака. Об этом я тебе еще напишу. Первое нападение зажигательными бомбами на центр города произошло 10 сентября 1944 года. До этого бомбили только Флоридсдорф и окраины. Но потом стали нападать все чаще, и сейчас уже много чего разрушено. Перечислю по районам.

І. Дворец на улице Грабен, разные здания рядом с Хофбургом и Банк австрийских земель. Дворец графа Харрах на площади Фрайунг, дворец Лихтенштейн (бомба попала прямо в подвал, и все люди погибли). Такое происходит часто. Дом пока стоит. Повезло тем, кто пережидал бомбежку в квартирах. То же самое произошло и с многоэтажкой, в нее тоже два раза попадали. Рингштрассе, набережная Франца Иосифа, улица Вольцейле, Анкерхоф, Хоэрмаркт, — всюду падали бомбы.

ІІ. Таборштрассе выглядит чудовищно. Пратерштрассе, Райхсбрюкенштрассе, сам Пратер, стадион, главная аллея, открытый бассейн-купальня при стадионе в Пратере, — все в руинах. Сначала, 10 сентября, несколько фугасных бомб упало прямо в купальню и рядом, но в ноябре сбросили зажигательные бомбы, и все кабинки, ящички сгорели. Мне ужасно жаль, я ходила туда почти шесть лет. Что мне теперь делать летом? Да и что еще случится до лета? Русские наверняка уже будут в Вене.

ІІІ. Ландштрассе, весь квартал Фазанфиртель (там был заложена так называемая ковровая бомбардировка). Восточная железная дорога полностью уничтожена. Бомбили замок Бельведер, а также Принц-Евгений-Штрассе и так далее.

ІV. Ужасающе выглядят центральная улица в Видене, Фаоворитенштрассе и множество маленьких переулков, Гусхаусштрассе и рядом со Скалой¹ . Повсюду разрушенные здания. V район выглядит точно так же, как IV. Слава Богу, он разбит меньше всего. Гумпендорферштрассе пострадала только в самом ее начале и Молардгассе на пересечении с Гюртель.

В VII районе пострадала только Лерхенфельдерштрассе, а в VІІІ и ІX районах, напротив, сильные разрушения. Йозефштедтерштрассе, Алсерштрассе, Длинный, Шкодагассе, городской театр, Лаудонгассе, Верингерштрассе и проч. Причем, я упомянула только крупные разрушения.

Район X, конечно, тоже сильно бомбили. Точно так же, как и XІ, XІІ, XІІІ — вплоть до XXVІ.

И XIX не исключение. Кто бы мог подумать, особенно Деблинг. Рядом с домом дяди Гокеля образовались воронки от разорвавшихся бомб. Бомба попала в купальню на метеогорке. Зиверинг и Гринцинг тоже атаковали: Бильротштрассе, центральная улица Де блинга, Хайлигенштедтерштрассе и жилое здание Карл-Маркс-Хоф, Гринцигерштрассе и Гринцигераллее. Разрушен автозавод Греф энд Штифт. В дом, где живет г-жа Гуттманн, попало целых три снаряда. Но здание большое, три корпуса были разрушены, лишь ее уцелел. Ей так повезло, потому что ее муж был дома и проспал налет. Если бы бомба упала в их корпус, его, скорее всего, убило бы. Чего только не наслушаешься о том, как люди часто погибают в убежищах. Некоторые тонут, когда бомба попадает по водопроводной трубе, другие задыхаются, иных разрывает ударной волной. Иногда неделя проходит, пока людей откопают из-под обломков.

Пострадавших от бомбежки уже много тысяч. Несмотря на то, что прямо в дома бомбы не попадали, все же много квартир, не пригодных для жилья, потому что от взрывной волны повырывало окна, оконные и дверные рамы.

Февраль 1945 г.

Совсем обленилась, так давно ничего не писала. Не успеваю. За это время много раз бомбили, совсем близко от нас. Слава Богу, наша квартира цела. Пострадали на этот раз парламент (они называют его теперь Гаухаус), ратуша, университет, институт анатомии, башня на Леопольдсберг и еще что-то. А также дом Сецессиона и технический институт по соседству с нами. Видел бы ты, что стало с V районом. Да и X уделали. Про XXI вообще молчу.

Зима, слава Богу, кончается, она была очень суровая в этом году, и ужас сколько снега. На лыжах я, жаль, не каталась: не в чем, да и лыж нет. На коньках была только три раза. В твоих ботинках. Они мне в самый раз. Войне скоро конец. Русские уже под Берлином и Щетином. Тетя Ида, бедная, наверное, уже покинула Щетин. Известий от нее нет уже несколько недель, очень волнуемся.

Русские под Будапештом, и продвигаются не так быстро, поэтому у нас пока тихо. От дяди Гокеля ничего не слышно вот уже несколько недель, сейчас даже посылку с продуктами не послать из-за проблем с транспортом, а без них он вряд ли продержится. Видимо, их там совсем не кормят. Да, у него еще проблемы с ногами, водянка.

Продуктовые нормы снова сокращают. Рацион восьми недель надо растянуть на девять. Будет голодно. Цены «из-под полы» на черном рынке взлетели. А я все время есть хочу. Нет ни овощей, ни фруктов. Газ отключают на два дня в неделю, потому что нет угля, тогда мы ходим в столовую. С углем вообще везде стало плохо, когда Рурская область и Силезия отвалились. Да и не на чем возить.

На днях было три сильных налета подряд. Бомбили в основном отдаленные от центра районы (Флоридсдорф и десятый). Наконец-то получили весточку от тети Иды. Отправлено три недели назад, пишет, что ни за что оттуда не уедет. На что же она будет жить? Говорит, насмотрелась на страдания беженцев и расхотела ехать. Ничего не можем ей послать, к сожалению.

