Журнальный мир

В августе прошлого года разведчики войск правопорядка обезглавили так называемый «Имарат Кавказ»

Ирбис, или снежный барс, — один из самых опасных хищников Кавказских гор. Он охотится или скрадом, подползая к добыче, или атакуя из-за укрытия.

И редко кто уходит от его цепких лап. Наверное, именно поэтому ирбис стал символом астраханского разведывательного отряда войск национальной гвардии, бойцы которого уже более десяти лет ведут охоту на бандитов.

ВЕРЕНИЦА бронированных «Уралов» неслась по ровной нитке шоссе, быстро приближаясь к отрогам гор. Фары мощными пучками света пробивали утренний туман, стелившийся над трассой мягким белым одеялом.

Солнце, едва выкатившись из-за горизонта, играло жёлто-розовыми бликами на линзах баллистических очков, покоившихся на шлемах, то и дело ослепляя сидевших в кузове солдат.

Старший сержант Иса Рамаданов наслаждался моментом, стараясь по максимуму передохнуть перед спецоперацией. Хоть и служил он в разведке уже восьмой год, а никак не мог привыкнуть и побороть то чувство тревоги, что каждый раз перед выходом на боевые зарождалось в душе.

Исе недавно исполнилось тридцать шесть лет. Из них ровно половину он вычищал родной Кавказ от бандитов. Начал ещё срочником во Вторую чеченскую кампанию — воевал в оперативной части Внутренних войск. На память о тех событиях на шее чуть ниже затылка остался шрам — это в начале 2000-го в Аргунском ущелье их колонна попала под обстрел, и молодого солдата ранило осколком гранаты, выпущенной из АГС.

Уволившись в запас, устроился в махачкалинскую милицию, где честно прослужил почти десять лет. В конце 2009 года после сокращений в райотделе он вернулся во Внутренние войска, подписав контракт в астраханском разведывательном батальоне, в котором и служит до сей поры.

«Уралы» сбросили скорость и стали вилять по серпантину. Иса смотрел на дорогу и окрестности, в памяти возникали картины из прошлого: вот он, шестилетний, мчится по этой самой дороге на машине с отцом Русланом Магомедовичем, ветеринаром, которого знали и уважали все жители близлежащих районов. Ещё цел Союз, и в ущельях не гремят выстрелы и взрывы.

Середина девяностых. Они на старенькой «шестёрке» едут продавать турецкий ширпотреб. Отец, поседевший за пару лет, уже не лечит животных. Чтобы прокормить семью, он вынужден осваивать противную ему, до мозга костей советскому человеку, торговлю или, вернее сказать, спекуляцию. И часто с грустью будет повторять одно и то же четверостишие своего любимого поэта Расула Гамзатова:

На мой Дагестан я с тоскою гляжу,

Он скорчился, как от ожога,

До боли знакомого не нахожу,

Так много в нём стало чужого.

В августе 1999-го боевики нападут на его родной Дагестан. Руслан Магомедович, провожая сына в армию, подарит ему небольшой томик Гамзатова. С этой книжкой Иса редко расставался. Она и сейчас лежит в его потрёпанной «эрдэшке». Товарищи-разведчики, узнав об увлечении сослуживца, начали называть его Поэтом. Со временем прозвище стало позывным…

— Иса, а ты знаешь, кого мы ловить едем? — прервал размышления старшего сержанта сидевший рядом боец.

— Бандитов, — коротко ответил Рамаданов.

Колонна, выйдя из Гимринского автодорожного тоннеля, миновала безымянный аул.

— Вон, посмотри. — Иса, легонько ткнув товарища в бок, кивком указал на сидевших вдоль дороги женщин, облачённых во всё чёрное. Те смотрели куда-то вверх, в сторону возвышавшегося справа от дороги горного хребта, и плакали. — Видимо, кто-то из их родственников в тех ущельях прячется. За ними и идём.

СТОЛ был накрыт с вечера. Патимат, стройная женщина лет тридцати, ждала гостей. В дверь постучали только поздно ночью. Услышав знакомый стук — четыре коротких удара, — она быстро вышла из дома и открыла калитку. Во двор вошли трое мужчин в маскхалатах.

— Никто за твоим домом не следит? — поинтересовался явно нервничавший крепко сбитый бородач.

— Нет, Магомед, всё чисто. Я проверяла несколько раз, как ты учил.

