Журнальный мир

_I

Он шёл той же дорогой, какой ходил каждое утро каждый день, кроме субботы, воскресенья и праздников. Путь был всегда одинаков: от автобусной остановки, через сквер, мимо магазинов, минуя подземный переход, мимо большого здания бывшего кирпичного завода. Пейзаж тоже был всегда одинаков: зелёные деревья летом, белые сугробы, едва различимые в темноте, зимой. Весной и осенью что-то среднее, тоскливо-слякотное или воодушевляюще-светлое, в зависимости от погоды. И стены. Серые стены круглый год. В хорошую погоду сквер наполнялся людьми – бабушками и дедушками и молодыми целующимися парами. Вывески многочисленных магазинов, булочных, парикмахерских за всё время походов по этому маршруту сменились не один раз.

Каждый день, выходя из подземного перехода, он встречал её. Встречи были неизменными и, может даже, неизбежными. Наступая на третью ступеньку лестницы, ведущей вверх, он по привычке слегка приподнимал голову и видел её фигуру, идущую навстречу. Фигура эта ему нравилась, как нравились и лицо и волосы. Как нравится яркая картинка персонажа подростковой книжки, который был рождён исключительно для того, чтобы вызывать умиление.

Она всегда была яркой. За долгие годы посторонний наблюдатель, каким он и являлся, заметил бы (а он уж точно заметил) несколько курток, пальто, жакетов, блузок, юбок, брюк, платьев, футболок, шуб, туфель и даже пуховиков самых разных цветов и фасонов. Зимой она предпочитала зелёный и фиолетовый, летом – красный и жёлтый. У него даже возникла теория, что по цвету одежды можно определить её настроение.

Откуда она шла? Он не знал. Возможно, именно с той стороны, куда направлялся он. Иногда он думал, что это можно проверить. Достаточно только выходить каждый раз на пять минут пораньше. Тогда можно встречать её не на выходе из перехода, а дальше. Потом ещё дальше. Потом – ещё. Если в какой-то из дней он её не встретит, значит, нужно немного сменить направление.

Конечно, бывали дни, когда они не виделись. Если кто-то болел или ушёл в отпуск. Но если он, выходя из перехода, не встречал её хотя бы две недели, то начинал переживать. Как будто привычный, правильный ход вещей, нарушался. Что-то пошло не так. А вдруг с ней что-то случилось? Заболела серьёзнее обычного, сменила работу, переехала, а то и что-нибудь пострашнее. А вдруг он её вообще больше никогда не увидит? От таких мыслей ему становилось не по себе, так что он старался их даже не допускать.

Интересно, замечала ли она его так же, как он её? Переживала ли она, когда ему приходилось в редкие периоды надолго отказываться от знакомого маршрута? Был ли он для неё кем-то хоть чуть-чуть большим, чем случайный пешеход? Она для него была. Да, она была для него чем-то большим. Он не смог бы этого объяснить. За всё это время она стала для него родным человеком. Кем-то вроде заговорщика. Он представлял, что они встречаются не просто так. Нет, на самом деле, они договорились встречаться каждое утро в одном месте. Просто это случилось так давно, что он уже забыл, как это было. Но договор оставался в силе. Третья ступенька. Поэтому каждый день она приходила на нужное место в нужную минуту, чтобы только они могли посмотреть друг на друга.

Кто она? Этого он тоже не знал. Конечно, у неё должна быть какая-то жизнь. И он придумал ей жизнь. Он придумал ей много жизней. Постоянно, проходя сквер и магазины, на выходе из подземного перехода он встречал другую. Его стараниями она обрела сотни жизней. Особа в красном пальто была учительницей. Каждое утро она приходила в школу и занималась с третьеклассниками русским языком, математикой и литературой. В более строгой одежде она могла быть секретарём важного человека. Надевая белую куртку, она становилась врачом. Она не могла быть актрисой, ведь в том направлении, куда она шла, не было ни одного театра. И разве актрисы ходят работать каждое утро? Но она точно ей являлась, независимо от места назначения. Его любимая её роль была такая: она приходила в офис, снимала куртку, шубу или пальто, под которыми была яркая блузка, или кофта, или рубашка в сочетании с юбкой, брюками или джинсами, и садилась на своё рабочее место. Она работала в библиотеке или, может, в бухгалтерии какой-нибудь компании в окружении толстых тёток, громко и невпопад смеющихся по любому поводу. И, как ни странно, все эти годы в окружении тёток не отразились на её сиянии, на её любви к красному пальто или мини-юбке. И на её приветливом, весёлом и добродушном характере. Самым поразительным для него было то, что в этой версии её жизни она не стала толстой смеющейся тёткой. Она всегда была разной, но всегда – той самой.

И, конечно, она была не замужем. Просто потому что ему так хотелось. К тому же не было кольца. Разумеется, у неё были отношения, и не раз, но на лестнице подземного перехода она неизменно становилась одинокой. Для него. Как знать, может она и вправду ходила этой дорогой, чтобы видеться с ним? Может, ей даже не нужно было никуда идти, а просто она заходила в переход, встречала его, убеждалась, что всё в порядке и отправлялась обратно.