Будапешт взяли, теперь наша очередь. Потому и авианалеты участились. При последнем налете разбомбили пекарню Анкерброт и хлебозавод Хаммерброт. Многое сгорело, так что Анкерброт хлеб больше не поставляет. Остались маленькие пекарни в городе, и людям приходится выстаивать длиннющие очереди. В нашем доме есть булочная-пекарня, туда и будем ходить. Норма сейчас — полбулки на человека (0,5 кг). Скоро за марки уже ничего нельзя будет купить. Так же, как во время первой мировой. Очередь за хлебом будут с ночи занимать. Муки нет никакой. 125 грамм обезжиренного молока, да еще прокисшего, даже кофе не сваришь.

Кошмар, что творится в бункерах, катакомбах и подвалах в центральной части города. Настоящее переселение народов, и каждый день прибывают из окраинных районов.

Март 1945 г.

Голод, можно сказать, наступил. В очередной раз существенно сократили нормы по продуктовым карточкам. По хлебу в первую очередь. Теперь выдают на 2,6 килограмма хлеба меньше, вдобавок к этому мы получаем кило мяса, но только говядину. Взрослые получают 110 грамм хлеба в день, я — 150 грамм. Этим количеством мы, конечно, не можем обойтись. И картошки мы больше практически не едим, потому что она у нас закончилась. Норму масла сократили наполовину, а так называемое «стандартное блюдо», которое можно было получить в ресторане бесплатно, исчезло, за него нужно теперь отдавать 5 грамм жира и 50 грамм хлеба. Это очень много, и голодающие люди могут теперь позволить себе съесть только три-четыре порции, если у них больше нет марок. Это ужасно. Я умру с голоду! Мама уже весит всего пятьдесят семь килограмм, а ведь худшее еще впереди…

Наш арендатор-венгр, его фамилия Madocs (читается Моадоч), рассказал, что в Будапешт приехало четыреста сорок тысяч людей. Безумие! Шел бой за каждый дом. Так же будет и тут.

У нас тут опять массовые воздушные атаки. Уже сколько недель каждый день тревога. Оперный театр полностью сгорел, много разрушений по всему городу. Произошло это 12 марта. Возможно, как небольшое напоминание об аншлюсе семь лет назад. Бомбы тогда тоже падали ужасающе недалеко от нас, мы были полностью окружены. У нас выбиты стекла. Никто к нам не приходит. Тревога длится обычно четыре-пять часов…

Новые продуктовые карточки стали еще хуже старых. Одно название, а не карточки. Совершенно непонятно, чем теперь питаться, люди едва сводят концы с концами! А несчастные пострадавшие от бомбежек… У них же нет никаких запасов! Грядет катастрофа. Когда же наступит конец этому ужасу?

15 апреля 1945 г.

Наконец-то я опять вернулась к записям! Случилось столько волнительных событий, у меня совершенно не было времени.

10 апреля произошло освобождение Вены. Сейчас я тебе все подробно опишу. Где-то за пять дней до этого началась бомбардировка, это было страшно. Те дни я была почти всегда в подвале, по крайней мере, ночью. Мама и Пауль оставались наверху, одни из всего дома. Большинство постоянно живут в подвале, хотя в наш дом уже несколько раз попадали гранаты. В техническом университете обрушился верхний этаж, а здание рядом с нами получило прямое попадание. Все дома напротив пострадали от артиллерийского огня и бомбардировок. Так что это вовсе не смелость, а легкомыслие и даже глупость, оставаться в квартире на четвертом этаже! Я тогда ужасно рассердилась на маму. Вообще, нас многое миновало, у нас только выбило все окна. Русские бомбы довольно малы (50 кг) и поэтому не наносят такого сильного ущерба. Но даже этот шум, вой гранат, разрывы и наша тяжелая артиллерия, которая располагалась в непосредственной близости от нас, были настолько ужасающими, что наверху, в квартире, ни в коем случае спать было нельзя. Глубина подвала целых два этажа, но и там все слышно, хотя гораздо меньше. Я очень хорошо спала на раскладном стуле и под тремя одеялами.

Сначала русские медленно продвигались вперед. Мы готовились к тому, что они будут у нас через несколько дней и очень боялись боев за каждую улицу и дом. Но вдруг, когда я проснулась рано утром, сообщили: русские здесь! Это было 10 апреля в 7 часов утра. Совсем без боя пришел первый эшелон и остановился перед нашим домом: огромное количество повозок с лошадьми и еще больше русских. На них смотрели с изумлением, как на диковинных зверей. Они выглядели очень хорошо: круглые лица, и лошади тоже округлые. И только после того, как они приняли приветливый вид, люди осмелились выйти. Действительно, они были очень любезны. Получается, нет никаких бестий, которые убивают, сжигают, насилуют, как писали всегда в немецких газетах. Все люди были счастливы.

Но, к сожалению, так продолжалось недолго. И русские, и наши мирные жители начали взламывать магазины. Все разграбили. Сначала это был склад продуктов напротив нас. Люди тащили оттуда сахар, соль, крупы и прочее в мешках по 50 кг! Сначала мы совсем ничего не хотели брать, но потом тоже пошли и принесли домой крупу, сахар и немного гороха. Но потом мы подумали, что если все продуктовые магазины будут разграблены, то нам нечего будет есть несколько месяцев, поэтому нужно приготовить маленький запас. Там был склад вина, и это, конечно, плохо. Русские напивались и становились намного агрессивнее. Но об этом позже.