— Вот и хорошо. Пошли есть, братья. Здесь мы в безопасности, — обратился он к своим спутникам.

Поздний ужин успокоил ночных гостей. За поданным хозяйкой горячим чаем и десертом они окончательно расслабились и повели спокойный разговор.

Только вот шёл он не о торговле, животноводстве или проблемах выращивания винограда. Троица обсуждала будущие вылазки против кафиров.

— Магомед, а женщина надёжная? — спросил второй гость.

— Надёжней некуда, — с ухмылкой ответил бородач. — Я её со школы знаю.

Спутники Магомеда одобрительно закивали в ответ. Патимат действительно можно было доверять: двое её мужей были «борцами за веру». Оба были уничтожены в ходе спецопераций, и женщина осталась с тремя детьми. Кафиров она презирала и старалась помогать бандподполью, что, правда, не мешало ей получать все социальные пособия от ненавистного государства.

Двое из пришедших к ней этой ночью были важными персонами у кавказских боевиков. Того, что постарше, звали Магомедом Сулеймановым, или, как он сам любил себя называть, Абу-Усманом Гимринским. Его имя входило в список самых разыскиваемых российскими спецслужбами боевиков.

Сулейманов окончил светско-шариатский университет Фатх аль-Ислами в Сирии. В 2000-х читал проповеди в центральной мечети города Гимры. В 2007 году стал участником бандподполья, правда, спустя год сложил оружие, попал под амнистию. Однако после убийства в 2009-м известного богослова Муртузали Магомедова Сулейманов снова вернулся в лес. Спустя три года именно Сулейманов вынес смертный приговор известному в Дагестане религиозному деятелю шейху Саиду-афанди Чиркейскому. Взрыв совершила смертница Алла Сапрыкина, вошедшая в дом шейха под видом паломницы.

В мае 2015 года его бандитская карьера достигла наивысшей точки — Абу-Усмана избрали лидером «Имарата Кавказ».

Рядом с Сулеймановым сидел его ближайший подельник Камиль Саидов, руководивший боевиками всего Дагестана. Он находился в федеральном розыске уже девять лет. Крови на руках Саидова было не меньше, чем у его шефа: он принимал участие в осуществлении десятка терактов, одним из которых стал подрыв смертника в 2011 году в московском аэропорту Домодедово.

Самым молодым из троих был дальний родственник Абу-Усмана Омар Сулейманов, служивший у того охранником и доверенным лицом.

Бандиты, попивая давно остывший чай, вели неспешный разговор, когда в кармане Магомеда запиликал мобильник. Абу-Усман не ответил. Он посмотрел на входящий номер и резко изменился в лице.

— Нас выследили, пора уходить, — бросил он подельникам и стал быстро собираться. Накинул куртку, вытащил из-под подушки новенький австрийский «Глок» и сунул ствол в боковой карман.

Омар и Камиль последовали его примеру.

— Куда? — спросил Саидов.

— Тут недалеко, километра три. Помнишь базу, на которой зимой стояли? Вот туда и рванём. Только на саму базу соваться не будем, невдалеке от неё есть хороший схрон. Пересидим день, а ночью утечём по ущелью.

РАЗВЕДЧИКОВ высадили километрах в четырёх от Гимринского тоннеля. Спешившись, они тут же развернулись в боевой порядок и двинулись вверх. Идти было тяжело: дорогу окружали скалы, порой такие отвесные, что даже мох не мог удержаться на них.

Иса со своей тройкой шёл слева. Всё его внимание было приковано к каменным глыбам, за каждой из которых мог скрываться противник. Он уже знал, что в этот раз отряд охотится не за простыми боевиками: по оперативной информации где-то в округе спрятались трое или четверо матёрых террористов, на чьей совести множество человеческих жизней: аварцев и русских, табасаранцев и лезгин, даргинцев и кумыков.

Вскоре группа вышла на пологий склон, по которому должен был проходить рубеж блокирования. Ожила рация:

— …лапами несчастную птаху.

Спустя некоторое время из-за ближних вершин появились две вертушки. Кромсая разреженный горный воздух лопастями, они проскочили над позициями разведчиков и скрылись из виду. Не прошло и пяти минут, как откуда-то сверху послышался гром бомбовых разрывов и треск пулемётных очередей.

«Как и кречет, добычу нашли», — подумал Иса.

