«Душа моя, где ты была?..»
«Душа моя, где ты была?..»
Педагог со стажем, Татьяна Леонидовна Белокурова преподаёт русский язык и литературу в школе. Окончила филологический факультет Новокузнецкого педагогического института.
Стихи начала писать ещё в школьном возрасте. Участвовала в литературном объединении «Гренада» 1980-х годов, в семинарах областной литературной студии «Притомье». Публиковалась в городских и областных газетах, в журнале «Огни Кузбасса», в альманахе «Петровский мост» (г. Липецк).
Принимает активное участие в поэтических вечерах в Доме творческих Союзов.
Заметным событием в литературной жизни Новокузнецка стал выход в свет её первого поэтического сборника «Ах, вода-вода, васильковая…» (2012 год).
Подготовлен к печати следующий сборник «Другая тишина» (2016 г.).
Отрадно отметить, что география публикаций новокузнецкой поэтессы с недавних пор существенно расширилась. Творчество Т.Л. Белокуровой известно теперь не только нашим читателям, но и, в самом широком смысле, российской публике. Подборка её стихов напечатана в книге «Краски жизни» (издательство «ЛитераМ» – Библиотека современной поэзии, г. Рязань). Ещё одна публикация в сборнике «Восхождение» – в числе финалистов третьего Большого международного поэтического конкурса (издательство «Серебро слов», г. Коломна). И совсем недавняя – в сборнике произведений номинантов Национальной литературной премии «Поэт года-2016» (ООО «Литературный клуб», г. Москва).
Стихотворения Татьяны Белокуровой регулярно появляются на страницах «Кузнецкой крепости». В этом выпуске альманаха представлены её новые произведения.
* * *
Душа моя, не обмирай,
что длится день, как жизнь –
недолго.
Грехи в котомку собирай…
И неоплаченного долга,
всю жизнь страшась,
не позабудь.
Быть может, он –
твой новый путь,
и в платеже сейчас –
нет толка.
Замри на миг – передохнуть.
Грехов остатки собирай.
Всё длится день,
и жизнь,
и путь…
Душа моя! Не обмирай!
Расстояний – нет!
Расстояний непреодолимых –
ни земных, ни космических – нет.
Я люблю и тобою любима…
На Земле зарождается Свет.
Если вдруг я не стану сильнее,
не смогу удержать на Земле, –
знай, что нет и не будет роднее
даже в этой сгустившейся мгле.
И любовью тебя пеленая,
твоего не замедлю пути…
Если время пришло – отпускаю!
Распахни свои крылья! Лети!
* * *
Когда прислушаюсь к душе,
услышав тихое бряцанье –
пойму, зачем настороже
средь нелюбви и порицанья,
ключи от Рая так поют…
Постанывают и лепечут –
пока, забыв про сон, уют,
я не зажгу во храме свечи.
И на колени… час-другой,
чтоб ощутить свою же малость,
понять внезапно, что изгой –
сама… А жизни не осталось.
И ты прислушайся к душе…
Не огорчайся, мой любимый!
Любовь меня спасла уже
тем, что ТЕБЕ необходима.
Не про облако
Мне приснилось облако –
рваные края,
и на самом краешке
почему-то я.
А земля неблизкая
тянет и манит.
Я стою на облаке,
а земля – магнит.
Он приснился заново
тот забытый сон…
Словно эхо, слышится
колокольный звон.
Снова речи ясные
не пускают вниз:
«Я с тобою, милая,
рядом… Оглянись!»
Я рисую облако
белым – надо мной!
Поле бесконечное
и цветы – стеной.
И люблю всем сердцем я
свой родимый край…
Отчего же снится мне
запредельный рай?
Утренняя молитва
Пресветлый Боже,
в начале дня
за леность мысли
прости меня…
Прости тревожность
привычных дум –
наполни силой
незрелый ум.
Живых помилуй,
детей моих…
Не дай им сбиться
с путей Твоих.
Прости ушедших –
за всех молю.
Я помню, Боже,
и всех люблю.
Продли сияньем
любовь мою,
и жизнь, и счастье,
о ком пою.
Всещедрый Боже,
прости грехи!
…Позволь мне только
писать стихи.
* * *
От множества условностей и лет,
и от лесной внезапной паутины,
чуть вскинув руки, я бегу на свет,
не отличая топи от стремнины.
Как одержимая влетаю в жизнь,
в грехах по локоть и простоволоса…
Душа моя, легонько покружись,
наполни крылья…
На Земле нет спроса.
О, нет – он есть, но не страшней стыда.
Велик он или мал, зависит от страданья.
Лети, душа, лети, моя звезда,
и не сходи с ума от Ожиданья.
ОКНО
Скучаю по окнам простым, деревянным,
с облупленной краской, замазкой у стёкол,
с живым сквознячком из пропущенной щели
и мухой, засохшей в седой паутине.
В кастрюльке зелёной
столетник трёхлетний,
простой занавеской прикрытый слегка.
И помнится… Осень. И жаркая печка.
Стекло запотеет, заплачет оно.
А там за окошком, в тумане, в тиши
продрогшая осень, мечтая согреться,
последние листья подарит земле,
и душу настроит созвучно природе.
А дальше? Все выше? Но так легковесно
взлетаю на лифте на верхний этаж;
макушки деревьев и облако низко,
и птица крылом задевает стекло.
Из белого пластика окна привычны.
Удобно и просто, опрятно и строго,
насквозь герметично, да грустно душе,
и некуда, некуда ей притулиться.