Еще один огромный винный склад на миллион литров был неподалеку от нас. Владелец, нацист, естественно, сбежал, вино раздавали. Люди приходили с ведрами и банками, можно было взять столько, сколько хочешь. Все-таки они поступили разумно, раздавая вино до того как русские пришли в город. Так что люди бежали, несмотря на сильную стрельбу, и становились в очередь. Но стоять приходилось около трех часов, и там царила дикая неразбериха. Пауль и я пошли туда в первый и последний раз. Когда положение стало угрожающим, пришлось вылить вино в канал, я не знаю, сколько тысяч гектолитров. Но так гораздо лучше, потому что, если бы это нашли русские, они бы напились и совсем разбушевались.

Все говорят, что на складах было более чем достаточно вина для русских, и что они повсеместно сильно напивались. Особенно свирепствовали тогда в Гринцинге, Нусдорфе и Хайлигенштадте.

Районы I, II, и XX тоже очень сильно пострадали. Сгорел собор Святого Стефана, и все вокруг него! Это сделали именно нацисты, СС. Они стреляли по городу из мести и ненависти. Вообще, поведение СС неслыханно.

Потом были взломаны магазины: кожевенные, часовые, обувные, магазины одежды. Особенно страшно было на Мариахильфэрштрассэ. Люди утаскивали полные тюки вещей на повозках и в мешках. Помнишь, ты видел великолепные чемоданы и сумки из свиной кожи? Раньше ты не получил бы ни одной из этих вещей. Только теперь стало видно, что все эти склады были набиты самыми лучшими вещами. Но все-таки дельцы получили по заслугам. Мы ничего оттуда не взяли, мы же не были никогда мародерами.

Теперь расскажу дальше, начиная с 10 апреля. До обеда русские заходили в дом, и в нашу квартиру тоже, но ничего не взяли. Тогда они еще выглядели милыми, так как не были пьяны.

Затем они пришли в столовую гостевого дома (мы все готовим там на плите, так как у нас нет газа) и потребовали еды и выпивки. При этом у них при себе еды было больше чем достаточно. Просто так, для того чтобы покомандовать, это доставляло им большое удовольствие, они размахивали ножами, пистолетами и саблями так, что становилось очень страшно. Если подаешь кому-то стакан воды или блюдо, то всегда сначала нужно поесть или попить самому, такими недоверчивыми они были. Они думали, что еда может быть отравлена. По-немецки они почти совсем не говорят, но все же немного объясниться можно.

На следующий день к нам снова пришли двое русских. Они постучали в дверь, а так как мы не открыли, ее сломали. Двое прошли в мою комнату и с легкостью нашли мои часы, которые были недостаточно хорошо спрятаны. Видел ли ты мои наручные часы, которые я получила на Рождество? Так хорошо они шли, великолепная швейцарская работа. Ты, конечно, знаешь, на карманные и наручные часы они особенно зоркие. Если где-то их находят, то непременно забирают. Их излюбленный трюк спросить у пешехода: «Который час?» И тот, если еще не научен опытом, показывает свои часы, а русский сразу же их у него отнимает. У каждого из них, наверное, по десять часов. Еще они забрали у нас фотоаппарат. У Пауля совсем недавно отобрали часы и кожаную куртку (до них они тоже очень охочи), которая, к тому же, принадлежит г-ну Торну. Пауль думал, что теперь уже абсолютно безопасно, и вышел в куртке, а на обратном пути, недалеко от дома, русский снял с него куртку! Кроме того, в кармане у него оставался портмоне со всеми его деньгами (четыреста рейхсмарок), фотографиями и прочим. Но все это — совсем ничего в сравнении с тем, как обстоят дела в Гринцинге и вообще повсеместно в стране. Бедные люди полностью ограблены русскими, там иногда выносили даже мебель! Что стало с двумя чемоданами с одеждой и прочими вещами, которые мы пожертвовали в Нусбах в Верхней Австрии из-за бомбежек? Там сейчас американцы, они ни капли не лучше во всех отношениях.

Июнь 1945 г.

Теперь уже войне конец и мы надеемся, что скоро сможем писать тебе письма. Но большой вопрос: ты приедешь к нам, или мы к тебе? Я бы поехала сразу, но мама не хочет ехать.

Мне здесь больше ничего не нравиться, все ушло, все безнадежно. Русские забрали все автомобили, половину из них прикончили, а остальные они увезли. Как теперь все восстанавливать?

С продуктами дела не так плохи. По крайней мере, хлеба достаточно, полтора килограмма в день. Только жира очень мало. А масла нет совсем. Сейчас нам все время приходится есть хлеб с повидлом.

Русские войска уже ушли, остались только солдаты оккупационных групп. Их по-прежнему более чем достаточно. Большинство из них действительно милые люди, и только если пьяны, они становятся злыми. К счастью, он больше ничего не отнимают, только меняются. Один предлагал корову за часы, другой — 80 кг смальца за лейку² . Кстати, вот последние цены: жир — две тысячи марок за килограмм, одна сигарета — десять марок, и так далее. Снова открылись театр и кино, я хожу довольно часто. Бургтеатр играет в Ронахер театре, а Государственная опера в Народной опере. Видела «Сапфо» с Марией Айс — очень красиво. Самое большое событие этого месяца: в один прекрасный день, в канун Святой Троицы к нам зашел дядя Гокель, который побывал в концлагере!

Июль 1945 г.

Болею расстройством желудка, поэтому снова есть время для дневника. В последнее время я была очень занята. Столько всего накопилось, вот в какое богатое событиями время мы живем.

От моей болезни из всех симптомов осталась только диарея, но сильная, так что вынуждена лежать и беспрестанно есть сухари с чаем. Причем чай даже не русский, а препротивный заменитель, да еще угольные таблетки. Сильно похудела. От моих шестидесяти одного кг осталось всего пятьдесят пять с половиной! Сначала была сильная температура, 40,60. Потом она снизилась. Вот это и есть Венская болезнь, даже и не знаю никого, кто ею не переболел.

