Журнальный мир

В петербургском театре «Комедианты» поставлена пьеса драматурга Ивана Вырыпаева Dream Works. Постановку осуществил режиссер Артем Петров под руководством заслуженного деятеля искусств РФ Михаила Левшина (он же — худрук «Комедиантов»). С одной стороны, очередной прорыв на театральные подмостки современной драматургии — радует, не часто такое случается. С другой стороны… Впрочем, давайте по порядку.

Уже само название Dream Works отсылает к чему-то не нашему, зарубежному, и таки не обманывает — герои драматурга с русским именем Иван имеют сплошь нерусские имена: Дэвид, Фрэнк, Мерил, Тэдди и т.д. В чем, вообще-то, ничего криминального нет. Известна же всемирная отзывчивость русской души, коей внятно все: и галльский смысл, и германский гений, и жизнь некой американской полубогемной тусовки. Главный герой Дэвид недавно потерял любимую жену, которая является ему в видениях, он с ней беседует, что, согласитесь, выходит за границы нормы. Вот так и друзья Дэвида посчитали: почему, дескать, приятель должен пребывать в депрессии? В итоге они знакомят его с девушкой по имени Элизабет, что с переменным успехом (в конечном счете — удачно) освобождает героя от навязчивых грез, правда, она сама при этом гордо удаляется в неизвестность. То есть, не заменяет собой ушедшую жену, а является своего рода психологом, знающим, куда направить мечты ближнего своего.

Помимо этого зритель узнает много любопытного про друзей Дэвида, про их непростые (ну очень непростые!) отношения, каковые они выясняют, напившись виски или нанюхавшись кокса. Отношения заходят так далеко (а может, виски с коксом сыграли злую шутку?), что одного из членов тусовки — Фрэнка — родная жена отправляет в мир иной. Иначе говоря, драматический градус весьма высок, зрителю есть из-за чего переживать, и режиссер с актерами стараются этот градус поддерживать на должном уровне в течение всего представления.

Почему тогда впечатления от спектакля, скажем так, противоречивые? Попробуем разобраться.

Постановка удивляет целым рядом приемов и способов подачи текста, вообще-то не характерных для психологического театра. Взять хотя бы монологи, которых в спектакле столько, что иногда возникает острое желание взять ножницы и безжалостно покромсать исходный текст. Пространный монолог — прием для театра допустимый, в иных случаях он отлично выстреливает и завораживает зрителя. Но не в этом случае. Количество слов в некоторых «сольных партиях» превышает все мыслимые ограничения, так что хочется крикнуть: все понятно, пожалуйста — дальше!

Подобное многословие вообще характерно для пьес т. н. «новой драмы», когда персонаж внезапно перестает отыгрывать характер и превращается в рупор идей, что распирают череп драматурга. При переносе на сцену исполнитель в таких случаях выпадает из психологической достоверности, да и не должен в ней существовать, он должен — произносить текст. Именно текст, а не реплику, предполагающую убедительность, точную реакцию на обстоятельства, а также реплики партнеров. Захлебываясь, будто токующий глухарь, персонаж обрушивает на зрителя фонтан из слов, затопляя зал вербальным потоком, как прорвавшая плотину река.

Из-за чего такое происходит? Думается, оттого, что автору (причем не только Ивану Вырыпаеву) не терпится высказаться о жизни-смерти, любви-ненависти и прочих вечных темах напрямую, не маскируясь какими-то там действующими лицами. Лица пусть отдохнут (не Гамлеты, поди), а на сцену пусть выйдет сам драматург и выдаст публике свою «домашнюю философию». А что? Всяк нынче мыслящий индивид о вечных темах свое мнение имеет, зачем тут всякие требования убедительности? Да кричите вы хоть сто раз «не верю!», а я — кровь из носу, а все равно выскажусь!

Отсюда, кстати, и погружение действующих лиц в определенные состояния (см. выше про виски и кокс). Всем известно, что пьяный либо нанюхавшийся хомо сапиенс склонен к резонерству, к многословию, он кажется себе невероятно умным, глубоким и т. п. Вот и здесь персонажи, как правило, пребывают под кайфом, что значительно облегчает задачу авторского выговаривания. То же самое, кстати, происходит в спектакле БДТ по пьесе того же Вырыпаева «Пьяные». Там вообще нет трезвых персонажей, все постоянно подшофе — а тогда, зритель, берегись: философия из подворотни накроет тебя, как пресловутый медный таз.

Состояния выхода из вменяемости переводят действо в жанр фарса, хотя в спектакле одновременно присутствует вполне убедительная психологическая канва, которой придерживается, прежде всего, главный герой в исполнении Сергея Николаева. Его роль наиболее драматична, он больше остальных персонажей вызывает сочувствие зрителя и очень четко отыгрывает свои состояния, так что этому персонажу веришь. Беда в том, что ему приходится входить в сценическое взаимодействие с персонажами фарсовыми, что можно уподобить смешиванию воды и масла — эти две субстанции, как известно, не перемешиваются по определению. Можно также привести сравнение с игрой на поле, где один партнер играет в футбол, а другой — в регби; сами понимаете — что из этого может получиться. А во втором акте действие на время вообще переходит в мюзикл, героини Салли и Бэтти выясняют отношения через зонги, которые сами по себе неплохи, но выглядят в общем контексте спектакля, как пресловутая вставная челюсть.

Пожалуй, это главная претензия к спектаклю — жанровая чересполосица и несовместимость существующих одномоментно театральных стилистик. Возможно, режиссер так и задумывал свое детище, именно этим надеясь поразить зрителя. Что ж, поразил, но не самым приятным образом. Подобный «микст» сбивает восприятие, ослабляет воздействие на публику, то есть работает в минус, а не в плюс.

Казалось бы, в постановочных просчетах виноват режиссер, ведь именно он — хозяин спектакля. Но в данном случае хотелось бы защитить режиссера. Да, выбор драматургического материала для постановки — на его совести, и в данном случае такой выбор вполне объясним. Драматург Вырыпаев на слуху, он — «модный», а театр автоматически следует за модой и ставит зачастую того автора, которого поставили в десяти других театрах. Но «модные» пьесы вовсе не значит — безупречные и совершенные. Сами установки и приемы вышеупомянутой «новой драмы» нередко создают препоны на пути к воплощению текстов в сценическом пространстве. Взяв подобный материал, режиссер заодно взваливает на свои плечи и эти обременения — подобно тому наследнику, который наследует имущество вместе с долгами.

И актеров хотелось бы защитить. Собственно, весь актерский ансамбль играет достойно, а некоторые сцены исполнены просто блестяще. Вышеупомянутый Сергей Николаев очень хорош, Максим Сергеев в роли Фрэнка замечательно смотрится, как и Роман Якушов в роли Тэдди. Если у актеров что-то идет не так — претензии надо адресовать более высоким инстанциям. Исполнительское искусство возникает не на пустом месте, оно зависит как от исходного драматургического материала, так и от режиссерских решений. Вложите в уста персонажа вменяемую реплику, соответствующую его органике и предлагаемым обстоятельствам, и хороший актер отыграет так, что слезу из вас вышибет или смеяться заставит. Ведь это самое главное — эмоции, возникающие у зрителя, а не псевдо-философские эскапады, которые нас принуждают выслушивать.