Едва отстрелялась эта пара, как ей на смену пришла вторая, а потом и третья.

«Наши явно не жалеют боеприпасов, значит, в квадрате засел кто-то серьёзный», — размышлял Иса, прислушиваясь к грохоту.

Спустя час вертолёты ушли на базу, а разведчики получили новый приказ: выйти в район бомбёжки и тщательно его досмотреть.

Идти тяжело: вновь почти отвесные скалы, поросшие редким кустарником и выгоревшей травой; сделаешь неаккуратный шаг, и нога съезжает вниз, скидывая на головы идущих сзади брызги мелких камней. Помимо этого пришлось нарушить боевой порядок и подниматься в колонну по одному, став на время восхождения удобной мишенью для опытных стрелков.

Преодолев крутой подъём, группа очутилась на небольшом плато, полукругом опоясанном ущельем. Наконец-то можно растянуться цепью! Отдышавшись и выровнявшись, разведчики пошли дальше. До конечной точки оставался примерно километр: предстояло, миновав плато, вскарабкаться ещё на одну горку — хоть и высокую, но пологую — и там всего метров триста ходу до нового рубежа блокирования.

МЛАДШИЙ сержант Решад Рустамов шёл первым в головном дозоре. Он издали приметил одиноко стоявший на холме большой камень, вокруг которого, сплетая ветви в причудливые узоры, рос колючий астрагал. Пройдя ещё метров двадцать, Решад подал сигнал «внимание» и стал аккуратно подниматься вверх.

Сержант не успел сделать и десяти шагов, как из-за того валуна почти в упор загрохотал автомат. Решад инстинктивно припал к земле, дал в сторону противника длинную очередь и что есть мочи прокричал:

— К бою!

Враг пока не видел остальных разведчиков. Решад, понимая, что сейчас именно от его действий зависит, смогут ли товарищи быстро вступить в схватку, решил отвлечь внимание стрелка на себя. Выстрелив пару раз в сторону валуна, он в два прыжка сменил позицию и снова открыл огонь. Три очереди — и новая перебежка. Вот только на той стороне сидел не новичок. Быстро поняв, что первый номер «головняка» отвлекает его внимание, боевик выцелил перемещавшегося разведчика и нажал на спусковой крючок.

Две пули из той очереди попали Решаду в правую руку, раздробив кость. Младший сержант вскрикнул от боли. Но те секунды, что он выиграл, позволили основным силам разведчиков сориентироваться и ответить дружным огнём. Автомат боевика стал захлёбываться и вскоре замолчал.

Рамаданов не видел происходившего в центре боевого порядка. Лишь краем глаза смог разглядеть, как к раненому бросился на помощь медик рядовой Рамзан Ханбиев, начавший оказывать первую помощь под огнём. У старшего сержанта были проблемы посерьёзней: как черти из табакерки, откуда-то вынырнули двое бандитов и принялись долбить по группе Рамаданова. Огонь был не прицельным, но плотным. Благо, противник находился на горке, и пули пролетали над головами.

Иса с товарищами достали гранаты и кинули их в сторону бандитов. Одну, вторую, третью — без результата: осколки не достали укрывавшихся за камнями боевиков. В ответ в разведчиков тоже полетели «подарки» — самодельные гранаты — «хаттабки». К счастью, враги кидали их наугад, поэтому тройку Рамаданова лишь оглушило близкими разрывами.

— Поэт, живой? — закричала рация Исы.

— У меня все целы, командир.

— Отлично! Тогда не спи: эти живчики вас закидали и под шумок решили вон на ту горку слева взобраться. Не дай им этого сделать! Рви со своими что есть мочи, но опереди их. Если «духи» там окажутся первыми, то перещёлкают нас всех, как в тире, и утекут по ущелью. Понял?

Дважды Рамаданову объяснять было не надо: оставив одного бойца на прикрытии, он с двумя другими ринулся вверх по склону. Иса не успел толком взобраться на этот холмик, как из-за противоположного его ската высунулся боевик.

— Дави его! — приказал он своим разведчикам.

«Дух» бежал быстро и даже успевал огрызаться огнём, однако не сделал и десятка шагов, как что-то сильно ударило его в левое плечо, крутануло и бросило на землю.

Сразу за ним поднялся второй. Иса начал было стрелять по нему, но в этот момент снизу заработал ПКМ. Пулемётчик срезал «духа» первой же очередью.

