Доходный дом и сундук с золотом

Доходный дом и сундук с золотом

Человек вышел за хлебом и пропал. Булочная находилась в двух шагах. Дома остались жена и четверо детей. Еще пес, которого пустили по следу. Безрезультатно. Бабки во дворе также ничего существенного унюхать не смогли. В полиции заявление не приняли, надо подождать три дня. Это время прошло в надеждах и скорбях. Но именно на третьи сутки он и проявился. Правда, какой-то неузнаваемый, словно его подменили. И дал такое объяснение:

- То были самые героические дни в моей жизни. Знаешь, дорогая, где я был?

- В вытрезвителе! – с отвращением фыркнула жена.

- Не угадала. Да их и нет уже, ликвидировали вместе с советской властью. Попробуй со второго раза.

- Иди к черту, кобель проклятый!

- Опять мимо. Даю третью попытку.

Супруга молча взяла в руки мокрое полотенце. Муж увернулся, загородился стулом и начал рассказывать удивительную историю. Пришли на кухню и дети, чтобы послушать. Они были еще школьники, но до сих пор любили всякие сказки. Особенно, когда их рассказывал папа. Но прежде следует заметить, что проживало семейство Сапожниковых в самом аномальном месте Москвы - в районе трех вокзалов, на Каланчевской улице. Здесь вообще-то люди пропадают довольно часто, и не на два-три дня, а порою и навечно. Так что главе семейства, а также жене и детям еще повезло.

Вспомним, к примеру, далекое прошлое этой улицы. В ХVП веке ее еще в помине не было, на этом месте расстилалось обширное Каланчевское поле. Название свое оно получило из-за вышки на царском дворце, которое по-татарски так и звучит – «каланча». Жил тут когда-то боярин Шеин (сгинул при Петре Первом), родился великий русский поэт Лермонтов (застрелен подлецом Мартыновым), останавливался на постой писатель-разночинец Успенский (потерял вкус к жизни и сошел с ума), пребывали в хлопотах и семейном счастье потомственные почетные граждане Мамонтов и Прохоров, купцы Зимин и Корзинкин да и многие другие хорошие люди (все ушли в небытие при большевиках).

Даже ручей Ольховец был заключен в трубу и спрятан под землю, пропал как бы, а знаменитые «Лесные ряды» удалены с глаз долой. Канули в Лету и «Торговые дома» Перлова и Сапожникова. Да-да, наш чудесным образом нашедшийся герой был потомком известного фабриканта и мецената, не жалевшего средств на нужды города и непосредственно Каланчевской улицы. Но тоже пропавшего навсегда. Такая вот печальная картина, достойная пера Герцена или кисти Глазунова. Словом, былое и думы. Скрасил ее лишь рассказ Сапожникова.

- Папа, только не сочиняй, - посоветовал старший сын.

- Я всегда говорю правду, даже когда вру, - строго возразил отец. – Итак, отправился я за хлебом, а вашего любимого «Бородинского» как раз и не было. Пошел дальше. И встретил, кого бы вы думали? Витька! Помнишь, милая, он гулял на нашей свадьбе, еще сервиз китайский подарил да сам же его и разбил? На счастье.

- Не помню, - хмуро ответила супруга.

- И не нужно. Не стоит он того, Витёк этот, теперь уж, конечно, Виктор Данилович Перлов. Видела бы ты его в «лексусе», с личным шофером и телохранителем! А ведь это его прадед чуть моего прадеда не разорил. Были они компаньоны, а потом разругались. Да я тебе сто раз рассказывал.

- Не помню, - вновь повторила жена, но уже другим тоном. Заинтересовалась.

- И вот, значит, тормозит этот «лексус» возле меня. Высовывается из него морда Витька и манит меня пальцем.

- Папа, у морд пальцев не бывает, они из рук растут - поправила старшая дочь, отличница.

- Вы дадите мне говорить или нет? – расстроился-разозлился отец. – Умные все стали! Надо было вас не в школу отдать, а… коз пасти… Сам знаю, что не бывает. Но это у нормальных людей, а Витёк сплошь состоит из одних загребущих пальцев, как осьминог. В прадеда пошел. Так-то вот, филологи доморощенные. Теперь у него какая-то своя строительная фирма. Заодно и недвижимостью приторговывает. Но это к делу не относится. Говорит он мне, значит: «Ты-то мне и нужен, друг нежный. На ловца и зверь бежит». А я ему: «Не ты ли ловец душ человеческих, слуга мамоны и фарисей в одном сосуде?». Помнишь, родная, Библию?

- Нет, не помню, - в третий раз, как апостол Петр, отреклась супруга, еще и петух не успел прокричать. Впрочем, петухи на Каланчевской улице тоже давным-давно повывелись, со времен «Лесных рядов».

- Ну, не важно. Короче, сел я в его «лексус» и мы поехали.

- Куда? – спросила жена.