_II

Каждое утро, за исключением выходных и праздников, она выбирала наряд, одевалась и шла одним и тем же путём. Ей приходилось пройти мимо длинной серой стены какого-то большого заброшенного здания, преодолеть неустроенный подземный переход, после чего она могла насладиться яркими магазинными вывесками, запахом свежего хлеба и особенно сквером. Летом сквер был зелёным, зимой – белым, и каждое утро в нём почему-то громко пели птицы. В самом центре города! Если везло с погодой, в сквере даже ранним утром (а уж вечером точно) находилось много самых разных людей, чему она не могла не улыбнуться.

Каждое утро, когда она только начинала спускаться в подземный переход, она встречала его. Поначалу он совсем ей не приглянулся. Но в один из дней она поймала себя на мысли, что постоянно, проходя мимо пошарпанных разрисованных стен, она останавливает взгляд не на уродливых надписях, не на отваливающихся кусочках краски и не на безразличных бетонных поверхностях, а на нём.

Впрочем, он несильно выделялся на фоне безразличных стен. Встретить его в утренние часы можно было в двух видах: в сером пальто или в чёрной куртке. За долгие годы куртки менялись, но их цвет оставался прежним. Одна чёрная куртка старела и приходила в негодность, её сменяла другая, которая тоже старела и менялась следующей. Отличить их можно было только по ярким, едва заметным мелочам, вроде язычков молний, и по более свежему впечатлению. Смену пальто, если оно менялось, заметить ей так и не удалось. Однажды она пошутила про себя, что, выходи она немного пораньше, он бы полностью сливался с бетонной стеной и был бы совсем незаметным.

Зато летом (и это она, конечно, отметила), он менял одну яркую футболку на другую или предпочитал такие же яркие рубашки. Это привлекало её внимание и вселяло надежду на то, что под серым пальто скрывается что-то другое. Что-то не серое.

Она не могла припомнить, чтобы он исчезал больше чем на две недели. Она даже не могла припомнить, чтобы он исчезал неожиданно, разве что первые пару раз, но это с непривычки. Две недели, наверное, отпуска, были строго по расписанию. Если бы она подумала, то смогла бы составить его график, но она не любила графики. Он исчезал на две недели летом и на две недели осенью. Если бы к этим двум неделям добавился хотя бы один день, это было бы странно.

И всё же постепенно он становился ей ближе и интереснее. Заходя в неухоженное подземелье, она уже выискивала его взглядом. Приятно в таком неприветливом месте видеть хотя бы одно немного знакомое лицо. Ей нравилась его внешность, а невзрачная одежда нисколько не смущала. Она была уверена, что он не женат. Кольца она видеть не могла, поскольку руки он всегда держал в карманах, но её и не нужно было. Она просто чувствовала. Женатые – они другие. Впрочем, если спросить её «какие?», она затруднится ответить.

Он стал ей знакомым. Она бы не решилась подойти и заговорить, но находить его лицо среди других лиц, каждое утро идущих туда и сюда, было приятно. Это придавало уверенности: если утром встретить его, значит всё идёт хорошо и правильно. Он был для неё якорем, гарантией стабильности и существования этого непонятного мира. Иногда она даже принимала его за детектива, который за ней присматривал, или ангела-хранителя. А что? Почему бы ангелу не быть серым?

Она не знала, кем он работает, но интуиция подсказывала, что он строитель. Может, ей просто так хотелось? Он не клал кирпичи и не мешал бетон. Нет, он был другим строителем – он строил миры. Она была почти уверена (или этого ей тоже хотелось), что там, под пальто, под рубашкой или футболкой, под кожей, там глубоко есть огонь фантазии. Она таких встречала. Внешне серый, неразговорчивый, но стоит расслабиться – и краски прорываются. Наверняка в его душе кипит настоящая жизнь, которая только наружу выбраться не рискнёт. Может, он писатель? Но ведь писатели не ходят каждое утро одним путём. Или ходят? Может, он дизайнер? Или переводчик? В сущности, это было не важно. Строителем он был наверняка.

Интересно, нравится ли она ему? Замечает ли он её так же, как и она его? Или идёт просто, погружённый в себя, и рассматривает стены, читает надписи? Это ей тоже было неважно. Достаточно той игры, которая происходила каждое утро. И всё-таки каждое утро, спускаясь под землю, ей хотелось, чтобы он обратил на неё внимание.

_III

Всё началось с улыбки. Очередной раз поднимаясь по ступенькам, он ей улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Оказалось, это так просто. Они оба обрадовались такому событию. Спустя неделю он заговорил, а она ответила. Сначала просто здоровались. Так их встречи стали игрой с обозначенными правилами. Оба не хотели торопить события, чтобы не спугнуть приятные электрические ощущения при каждом новом расширении границ. Потом они стали останавливаться на пару минут, чтобы немного узнать друг о друге. День за днём они открывали что-то новое, совсем по чуть-чуть. Прощаясь, они договаривались встретиться завтра на этом же месте – лестнице подземного перехода. И оба знали, что встреча состоится. Им нравилась такая игра: это гораздо необычнее и увлекательнее простого знакомства. Иногда он стал приносить ей что-нибудь вкусное из пекарни по пути, а, чтобы не опоздать, выходил на пару минут раньше. А однажды она его поцеловала.