Продолжу про дядюшку Гокеля. Открыла я дверь и едва узнала его без бороды. Да и мы не ожидали, что дядюшка вернется живой после всего, что слышали. И вот он здесь — какая же это была встреча! И внешне хорошо выглядел, только уставший, и ноги опухшие. Сейчас расскажу, как ему это удалось. Он ведь от Флоссенбюрга, это в Верхней Баварии, пешком прошагал! Целых двадцать шесть дней до Линца, где заканчивалась американская зона, после Линца — русские, а переходить от американцев к русским и обратно очень тяжело. В Линце ему удалось всеми правдами и неправдами попасть на какой-то пароходик, добраться до Тульна, а туда по мосту через Дунай не пропускают, и лишь потом на поезде в Вену. Путешествовал дядя Гокель в лагерной одежде, в Баварии сельские жители относились к нему хорошо, кормили досыта, поэтому он и выглядел неплохо, когда вернулся. А вот через что ему в лагере пришлось пройти, это просто ужасно. Мы не перестаем удивляться, как он выжил там. Например, по мере приближения американцев, в лагере началось истребление заключенных: тринадцать тысяч человек построили и заставили маршировать трое суток. Еды и питья не давали. Кто не выдерживал и падал, того эсэсовцы расстреливали. Через три дня от тринадцати тысяч осталось шесть. Дорога была усыпана трупами, по сто на каждом километре. На четвертые сутки дядя Гокель сказал себе: если сегодня ничего не изменится, я не выдержу. Думал бежать. Но тут пришли американцы! Эсэсовцы удрали, а оставшихся заключенных освободили. Об остальных ужасах лагеря пусть он сам тебе расскажет.

Стали мы ждать и тетушку. Прошло уже две или три недели, а ее все не было. Дядя Гокель совсем отчаялся. В женском лагере Равенсбрюк происходили такие же ужасы. Равенсбрюк находится в Мекленбурге, никакой транспорт оттуда не ходит. Наконец, она вернулась. Изможденная, больная тетя бежала из лагеря и в одиночку пешком добиралась к нам через Берлин, Прагу, Брно и Братиславу! В дороге заболела тифом, это и задержало ее недели на четыре. Она еще не выздоровела, лежит в больнице. Дядя снял прекрасную меблированную квартиру бывшего нациста при детдоме в Хайлигенштадте. Там же сейчас живет и их дочка Фридль. Она совсем большая и такая славная. Все трое снова вместе, конец всем треволнениям петушка, курочки и кудахточки³ . Вот и вторая тетрадка кончается. Прошу, не сердись, что почерк мой становится все ужаснее.

Твоя Хельга

Тетрадь III

Август 1945 г.

Дорогой папа! Я должна тебе сказать, что тетрадей в линейку у нас больше не достать, бумаги не хватает, поэтому мне приходится писать тебе в этой некрасивой тетрадке. Ничего другого у меня нет, да и бумага в ней все-таки хорошая, писать удобно.

Я снова лежу в постели! Все еще расстройство желудка. Уже шестую неделю никакого облегчения. Сегодня совсем скрутило, я опять легла и ем суп из рук. Бедолага я, бедолага. Я не прибавляю в весе, и сил у меня совсем нет. Сейчас, в августе, у меня каникулы, я уже было пошла в школу после двухлетнего перерыва. В июле мы учились всего пять недель. Мне ведь пришлось уйти из школы в четвертом классе, но сейчас я все равно могла бы пойти вместе с остальными в седьмой. Я пропустила целиком шестой класс и три месяца в пятом. Впрочем, в прошлом году занятий все равно не было из-за нехватки угля, воздушных тревог и т. д. А сейчас я поняла, что все-таки так не получится, я слишком отстала. Особенно по математике. И еще по химии. Они уже прошли всю неорганику и немножко органики, а я в этом вообще ничего не смыслю. В общем, мне надо было столько всего нагонять, а седьмой класс к тому же самый сложный, так что я бы не справилась. Да и питание, особенно зимой, для такого дела не годится. Поэтому после долгих бесед с директрисой (очень приятной пожилой дамой-еврейкой, надворной советницей) и мамой я пойду осенью в шестой класс. Я, конечно, теряю таким образом год, зато мне не придется сильно перегружаться, потому что в пятом я пропустила только три месяца. А еще буду брать частные уроки по математике и химии.

Кажется, я тебе еще не писала о своем вступлении в «Свободную австрийскую молодежь». Это довольно приятная организация, мы устраиваем вечера с песнями и играми, спортивные вечера, у нас есть даже собственный театр, в котором каждый понедельник что-нибудь да ставят. Пока я посмотрела «Проказничать ему вздумалось», очень понравилось. Играла труппа искусных актеров. В следующий раз будет спектакль «Эмиль и детективы».

На этой неделе мы поедем отдыхать в Вальдфиртель на три недели. Надеюсь, еды хватит. Потому что здесь просто катастрофа! Все горох да бобы. Ладно, об этом позже…

А еще у нас, Свободной австрийской молодежи, есть собственный бассейн на Старом Дунае. Мои товарищи — очень милые ребята. Мы разделились на две группы: те, кому от десяти до четырнадцати лет, и те, кому от пятнадцати до восемнадцати. В нашей группе мы играем в пинг-понг, я на окружных соревнованиях в шестом округе всех переиграла. Дальше буду играть против других округов. Мне уже любопытно. Придется приехать из Вальдфиртеля прямо на турнир. Я же много лет играла в настольный теннис на стадионе, поэтому кое-что получается.