- А в ресторан, куда же еще-то? Ну, ты, малыш, совсем, тормоз. Где же мы, по-твоему, должны были отпраздновать нашу встречу, не под перроном же Казанского вокзала? Там все места заняты. Поэтому мы отправились в трактир «Ермак» в Нижних Мневниках. Видишь, я с тобой как на духу, ничего не скрываю. Какой там подают окорок со шпигованной телятиной и бужениной! А какие котлеты из фазана с соусом из черной смородины, а свиная корейка, запеченная в шалфее и розмарине, а гусь домашний в глазури с печеными яблоками, а какие кедровуха и клюковка! А…

Он бы еще долго мог перечислять гастрономические изыски поваров Ермака Тимофеевича, но супруга остановила его, толкнув в бок.

- И вы всё это вдвоем умяли?

- Отчего же вдвоем? Нашлись помощники.

- Или помощницы?

- Я не приглядывался.

- А позвонить не мог?

- Чтобы и тебя позвать? Как-то не подумал об этом, извини. Да и не мог я позвонить, потому что мобилу дома забыл.

- Ты же, папа, с сотовым ушел, я тебе его сам в карман сунул, - напомнил младший сын.

- Разрядился, - не моргнув глазом, отозвался Сапожников-старший. У него была отменная реакция. – Да и не знал я, что задержусь на столько.

- А я тебе его сама заряжала, - добавила дочь младшая.

- Умолкните, отроки и отроковицы, когда вещают боги с Олимпа. Оператор сотовой связи внезапно трагически скончался, успев отключить роуминг. А Нижние Мневники вообще вне зоны доступности. Секретный объект. Так о чем я? Забыл уже.

- О гусе в розмарине, - подсказал старший сын.

Длительные паузы были не в пользу Сапожникова, оставляли перевес на стороне противника, поэтому он принял мяч на грудь и вновь начал показывать высокую футбольную технику с кулинарным уклоном:

- Отличной была также севрюга с угрем и осетриной, масляной рыбой и раками, гречневая каша с печенью, луком и грибами – дары земли Русской. Как там у Пушкина? «Не скоро ели предки наши, / не скоро двигались кругом / ковши, серебряные чаши / с кипящим пивом и вином./ Они веселье в сердце лили, / шипела пена по краям, / их важно чашники носили / и низко кланялись гостям…». Помнишь, любимая? Мы же с тобой вместе филфак кончали.

- Ты над нами нарочно издеваешься? В доме есть нечего, а он всё про осетрину с хреном! Хлеба даже так и не купил.

- Но я же не виноват, меня заставили всё это продегустировать. Витёк таким подлым гурманом оказался! А за хлебом могу хоть сейчас сходить, по новой.

- Не надо! – хором ответило всё семейство Сапожниковых, включая пса, который возмущенно залаял. Не дай Бог, опять сгинет.

- Тогда продолжим о «Ермаке» и его кухне.

- Хватит. Ты что, совсем меня за табуретку считаешь? Ну, допустим, ты был там. С Витьком этим. И что, все три дня безвыездно в ресторане кутили? – прокурорским голосом вопросила жена.

- Плохо обо мне думаешь. Стал бы тогда распинаться. Нет. Это было только начало пути. Главное, радость моя, случилось потом. Перехожу к сути. Витёк год назад обнаружил в старых архивах, что нашим прадедам – Перлову и Сапожникову, кроме родовых гнёзд на Каланчевской, принадлежал и еще один доходный дом. Так сказать, на паях, с меблированными комнатами. Они его жильцам в наём сдавали. Купили перед Первой мировой войной, а лишились после Гражданской. Дом каменный, сохранился до сих пор. Тут рядом, на Спартаковской улице, во дворах. Теперь там какая-то жилконтора.

- Наш дом? – подивилась старшая дочь.

- Пока еще нет, но будет. Витёк хочет его выкупить и отреставрировать. И превратить в гостиницу, почти как прежде, в старом стиле и духе. В Постоялый Двор. А меня сделать Управляющим, поскольку я также являюсь наследником. Мы бы и даром могли его получить, но закон о реституции еще не принят, а доказывать и мотаться по судам – такая волокита. Проще заплатить кому надо. У Витька денег теперь как у дурака махорки.

- А чего это он вдруг стал к тебе таким добреньким?

- Не знаю. Должно быть, испытывает чувство вины за своего прадеда перед всеми, кто носит фамилию Сапожников. А может быть, для обоснования в Арбитражном суде покупки, что дом этот принадлежал нашим предкам. Так что без меня ему в любом случае не обойтись.

- Вот это вернее всего. Теперь я его вспомнила, Витька этого, жук тот еще. Навозный. А дальше?

Когда женщина с любопытством спрашивает: «А что же было дальше?», когда в глазах ее горит неподдельный интерес, считай, что полдела уже сделано. Включая сексуальное. Потом пойдет по накатанной, как сани с горы, в которых вы мчитесь вдвоем, крепко обнявшись, к новому старому счастью. Ты сумел увлечь ее и заворожить своими словами, поменять местами причину и следствие, запутать алогизмами и открыть иные горизонты, а те, что были прежде – забыть. Это большое искусство, без которого в семейной жизни не может быть любви и надежды, душевного покоя и умиротворения.