Всё было кончено. Тишина, наступившая после огненной какофонии, давила на уши. Разведчики осматривали место боя. Вскоре выяснилось, какая добыча досталась «Ирбису»…

ИСА снял шлем и, поправив болтавшийся сзади «пятиточечник», сел на землю, нагревшуюся за длинный жаркий день. Прислонившись спиной к валуну, достал флягу, сделал пару глотков и закурил, устало глядя на спускающееся за горы солнце. Покопавшись в рюкзаке, достал потрёпанный сборник Гамзатова, открыл его на последней странице:

Живите долго, праведно живите,

Стремясь весь мир к собратству сопричесть,

И никакой из наций не хулите,

Храня в зените собственную честь…

В материале описаны реальные события. Имена, фамилии и позывные разведчиков изменены.

ОН ПРОСТО ДЕЛАЛ СВОЮ РАБОТУ

В детстве у Владимира Миронова было две мечты: носить голубой берет десантника и совершить подвиг.

Обе сбылись. Только берет краповый. Его и орден Мужества офицер получил после того, как вытащил из-под огня раненых сослуживцев.

10 марта 2000 года. Комсомольское

КАПЛИ холодного дождя, падая на лицо, скатывались вниз, оставляя на покрытой копотью и грязью коже светлые борозды. Он чувствовал, что кто-то копошится у его ног, периодически причиняя боль. Хотелось дать пинка, чтобы тот незнакомец отстал, но сил не было. Даже связать одну мысль с другой удавалось с трудом.

Наконец копошение прекратилось.

— Мирон, не волнуйся. Крови прилично потерял, но до медсанбата дотянешь. А вот и товарища тебе принесли, чтобы ехать нескучно было.

Едва приоткрыв глаза, он увидел, как рядом кого-то положили.

— О, Володя! Живой! — произнёс знакомый голос.

Сквозь промедоловый дурман он узнал капитана Рашида Хусаинова, командира группы спецназа, вместе с которой Миронов последние трое суток воевал в Комсомольском.

Капитану он не ответил, лишь изобразил на лице подобие улыбки. И сразу же почувствовал, как проваливается в сон.

В памяти, словно части лоскутного одеяла, возникали то одни, то другие сюжеты. Беззаботное детство в селе Роднички, что на Волгоградчине… Мозолистые, пропитанные маслом и солидолом руки отца, в очередной раз чинящего детский велосипед… Чистые, привыкшие к деревенскому труду ладони мамы, заботливо ставящей на стол тарелку ухи, наваренной из рыбы, которую они с отцом наловили рано утром…

Путешествие в далёкий Ленинград, куда Володя, окончив медучилище, поехал поступать в Военно-медицинскую академию… И сразу за этим — присяга на плацу ивдельской конвойной бригады, затерявшейся среди непролазных уральских лесов, в которой остался служить после срочной.

«А ведь эта война началась для меня ровно пять лет назад», — подумал Миронов, окончательно проваливаясь в забытьё.

7 марта 1995 года. Ивдель

ПРАПОРЩИК Миронов собирался на службу тихо: в комнате на родительской кровати сопел десятимесячный Ромка, уснувший только под утро.

Надев форму, Владимир по привычке повернулся к зеркалу, окинув себя оценивающим взглядом.

«Красавец мужчина в полном расцвете сил, — вспомнил он слова из мультика. — Ещё бы денег домой приносил, вообще бы мне цены не было!»

Время было голодное: мизерной зарплаты военным хватало лишь на то, чтобы раздать долги, образовавшиеся за несколько месяцев безденежья. Питались с подсобного хозяйства да дарами природы, благо, в лес на охоту или по ягоды-грибы идти было недалеко.

От этих мыслей его отвлёк шёпот Натальи.

— Володя, держи, — сказала она, протягивая ему руку.

В ладони жены были зажаты с десяток банкнот.

— Я тут сберегла немного… Завтра праздник, купи что-нибудь к столу.

— Хорошо. — Он поцеловал её на прощанье и пошёл в часть.

Владимир всегда поражался, как Наталье удавалось при таком их бедственном положении выкраивать немного денег про запас.

Размышляя о хлебе насущном и грядущем празднике, Владимир не заметил, как миновал КПП. Не успел раздеться у себя в медпункте, как зазвонил телефон. Трубка голосом помдежа решительно приказала прийти в штаб и ознакомиться с какой-то телеграммой.