Мама и Пауль состоят в КП (Коммунистической партии), активно ходят на окружные собрания, слушают доклады. Я бы с удовольствием присоединилась, но для КП я слишком молода. Сейчас у каждой партии снова выпускается своя газета. У нашей КП — «Глас народа». Лучший оратор в КП — заместитель госсекретаря Эрнст Фишер. Он произносит речи так пылко и самозабвенно, что вдохновляет всех. Возглавляет коммунистическую партию Коплениг. Социалдемократическая партия еще ничего, а вот Народная — чудовищна. Одно название их газеты — «Малая народная газета» — говорит само за себя. Что-то есть в этой газете «мещанское», как говорит мама. Пишут всякие истории: у кого «золотая свадьба» и тому подобное. И в Народной партии скрывается много нацистов! Конечно, они никогда не были настоящими нацистами, а только христианами-социалистами!..

Мы были очень рады тому, что лейбористы одержали такую громкую победу! Мама даже выпила по этому поводу последнюю рюмку яичного коньяка, который берегла годами…

Ты наверняка слышал, что Вену разделили на четыре зоны оккупации. В нашем округе хозяйничают французы. У нас живут квартиранты: два французских офицера в одной комнате и третий в кабинете. Квартирант-венгр, что работал на Европейском радио, уехал. Но французов тогда здесь еще не было. Слава богу, мы трое говорим по-французски, так что можем общаться с ними.

Совсем недавно здесь побывали два американца — передавали нам привет от кого-то из Зальцбурга. Я легко смогла с ними объясниться, и была поражена тем, какой у них красивый английский. Англичане очень заносчивы и редко с кем начинают разговор, французы тоже почти ни с кем не разговаривают, а вот американцы общительнее. И только русские дружелюбнее и словоохотливее всех остальных. Правда, в Вене русских недолюбливают оттого, что они столько награбили. Зато я их очень люблю, как и все русское, и связанное с Россией. Я уже со многими пообщалась, оккупация ведь проникла повсюду, многие говорят по-немецки. Я хочу когда-нибудь поехать в Россию. Знаешь, русские больше всех ценят театр и искусство. Как-то раз сюда приезжали артисты из Москвы. Они просто божественны! Здесь у нас такого никогда не было. Русский балет и национальные танцы — это просто бесподобно! И певица, и пианист, и скрипач, и виолончелист — все были неподражаемы…

Сейчас я усердно занимаюсь русским, и у меня даже есть прогресс, хотя это совсем непросто. Обязательно хочу пойти на курсы. Но читать и писать я уже более или менее научилась. Я занимаюсь по лангеншайдтовской книжке.

Мечтать о профессии учительницы физкультуры я почти перестала. Как насчет устной переводчицы? Английского, французского и, наконец, русского. У меня ведь есть способности к языкам. Мне надо бы регулярно общаться с каким-нибудь англичанином или американцем, ну или французом, но не получается. Девушки в Вене все и так бегают за американцами — просто кошмар! Господи, что же они о нас думают?

Представляешь, сейчас я читаю русских авторов: Горького, Толстого, Чехова. Я в полном восторге от всех, только Достоевский мне пока не очень нравится. Но, может быть, понравится потом. Все равно я прочитала у него только «Двойника». Позже попробую почитать еще что-нибудь. «Анна Каренина» прекрасна, и Горький тоже. А еще я прочла Эптона Синклера, и теперь отдыхаю от социалистических книг типа «I am Dodsworth». Слава Богу, что в наш дом не попала бомба, и осталось много книг. Впереди еще столько прекрасных!

Я ходила на русские фильмы. Вот, например, в «Сталинграде» меня потрясли масштабы разрушений. Просто ошеломило то, что пережил русский народ, и что сделали немцы. Еще показался довольно интересным фильм «Битва за Вену». Последний фильм «Ленин в октябре» тоже очень понравился. Актеры сыграли прекрасно, и грим был отличный. Но, подумай только, в кино пришли люди, которые и понятия не имели, кто такой Ленин. Причем некоторые еще и смеялись, хотя фильм совершенно серьезный, а другие громко зевали, чтобы показать, как им скучно. Я не на шутку разозлилась.

Эх, папа, родной, у тебя же через пять дней — день рождения, твой пятьдесят второй день рождения, а мы все еще не вместе! Я уже так истосковалась по тебе! Хоть бы получить весточку или фотографию от тебя! Вечно ломаю голову, пытаясь предположить, как ты сейчас выглядишь, есть ли еще хоть один волос у тебя на лысинке? До сих пор ли ты такой полный, точно директор банка, как на давнем фото. В любом случае, в твой день рождения я буду думать о тебе больше, чем в какой-либо другой день. Мысленно посылаю тебе тысячи поцелуев. Знаешь, мне больше хочется самой поехать к тебе в Австралию, чем чтобы ты приехал. Ты меня так заинтриговал своими письмами о ней.

И вообще, о том, что ты делаешь, как ты поживаешь и каково там. Наш мистер Шиппер говорит, что Австралия — это идеальная страна. У вас хватает еды? Я изнываю по кофе и чаю. Сейчас нам причитается в день по четверти килограмма хлеба, 350 г зерновых и бобовых, 150 г сахара, 7 г сала, 250 г мяса; в месяц — по 50 г заменителя кофе и 400 г соли. Все. И с таким питанием надо жить! Это 900 калорий в день, а чтобы не навредить здоровью, в день нужно минимум 1800 калорий! Причем уже месяц мы живем без сала. Мяса тоже нет, и сахара нам еще не привезли (а в следующем месяце его вообще не будет)! Очевидно, зимой станет еще хуже; по крайней мере, четверти килограмма хлеба не обещают. Топить тоже будет нечем — это катастрофа. Газа у нас все так же нет, приходится готовить на электрической плитке, а это ужасно долго. Муки вообще не достать, в лучшем случае — ржаную, вместо хлеба, но она быстро расходуется. Мы выменяли немного муки за золото.