Спустя несколько месяцев коротких свиданий они начали встречаться дополнительно по вечерам и в выходные. Стали больше узнавать друг друга. Она действительно была актрисой, не по профессии, но по призванию. А он действительно строил именно в том смысле, который представляла она. Выяснилось, что в некотором роде они уже были знакомы. Оба это чувствовали, и оба были от этого счастливы. Они встретили друг друга случайно. Вернее, случайно они встречали друг друга каждый день. И эти ежедневные взгляды и едва уловимые жесты, внимательность и наблюдательность стали почвой, на которой вырастали теперь прекрасные отношения.

В один прекрасный день их дороги, по которым каждый шёл в своём направлении, стали одной, новой дорогой, по которой можно было идти вместе. Эта дорога не была нанесена на карту. Более того, он даже не была им знакома. Конечно, каждый из них ходил по похожим дорогам раньше, с другими попутчиками, но новая совместная дорога всегда оказывалась очень непохожа на все прежние.

Они шли. Их путь был гораздо шире того, который пролегает от автобусной остановки, через сквер, мимо магазинов, минуя подземный переход, мимо большого здания бывшего кирпичного завода и обратно. Он был больше, основательнее. По обочинам росли высокие деревья с сочными зелёными кронами. Иногда встречались развилки и перекрёстки, на которых можно было обнаружить другие такие же парочки. Некоторые шли им навстречу, другим предстояло просто пересечь их путь. Когда начинался дождь, он открывал зонт для них обоих. Когда он уставал, она всегда шептала ему на ухо что-то приятное, что придавало сил. Если становилось холодно, они прижимались друг к другу. А если на пути встречалась большая яма – помогали друг другу её преодолеть.

Проходя многие километры, они удивлялись тому, как долго уже идут и сколько им ещё предстоит. Окончания пути не было видно, дорога тянулась вперёд бесконечно. Постепенно деревья на обочинах редели, а цвет их листьев терял сочность. Здесь и там обнаруживались трещины и неровности. Примыкающих дорог, развилок и перекрёстков становилось меньше. Становилось жарче. В конце концов они упёрлись в очень высокую стену и, немного подумав, решили свернуть.

Они продолжали идти. Очертания дороги теперь едва можно было различить, а стена всё тянулась и тянулась. Эта стена была похожа на ту, которая принадлежит бывшему кирпичному заводу. Серость. Бесконечная серость с одной стороны и пустота – с другой. Только изредка встречался одинокий увядающий кустарник. Здесь, на фоне серого безразличия стены он и поймал себя на мысли, что что-то не в порядке. Дело было в ней. Внезапно он понял, что она вовсе не та, за кого себя выдаёт. При всей её яркости, при всей разноцветности нарядов, она казалась слишком поверхностной. Слишком глупой и легкомысленной. И он обнаружил, что такой она стала не на фоне стены. Она была такой всегда. С ней не о чем было поговорить. Нечего обсудить. Ничего серьёзного. На фоне стены это просто стало лучше видно. Да и в последнее время она перестала шептать приятные вещи, когда он уставал. А ещё просила открывать зонт, а ведь ему так хотелось побыть под дождём. Она хотела смеяться и только смеяться, и от этого становилось печальнее и печальнее.

Именно здесь, на фоне стены, она хорошо разглядела его серость. Все его яркие футболки оказались ложной надеждой. Она могла бы поклясться, что он её обманул, что серая внешность была обещанием взрыва. Но взрыва не было. Вместо этого стало совершенно ясно, что он просто скучен по природе. Оказалось, что он не является тем, что пытался из себя строить. Он стал мрачным, задумчивым и потерянным. Стал? Нет, он был таким всё время. И вот теперь ещё он забывал открывать зонт во время дождя, и приходилось напоминать. Да и она уставала не меньше, так что на приятные слова в иные моменты не хватало сил. Он исчезал. Он исчезал с самого начала. И эта стена показывала исчезновение отчётливо и однозначно. Погружённый в свои мысли, он не умел радоваться, а ей именно этого и хотелось.

Их дороги снова разошлись. Он пошёл своим путём, она – своим. Но никто из них не проходил теперь по подземному переходу, не прогуливался по скверу, не разглядывал вывески магазинов и булочных и не преодолевал стену старого кирпичного завода. Они оба выбрали другие маршруты. Ведь там, в переходе, они снова могли встретиться. Они снова могли увидеть друг друга, пересечься взглядом и узнать знакомые черты. Но они бы уже не смогли друг другу улыбнуться. И не смогли бы проникнуться наивной фантазией о том, что она – актриса из бухгалтерии, а он – строитель и, наверное, дизайнер. Волшебство умерло. Оно было убито безжалостной серой стеной бесконечного здания, так похожего на бывший кирпичный завод.