— А что хоть за бумага-то? — поинтересовался прапорщик.

— Сам увидишь…

Домой Миронов не шёл, а летел: в нагрудном кармане у него лежала увесистая пачка купюр — денежное довольствие за четыре месяца.

На пороге его встретила удивлённая ранним приходом жена. Поцеловала.

— Вов, а где продукты, что я просила купить? — спросила Наталья, увидев пустые руки мужа.

Миронов, расстегнув верхние пуговицы бушлата, сперва извлёк из кармана деньги, а потом небольшой сероватый листок бумаги.

— Праздник у нас, родная, в этом году особенный, — с грустью ответил он.

Наталья быстро пробежала глазами по напечатанному тексту, чуть не упала в обморок: восьмого марта прапорщику Миронову следовало прибыть в Екатеринбург, а оттуда вылететь бортом на Северный Кавказ.

Ноябрь 1995 года. Грозный

— НУ, ДАСТ БОГ, и в этот раз всё нормально пройдёт, — напутствовала Владимира супруга, собирая во вторую командировку.

Первая прошла на удивление спокойно: батальон, к которому прикомандировали Миронова, охранял участок дороги недалеко от Грозного. И хоть по ней регулярно ходили колонны федеральных сил, каких-либо серьёзных нападений на взводные опорные пункты за полтора месяца не было. Возвращаясь домой в канун первомайских праздников, Владимир поймал себя на мысли, что войны-то он толком и не видел, а вся его медицинская работа сводилась к залечиванию солдатских мозолей, лёгких царапин и порезов.

Чувство, что вторая командировка не будет столь же лёгкой, появилось у прапорщика, когда он узнал, что на этот раз базироваться они будут в самом Грозном.

Бронетранспортёр нёсся по улицам, сбавляя скорость только на поворотах. Раскорячившийся на броне Миронов старался держаться как можно крепче, чтобы не улететь на землю при очередном лихом манёвре.

«Жаловался, дурачок, что войны не видел, теперь вот на€, смотри», — размышлял Владимир, рассматривая искромсанные пулями, снарядами и минами улицы когда-то красивого города. Что-то подсказывало, что в этот раз одними пластырями его медицинская работа не ограничится.

Резкое торможение вернуло его к действительности.

— Прапорщик, твоя остановка. Вон там ваш батальон квартирует, — крикнул ему старший машины, указывая на полуразрушенное здание Совмина.

Спрыгнув с брони, Миронов поспешил к дому. Через пятнадцать минут он уже представлялся комбату.

— Оружие есть с собой?

— Никак нет, товарищ подполковник.

— А что есть?

— Две банки консервированных грибов и две бутылки водки.

— Хороший арсенал, — улыбнувшись, сказал комбат. — Ладно, иди вооружайся. Твои дни и ночи теперь будут наполнены морем эмоций. Положительных и не очень. Причём вторых, скорее всего, будет больше…

Днём то тут, то там слышались одиночные выстрелы и короткие очереди. Едва темнело, как они звучали много чаще, расчерчивая небо длинными полосами трассеров.

Миронов спал на старом матрасе, одной рукой обняв автомат, второй прижимая к себе медицинскую сумку.

— Вова, подъём! — разбудил его замполит. — У нас трёхсотый.

Прапорщик «подорвался», перекинул через плечо сумку, перехватил оружие.

— Дуй на чердак, его только что с крыши сняли.

Спустя минуту Миронов был на месте. На носилках в полубредовом состоянии лежал боец. Владимир быстро осмотрел его: пуля вошла в руку в районе локтя, прошила поясницу, чудом не задев почку, и вышла из спины. Вколов обезболивающее, сделал перевязку и поставил капельницу. Всё. Теперь надо в госпиталь, и чем скорее — тем лучше.

— Товарищ подполковник, — обратился Миронов к комбату, — его на Северный надо, иначе утром отпевать будем.

Комбат задумался, прикидывая маршрут. Из Октябрьского района до аэропорта — это через половину города, в котором бродит немало боевиков. На одной чаше весов — жизни водителя и медика, которые целы и здоровы. На другой — раненый солдат, который к утру истечёт кровью.

— Бери «буханку» и езжай, — коротко приказал комбат, достал сигарету и закурил.

Водитель «уазика» гнал что есть мочи, не включая фар. А сзади Миронов боролся за жизнь солдата: постоянно с ним разговаривал, подбадривал, а едва тот начинал «западать», тормошил, бил по щекам.