Бедная мама сильно похудела, представь, она весит всего пятьдесят два килограмма! Кроме того, теперь ей приходится намного больше работать, а я уже не могу помогать, так как хожу в школу. И прачки у нас нет. Но в остальном она вполне здорова.

Пауль осенью пойдет в технический институт. Отношения у нас, откровенно говоря, не наладились. Он меня так и не полюбил, хотя я его уже давно не раздражаю. Он любезен, только если ему от меня что-то нужно. Все остальное время он недовольный, ничего для меня не делает, ни о чем со мной не говорит и ничего мне не дает. Если я тайком беру у него книжки и читаю, а он замечает, то приходит в ярость. Пожалуй, на сегодня все, я писала три часа.

Сентябрь 1945 г.

Наступила осень, но погода стоит чудесная. Весь август и сентябрь каждый новый день был краше другого! Тем временем я успела отдохнуть две недели в лесу, в лагере Свободной австрийской молодежи. Я провела там остаток каникул, и теперь снова хожу в школу.

Немного о лагере. Поначалу у меня было впечатление, что поездку для нас так и не устроят, но потом обстоятельства сложились так, что мы все-таки отправились на экскурсию в замок, расположенный в местечке Лангеншлаг, недалеко от Гмюнда. Всего нас было пятьдесят парней и девушек в возрасте от восьми до восемнадцати лет. Поездка длилась полтора дня. Ты не поверишь, но людям приходилось ехать на крыше вагонов, поскольку поезда были переполнены!

В лагере обильно и хорошо кормили. Например, нам давали кофе с молоком, штрудель с маком и так далее, — лакомства, которых мы долго были лишены. Погода стояла великолепная, красивая природа вокруг, и все было бы просто замечательно, если бы не друзья и подруги по лагерю! В Вене я знала их как очень милых людей, а здесь они показали себя во всей красе. Они оказались довольно примитивными и совершенно не заинтересованными в чем-либо серьезном! К тому же все они совершенно не развиты духовно. Я была разочарована, и держалась в сторонке. Не было ни одной девчонки или парня из старшей школы. К слову, и я там никому толком не нравилась, потому что не говорила на их диалекте, потому что попросту его не знала. Я немного говорила с ними по-венски, но… Откровенно говоря, все считали меня уроженкой имперской Германии.

Там, в сельской местности, у крестьян было все: мука, сало, яйца, мак и проч. Их можно было выменять на вещи (одежду, обувь). Увы, я ничего с собой не захватила. И очень огорчилась по этому поводу, поскольку дома у меня очень много старых платьев и обуви. Единственное, что я привезла домой, так это полный рюкзак картошки — того, что у нас дома не было. Еще на обратном пути какой-то русский подарил мне два килограмма хлеба, прекрасный кусок солонины и сахар. Мы мило побеседовали, он говорил по-немецки. Если честно, я судорожно ищу курсы по русскому языку, но все языковые школы переполнены, а частных учителей найти невозможно.

В шестом классе неплохо, даже одноклассницы и учительницы приятные. Правда учебный план еще не утвержден, поэтому у нас очень странное расписание. В этом году нет уже физики и химии, только биология, и нужно выбирать между искусством (рисование, история искусств) и музыкой. Я решила изучать искусство. Еще отменили французский. Наверное, поставят какой-нибудь славянский язык. Короче, сплошная неразбериха. Кроме того, сначала нужно получить одобрение от всех четырех оккупационных властей. Уроки латыни проходят сейчас достаточно часто, поскольку нужно наверстывать упущенное. Мы начали изучать ее только в шестом классе. В общем, я сейчас немного опережаю других учеников, потому что учила латынь раньше. По математике и химии беру дополнительные занятие у ученицы из старшего класса, так что скоро нагоню материал. Хотя химия мне особо не нужна. Но я очень довольна своим репетитором, она прекрасно все объясняет.

Английский у нас преподает директриса, о которой я уже писала. Она просто замечательная. Пожалуй, самая лучшая из тех, кто меня учил. У нее отличное произношение, и она всегда следит, чтобы мы правильно произносили звуки. Я в восторге от нее, и ей я тоже нравлюсь.

После окончания уроков у нас «кормление». Так сейчас делают во всех венских школах. Каждый ребенок получает половник (четверть литра) жирного супа и булочку. Не сказать, что еда превосходная, но надеюсь, что со временем будет лучше. Суп, в основном, из крупы, гороха и фасоли и, при этом, плохо посолен; булочка, как правило, жесткая. Но это лучше, чем совсем ничего. Правда, когда я прихожу домой, я, само собой разумеется, съедаю весь обед, поскольку сыт той едой не будешь. Я так много ела в Лангшлаге, что растянула желудок, и теперь никак не могу насытиться. Да, совсем забыла тебе сказать, что за двенадцать дней отдыха я поправилась на три килограмма! Теперь я снова хорошо выгляжу (все люди постоянно говорят мне об этом) и теперь, через три месяца, мой желудок снова в полном порядке.

Расскажу о ситуации с питанием. Она улучшилась. Ежедневно мы получаем примерно полторы тысячи калорий вместо восьмисот восьмидесяти. В основном, хлеб. Среднестатистический потребитель получает 400 граммов хлеба и немного других продуктов. Рабочие и работники тяжелого физического труда получают больше хлеба и остальной еды. Но мы едим один только хлеб, а покупаем и муку. Теперь мы получаем американскую муку, белоснежную, тонкого помола, и печем из нее булочки. Венцы годами не видели и не ели чего-либо подобного, поэтому все с восторгом набрасываются на нее. Теперь пекари сами замешивают муку, и это уже хорошо. Сала, мяса и сахара осталось очень-очень мало. На этом все. Да, на 30 грамм золота можно выменять 30 кг муки и запастись ею на зиму. С готовкой дела обстоят плохо. Приходится делать это с помощью электрического примуса, на плите можно готовить только по субботам и средам. У нас даже нет угля на зиму!