В любом другом случае супружество превращается лишь в сплошное оправдание и коммунальную склоку. Нельзя допускать, чтобы обстоятельства пришивались суровыми нитками к твоей судьбе. Надо самому творить их, хотя бы в виртуальном режиме. И главное – всегда можно найти что-то новое. А потом еще что-нибудь. И еще. Неиссякаем кладезь человеческой мысли. Учиться им пользоваться – наша первоочередная задача. Спросите о том Ленина, если не верите.

- Прямо из ресторана мы поехали осматривать доходный дом наших прадедов, - продолжал, тем временем, Сапожников, разумно полагая, что счет пока ничейный, победа еще не пришла, надо развивать успех. – И сразу же вступили в затяжные бои с жилконторщиками. Те не хотели даже пускать нас на порог, представляешь?

- Вот наглецы-то! – возмутилась жена. – Еще и чужой собственностью пользуются, не их дом-то! Ну откуда такие люди только берутся?

- Совершенно с тобой согласен. Пришлось применять силу. Мы ведь были очень возбуждены и взбудоражены. После ресторана-то. Хотелось отвоевать наследие предков немедленно. Возможно, мы поспешили, совершили ошибку, не подготовили резервные полки и юристов. Так я оказался в больнице.

- Как? – с неподдельной тревогой вскричали жена и дети. Пес вновь пролаял что-то на своем языке.

- Ничего страшного, - успокоил их отец семейства. – Всего лишь вывих плеча, мне его уже вставили на место. Но почти сутки провел в палате. А позвонить не мог, потому что в больнице какой-то пьяный санитар все стационарные телефоны срезал и продал узбекам. А потом меня Витёк увез в свой загородный дом, долечиваться. К тому же, нам надо было обсудить дальнейшие планы. В этих тяжелых раздумьях о стратегии и тактике нашей борьбы с жилконторой и прошел следующий день. Ни минуты покоя не было, бессонную ночь провел, не веришь?

- Верю, - кивнула супруга. – Бедненький. Как же тебе тяжело пришлось!

- Скоро буду богатенький, - улыбнулся муж. – И повезу вас всех к «Ермаку» на тройке, кушать фаршированного поросенка.

- Ура! – заликовали дети, и младшие и старшие. И пес, хотя ему еще никто ничего не предлагал, тем более, поросенка.

- Да, кстати, Витёк сказал мне, что по его семейным преданиям, которые передаются из поколения в поколение вот уже почти сто лет, в основании фундамента доходного дома Перлов и Сапожников замуровали сундук с ценными бумагами и облигациями. Ну, на бумаги эти начхать, но там ведь наверняка и золотишко имеется. Кажется, из-за этого сундука они потом и рассорились.

- Гляди, как бы и ты с Витьком не разругался, - предупредила жена. – Теперь ты должен вести себя особенно осторожно и вдумчиво. Проявлять гибкость и фантазию в отношениях с людьми, чтобы на тебя всех собак не навешали. Не оставили в дураках.

- Не беспокойся, чего-чего, а это я делать умею. В смысле, не оставаться тем, кого ты помянула. А дом придется сносить. Чтобы до сундука добраться, - Сапожников вдруг сладко зевнул. – Что-то спать хочется, заболтался я тут с вами совсем.

- Ну, иди, поспи, - отпустила его жена. – Тебе покой нужен. Вон, какие тени под глазами.

- Это всё от забот насущных, от треволнений, - пожаловался муж, пробираясь к двери и облегченно вздыхая. Партия казалась выигранной вчистую. А доходный дом предков и сундук с золотом… Да гори они синим пламенем вместе с Витьком! Чтобы не вспоминать больше. Потом что-нибудь другое найдется, позатейливей. Не зря Сапожников в желтую прессу статьи пописывал.

Но жизнь порою, улыбаясь, преподносит самые неожиданные сюрпризы. Словно в наказание за слишком прыткие попытки обскакать судьбу. Раздался звонок в дверь. Супруги пошли открывать вместе. Какое-то нехорошее предчувствие сжало сердце Сапожникова прохладной рукой. На пороге стоял помятый временем мужичок в драном пиджачке. Скалил неровные зубы.

- Ви…Витёк? – заикаясь, спросил Сапожников.

- Узнал-таки? – отозвался незваный гость. – Ты тоже мало изменился. Сто лет тебя не видел, со свадьбы вашей! Еле нашел. А помнишь, как я китайский сервиз тогда грохнул?

- Н-не п-помню, - отрекся муж.

- На счастье ведь! С тебя сто рублей! Ну как, есть оно, счастье-то, или всё ловите его?

- Есть! - жестко ответила супруга, ища что-нибудь сподручное, тяжелое. Нашла палку для выбивания ковров. – Сейчас будет. Уже поймала. Проходи, друг ситный! Обоих угощу.

Но Сапожников метнулся мимо нее к лестничному пролету, увлекая за собой старого приятеля. И пропал с Каланчевской улицы еще на три дня. Наверное, снова за «Бородинским» побежал. Но это уже, как говорится, совсем другая история. Хотя, если вдуматься, та же самая.