До медсанбата добрались примерно за час. Сдали пациента и отправились в обратный путь…

7 января 2000 года. Недалеко от Алхан-Калы

НЕБОЛЬШАЯ колонна из видавшего виды бронетранспортёра, старенького Т-62 и «маталыги» уже двадцать минут как вышла из Алхан-Калы. На броне, съёжившись от пронизывающих холода и сырости, словно воробьи, сидели нижнетагильские спецназовцы, возвращавшиеся в свой лагерь после спецоперации. Многих из них Миронов хорошо знает: в формировавшийся с нуля отряд они пришли вместе, вместе поехали и в первую боевую командировку во время Второй чеченской кампании.

Владимиру сейчас хотелось лишь одного — поскорее приехать «домой», почистить оружие и выпить горячего чаю. Он обернулся посмотреть, не отстали ли «гусеницы». Нет, всё в порядке, тягач и танк бодро месили грязь позади. В этот момент «маталыгу» подбросило и из её корпуса вырвался сноп пламени. Сидевших на ней бойцов раскидало по сторонам. Из окаймлявшей дорогу лесополосы в сторону колонны понеслись пули.

— К бою! — заорали все почти хором. Спрыгнув с брони, прапорщик скатился в придорожный арык. Высунув на секунду голову, оценил обстановку: надо спешить к тягачу, ребятам, ехавшим на нём, больше всего досталось. Вжимаясь в землю, ужом пополз в ту сторону.

Тела сержанта Алексея Юхлина и младшего сержанта Сергея Титова лежали на дороге практически рядом. Это были первые боевые потери в отряде.

Оттащив их на обочину, рванул к эмтээлбэшке. Рядом с ней сидел окровавленный рядовой Неклюенко. Взрывом ему рассекло лобовую кость и оголило мозг. Вылезшими из орбит глазами он смотрел на Миронова и говорил не останавливаясь:

— Товарищ прапорщик, помогите! Я жить хочу.

— Будешь жить, сынок, никуда не денешься, — отвечал ему Владимир, делая перевязку.

Спрятав Неклюенко в арыке, Миронов вернулся к МТ–ЛБ. Из его развороченного чрева послышался голос. Прыгнув на броню, прапорщик заглянул внутрь. Механик-водитель при подрыве чудом остался жив. Его сильно контузило и посекло осколками, зажало вывернутым взрывной волной листом брони. Владимир не знал, откуда у него взялись силы сначала отогнуть железку, а потом вытащить бедолагу через узкий лючок…

8 марта 2000 года. Комсомольское

ГРУППА нижнетагильского отряда «Урал» вела бой уже три с половиной часа. Боевики позволили штурмовым подразделениям зайти в село, а потом прижали к земле таким плотным огнём, что головы нельзя было поднять.

В это время прапорщик Миронов лихорадочно размышлял над тем, как вытащить рядового Жумахметова, раненного и лежавшего около сгоревшего бронетранспортёра. До подбитой «брони» метров двадцать. Можно осилить одним рывком, только вот «духи» не дадут и шагу сделать.

— Рашид, надо парня выручать. Это «духи» пока развлекаются, может, на приманку нас поймать хотят. А потом им надоест веселиться, и они пристрелят его.

— Без тебя знаю! — огрызнулся капитан Хусаинов. — Сейчас шестьдесятдвойка приползёт, тогда и попробуем его спасти.

Минут через двадцать, меся гусеницами стылую грязь и рыча многосильным дизелем, к позициям группы подполз танк. Капитан Хусаинов быстро обрисовал танкистам обстановку. Те пообещали подсобить.

Выкатив машину на мгновение из укрытия, экипаж дал несколько залпов по огневым точкам боевиков. Это немного остудило их пыл. В следующий момент в сторону бэтээра полетела пара дымовых гранат.

— Вова, рви! — крикнул Хусаинов.

Миронов только того и ждал: домчавшись до раненого, сгрёб его в охапку и потащил к своим.

Спустя полчаса спецназовцам скомандовали отход.

9 марта 2000 года. Комсомольское

ШЕДШИЙ весь день мелкий дождик прекратился только к вечеру. Группа Хусаинова, рано утром пошедшая на очередной приступ, в этот день заметно продвинулась: помогла артиллерия, долбившая полночи по боевикам Гелаева. Часов в пять вечера спецназовцы закрепились в большом кирпичном доме, получив приказ держать оборону.