Ни звука, ни шороха – умерли звуки.
Пространство – в полоску от стрел жалюзи…
И если окно, как живое, заплачет:
работа для мастера – снять конденсат.
ВЕСЕННИЙ СНЕГОПАД
Вчера в гнезде птенцы проклюнулись,
и нежный в воздухе царил галдёж.
Сегодня тихо. Дерево осунулось.
И что с погодой? Разве разберёшь?
Любимый снег совсем не радует,
когда не вовремя и не в сезон.
Птенцы под снегом – что-то безотрадное.
Какой тревожный в воздухе озон…
Белым-бело! На удивление.
В народе говорят, что не к добру:
любовь уходит – ждите озлобления…
А как им, бедным, выжить на ветру?
МОЕМУ ГОРОДУ
Однажды, просто в никуда -
от паутины и рутины –
меня заставила беда
уехать. В тридцать с половиной.
Судьба, иль так угодно Богу
иною жизнью напитать?
Чужие стены не помогут….
Мне город милый был как тать.
И я, как бедный тот кулик,
кто лишь своё болото хвалит,
всё ёжилась… А Мир – велик:
то Тьмой сокрыт, то Светом залит.
Прошёл не год, не два – столетье!
Я привыкала, как могла –
перемогла и лихолетье,
и потихоньку ожила.
Теперь и улицы, и храмы,
и самый воздух – всё мне мило.
В душе он, словно под охраной,
мой город – мой Источник силы.
* * *
Сыплет белая сума
снег на землю и дома.
Не пиши, когда приедешь.
Я почувствую сама.
Встану рано поутру,
в доме чисто приберу,
а потом возьму вязанье,
петли счётом наберу.
За окошком дерева,
на коленях – кружева;
спицы быстрые мелькают,
вся-то в мыслях голова.
Тихо выплывет луна,
словно молится она.
Встрепенусь я: кто-то скрипнул?
Кто там ходит у окна?
Колыхнули свечи вдруг…
На тебе сомкнулся круг
долго ждавших, очень нежных
и тобой любимых рук.
* * *
Душа моя, где ты была?
Кому ты пела?
Чужие руки оплели
немое тело.
Чужая страсть не берегла,
не возвышала.
Душа моя, где ты была
и чем дышала?
Не забывай, я твой сосуд,
живой и ломкий.
Я для того, чтобы любить
легко и звонко.
И чтоб дышалось в унисон,
и так же пелось,
нужны не молодость, не сон,
но зрелость.
Любовь не руки и глаза –
шестое чувство.
Огонь небесный на земле
сродни искусству.
И чтоб постичь его,
даются крылья.
А без тебя, душа,
я тень, и пыль я.
* * *
Почему надо с кем-то в ногу,
а не в ногу с самой собой?
Мне совсем неважны дороги.
Ты – как облако, милый мой.
Разве можно поспеть за тобою?
Не даёт мне крыльев земля.
Так и буду я вечным изгоем.
Бездорожье… Поля… Поля…
А когда золотым сияньем
до тебя, родной, дотянусь,
люди скажут:
«Настала осень», –
и, быть может, –
«Какая грусть!»
* * *
Я бы ножки Ваши мыла
и водичку с них пила,
и друзей перезабыла,
и родных пережила…
Я бы шла за Вами следом
и дышала только Вами,
принимала б Ваши беды,
заклиная небесами…
Я бы пела на рассвете,
мелкой пташкой щебеча;
подрастали б наши дети
у отцовского плеча.
До какого отреченья
я б ещё дойти смогла,
если б раньше в небреженьи,
в нелюбви… не умерла?
СТИХИ О МАМЕ
Обмерла душа… Как долго
не привыкну я к тому,
что с моим дочерним долгом
не нужна я никому.
Ты теперь совсем другая,
над тобою – облака.
С ними тает, убегая,
неизбывная тоска.
По земле хожу – по телу,
глажу цветики рукой.
Вот теперь какое дело:
я люблю тебя такой.
И в журчании речушки,
успокоившей меня,
я услышу:
«Что, Танюшка,
знать, без дыма нет огня».
Просветлёнными глазами
огляжу окрест поля.
Губы шепчут, губы сами:
«Мама, мамочка… Земля».
ЖИВУ НА СЕЛЕ
Живу на селе, а суть – городская.
И к лесу, и к полю с трудом привыкаю.
Хожу по простой работящей земле
и всё удивляюсь – живу на селе.
Когда над рекою стою не дыша,
объять необъятное хочет душа.
И нету привычных изломанных линий,
есть что-то далёкое, синее-синее…
А под ногами хрустящая галька,
ящерка-тропка в крапивном лесу.
Чувства мои, тончайшую кальку,
я осторожно несу.
Вот и село. Завалинка. Дом.
Только случается что-то потом.
Вижу во сне я балкон, водосток,
в ящике – чудо, цветок с ноготок.
СОН
А я плыву на белом дирижабле…
Сияют купола со мною вровень,
но это мне как будто бы не внове.
Объята тишиной –
меня не провожали…
Не это странно, и вопрос не в этом,
что зависаю между тьмой и светом,
и купола, лишь руку протяни,
и крест, как перст, и колокол звенит,
и я, земная… Хрупкая опора –
и разум, и уставшая душа.
Судьба опять показывает норов.
И часто-часто хочется дышать,
и отрешенно диву дивоваться.
Пусть колокол неистово гудит.
Дай, Боже, крылья! Некуда деваться!
Глаза в глаза вселенная глядит.