С 1 сентября с нами по соседству живет француз. Он офицер авиации, очень милый. Мы с ним говорим не по-французски, а по-английски, потому что я с трудом понимаю его французский. Хотя, когда мы беседуем на английском, мне тоже приходится напрягаться, так как он говорит тихо и неразборчиво. Хотя английский у него неплохой (и хорошее произношение, что редкость для французов), поскольку он жил в Нью-Йорке.

В кино мне особенно понравились два французских фильма: «Элен» и «Таинственный дом», и русский фильм «Музыкальные истории». Сейчас в кино идут и американские фильмы, но я не была ни на одном. Слышала, что они довольно глупые.

Я посмотрела «Европейский вечер одноактных пьес» (А. Чехов «Предложение», Ж. Куртелин «Канатная дорога», Иог. Нестрой «Ранние отношения»), современную английскую пьесу «Конвей» в Йозефштадтском театре и «Девушку из пригорода» Нестроя в Бургтеатре. Все три были очень-очень славными. Побывала в опере на «Севильском цирюльнике». Это было просто великолепно.

А сегодня я была на чтениях «Натана Мудрого», текст читал господин Тиллер, отец моей подруги Нади. По-моему, я уже рассказывала тебе о нем. Однажды он читал нам «Фауста».

В октябре снова открывается театр в Вене. Мы сможем ходить туда чаще, это совсем недалеко от дома. Там ставят классическую оперу. К слову, сейчас очень легко достать билеты в театр. Я просто иду в районное отделение коммунистической партии и заказываю пригласительные.

Мне нужно сейчас ходить в школу, но я не хожу, потому что страдаю чем-то вроде церебрального менингита и не могу пошевелить головой. Вообще, я выгляжу, как хромая курица, так как даже ходить нормально не получается. На левой ступне, в районе пальцев у меня что-то вроде ушиба, и обувь надевать мучительно больно, босиком легче. Конечно, я была на приеме у ортопеда. Он дал мне ряд указаний и добавил, что выздороветь я смогу, только следуя его предписаниями. Я выполняла все его предписания в течение нескольких месяцев, но лучше, увы, не стало. Ужасно неприятно, приходится много ходить: в школу на уроки и т. д., а трамваи до сих пор не запустили. К тому же мне нельзя заниматься спортом, что меня сильно огорчает. От Свободной австрийской молодежи я буду посещать рабочий союз. Это очень хорошо.

Да, у меня нет теперь нормальной обуви, вся стала слишком мала. Приходится ходить в старых ботинках Пауля сорок первого размера! Да еще и зрение ухудшилось. Я теперь вижу так же плохо, как мама. Прежние очки слишком слабые, а новых не достать, поэтому я ничего не вижу. Везде: в школе, в театре — очень неудобно.

Октябрь 1945 г.

В школе не так много новостей. Обеды стали гораздо лучше, иногда подают молочную лапшу, а недавно был пирог с посыпкой. Школу нечем топить, поэтому у нас будут долгие зимние каникулы; как минимум, весь декабрь и январь. Даже дома ситуация катастрофическая. Мы жутко замерзаем. Кроме того, и на улице очень холодно, хотя только начало октября. Потребление тока тоже ограничено из-за нехватки угля, так что часто использовать электрическую плитку не получается.

Ситуация с продовольствием немного наладилась. Вкусных булочек больше нет, но зато есть очень хороший ржаной хлеб. Недавно впервые за много лет я съела кусочек шоколада. На днях к нам в гости приходил американец, друг нашей квартирантки. Он подарил мне жевательную резинку (правда, она отвратительная). Впрочем, мы хорошо с ним пообщались. Я все понимала, но говорить самой как-то не получалось. С нашим французом я вообще не разговариваю, он очень невежливый. Он никогда со мной не здоровается.

Я снова хожу два раза в неделю на французский. И очень хочу начать учить русский на каких-нибудь курсах. Фортепиано я отложила на потом.

Когда я чувствую грусть или одиночество, то сразу же беру дневник, и становится легче. Близкой подруги у меня нет. Есть две хорошие подруги, но настоящими (по моим представлениям) их назвать нельзя.

Декабрь 1945 г.

Даже хорошая книга рано или поздно ветшает. Прошел целый месяц, и по-прежнему ни одной весточки от тебя. Я ужасно волнуюсь, ведь мы отправили тебе целую пачку писем через француза! Совершенно непонятно, почему от тебя ничего не приходит. Письмо от тебя было бы самым лучшим подарком на Рождество. О, если бы хоть одно пришло!

Топить у нас по-прежнему нечем. И дома, и в школе я сижу в пальто. В школе у нас ежедневно по три урока. Кормят, как и раньше, но в последнее время подают один гороховый суп. Дома по понедельникам и четвергам (в обед и вечером) мы едим горох, по вторникам и пятницам фасоль, а по средам, субботам и воскресеньям что-нибудь из картошки или мучное. И так каждую неделю. Ты можешь себе это представить? Нет! Горох в Вене стал предметом шуток. Такое разнообразие супов: суп с тмином, суп из манки, гороховый или фасолевый суп. Овощей совсем нет. Даже картошка почти закончилась. Фруктов я не ела несколько месяцев. Даже наши запасы сахара скоро совсем иссякнут. Завтрак состоит из кофейного суррогата с кусочком сахарина и корочкой сухого хлеба. Сливочного масла, тоже нет. Сала совсем мало. Мяса тоже. Иногда нам выдают яичный порошок, почти такой же хороший, как и свежее яйцо.