Несмотря на то, что бандитские позиции регулярно обрабатывали и авиация, и боги войны, их сопротивление не ослабевало. Наоборот, при каждом удобном случае гелаевцы старались контратаковать.

Так было и сейчас. С наступлением темноты активность боевиков увеличилась. Нижнетагильцы огрызались дружным огнём, а самым главным подспорьем в ведении обороны был танк, стрелявший раз в десять–пятнадцать минут по выявленным целям. А так как целей было много, боекомплект таял на глазах.

Зачем механик-водитель под обстрелом решил вылезти из своего бронированного убежища, Миронов не знал. Однако едва фигура солдата вынырнула из-под среза башни, как в него выстрелил снайпер. Мехвод обмяк и свалился обратно.

— Володя, командир танка просит помочь. Бойца серьёзно задело.

Прапорщик устало посмотрел на капитана и утвердительно кивнул.

— Предложения?

Решили, что в качестве носилок возьмут с собой валявшуюся в соседней комнате дверь, под прикрытием огня спецназовцев они вдвоём добегут до машины, вытащат раненого и унесут в дом.

Под «духовскими» пулями они рванули так, как не бегали ни на одной сдаче физподготовки. Вскочили на корпус, отодвинули тяжеленный люк и быстро вытащили солдата. Как назло, в этот момент ему прилетело ещё раз — в ногу. Наспех положив бойца на дверь, помчались обратно.

Командир танка, отправив боевикам последний «подарок», перелез на место выбывшего члена экипажа и начал сдавать назад.

— Рашид, дай-ка мне рацию, пожалуйста. С танкистом надо поговорить, — попросил Владимир.

Капитан протянул ему хвостатую коробочку.

— «Броня», слышишь меня? Мы тебя ждём обратно с полным бэка. Нам ещё привези патронов и медикаментов. И запомни: коли не вернёшься, я тебя найду и проведу сложную операцию без анестезии.

Танкист своё слово сдержал: через полтора часа возвратившаяся «коробочка» вновь ухала по «духам» с прежней позиции.

10 марта 2000 года. Комсомольское

— ВСЕ В СБОРЕ? Готовы? Боевой порядок ясен? — спросил капитан Хусаинов, оглядывая своих бойцов. На чёрных от грязи и копоти лицах блестели лишь глаза, красные от усталости. — Да, таких на парад не выведешь, — покачал головой Рашид.

— Понятно всё, командир.

— Тогда пошли, — скомандовал капитан, и первая тройка выскочила из дома.

Её гелаевцы прозевали. По остальным же стреляли из всего, что было.

Пулемётчика, бежавшего впереди врача, подстрелили шагов через десять–двенадцать. Он кубарем повалился в грязь. Миронов бросился к нему. Потрогал пульс — живой. Перевязал. Едва Владимир успел взвалить раненого на себя, как рядом разорвалась граната. Что-то больно ударило по ноге, но на это прапорщик внимания не обратил. Сейчас для него было главное дотащить бойца до своих.

— Что ж ты такой тяжёлый?! — ругался Миронов. — Выздоровеешь, напишу твоей мамке, чтобы меньше кормила.

Сил уже не оставалось. До полуразрушенного дома, за толстой кирпичной стеной которого укрывался эвакуационный бэтээр, совсем чуть-чуть — тридцать метров, но через простреливаемый перекрёсток самим не осилить. Однако помогли товарищи: завидев приближающуюся группу, кинули пару дымовых шашек и прикрыли перебежку плотным огнём.

— Принимайте клиента, — еле ворочая языком произнёс Владимир, аккуратно передавая солдата санитарам.

Сам же, прислонившись спиной к холодной броне, стал медленно сползать на землю. Всё вокруг становилось мутным и расплывчатым, а правая нога чуть выше стопы сильно ныла.

«Это, наверное, нервное. После боя так отпускает…» — только и успел подумать Миронов перед тем, как потерять сознание…

* * *

СЕЙЧАС майор Владимир Миронов всё так же служит в отряде специального назначения «Урал» старшим помощником начальника штаба по строевой части. Рассказывая о своих кавказских командировках, говорит, что ничего героического не совершал. И самой главной наградой считает то, что все, кого он вытаскивал из-под огня, остались живы…