Любопытно, что же мы получим к Рождеству? Рождественской елки в этом году не будет. В Австрии не хватает угля. Из-за этого не ходят поезда, и к нам ничего не ввозится. А главный виновник всего этого — демаркационная линия. В Каринтии, Штирии, Зальцбурге и их окрестностях есть все, а у нас нет ничего. На протяжении нескольких месяцев твердят, что линию скоро уберут, но до сих пор ничего не сделано.

Ноябрь был насыщенным. Я имею в виду выборы. Думаю, ты слышал о результатах. Можешь представить себе наше настроение? Такого поражения мы не ожидали. Мы думали, что коммунисты получат хотя бы десять процентов голосов. В итоге, они получили пять процентов! Мы также не думали, что социалисты проиграют. Но в таком исходе выборов виноваты прежде всего женщины (шестьдесят восемь процентов женщин и всего тридцать два процента мужчин), среди которых так много старых святош. И то, как повели себя русские, тоже было чревато последствиями. Я абсолютно не держу на них зла. Достаточно вспомнить, что немцы (да и австрийцы) принесли России много горя. Но крестьяне, те, кто пострадал от мародерства, и жители города разгневаны и не выбрали коммунистов только для того, чтобы быть в оппозиции по отношению к русским. Народ совершенно не учится на своих ошибках и опять идет по старому пути. Под влиянием соседних стран выбран поворот налево. Лишь мы остались реакционерами. Это действительно ужасно. Я эмигрирую в Россию.

Доктор Карл Реннер, конечно, лишится своих полномочий, а Фигль, лидер Австрийской народной партии, станет Бундесканцлером. Они называют себя народной партией, но к народу не имеют никакого отношения. Это партия капиталистов и реакционеров, и в их рядах очень, очень много тайных нацистов, как можно увидеть из их вопроса: «Обязаны ли нацисты выбирать или нет?» Они голосовали за то, чтобы «бедные» нацисты, чьи интересы постоянно ущемляют в партии, имели право голоса, чтобы таким образом заполучить себе больше голосов. Поскольку коммунисты отклонили предложение, до этого дело не дошло. Но, несмотря на это, мы выбрали много нацистов, которые заполучили свои голоса обманом.

Как я уже сказала, из-за того, что нацистов поддерживали, против них больше не предпринималось никаких мер. Они получили обратно свои квартиры, которые у них отобрали злые социалисты и коммунисты, и были восстановлены на прежних должностях. Боюсь, такими темпами снова введут гитлеровское приветствие. Или я заблуждаюсь? Что ж, посмотрим. Дядя Гокель тоже приуныл. Он был полон надежд. И того, что в Вене не будет продлеваться мандат, и другие страны так далеко уйдут вперед, тоже никто не ожидал.

На следующей неделе марки заменят на шиллинги. Предварительно 1 марка будет равна 1 шиллингу. Но, скорее всего, ситуация поменяется, потому что деньги почти совсем обесценились. Я плохо разбираюсь в этом. Посмотрим.

Я довольно часто бываю в театре, пока есть деньги. Последнее, на что я ходила, была «Хедда Габлер» в Академическом театре с Германом Тимигом и Хильде Вагенер в главных ролях. Это было красиво, очень красиво. Еще я слушала русский хор. Просто чудесно! Я могла бы хоть сто раз прослушать этот концерт. Ничего прекраснее я еще не слышала. Исполняли русские народные песни. Ходила также на «Трудный характер» (Хофманшталя) в Йозефштадский театр с Эдтофером в главной роли. Это тоже было восхитительно.

У меня есть абонемент в Венскую филармонию. Первый раз я слушала там четвертую симфонию Чайковского, очень красиво и необычно. Во второй раз исполняли «Киндертоттенлидер» Густава Малера и восьмую симфонию Брукнера. Они были очень длинными и немного тяжелыми для меня. Большим событием стала симфония нового русского композитора Шостаковича, так называемая, седьмая или «Ленинградская» симфония, так как она была написала во время блокады Ленинграда. Выдающееся произведение. Такое же длинное, как и восьмая симфония Брукнера (80 мин.), но я была в восторге. А до этого звучала также четвертая симфония Чайковского «1812». Все вместе было организовано по случаю двадцать восьмой годовщины Советского Союза. Приветствие прозвучало из уст маршала Конева. У него такое круглое, лучистое лицо со сверкающей лысиной. Мне он очень понравился.

Посмотрела много хороших фильмов. Например, мне понравился английский фильм «Воскресение» по роману Толстого и «Золотая лихорадка» Чаплина. «Рембрандт» — тоже прекрасное кино. Я хорошо понимала реплики, и, кроме того, были субтитры на немецком. Следующий фильм, который я хочу посмотреть, французский. Говорят, первоклассная картина, «Le’eternelle retour» (Вечное дерево). В «Скала» идет сейчас «Мадам Кюри», должно быть тоже очень интересно.

5 декабря. Ровно год, как повесили бедного Вольфи, о котором я тебе рассказывала. Это то, чего мне никогда не забыть. Его сестра Сузи теперь учится в университете в Вене. У наших знакомых все хорошо. Только господин Кригер недавно внезапно скончался.

Думаю, это все. Мне полегчало. Шлю тебе мысленно тысячу поцелуев!

Ноябрь 1947 г.

Дорогой папочка!

Посылаю тебе три моих дневника, а, лучше сказать, тетради. Они очень скромные. К сожалению, я слишком поздно начала этим заниматься. Я больше не веду дневник, поскольку мы уже можем обмениваться письмами. Мне очень многое хотелось бы сказать тебе, потому что невозможно передать все в письме. В любом случае, сейчас, когда я перелистываю тетради, многое кажется уже совсем не важным, а иногда даже неправильным. Все же я отправляю их тебе, так как они отражают мои тогдашние чувства и переживания.

Целую крепко-крепко,

твоя Мышка.