Екатерина Павловна Пешкова: больше чем любовь

Екатерина Павловна Пешкова:

больше чем любовь

В уходящем году исполнилось 55 лет со дня смерти Екатерины Павловны Пешковой (1876–1965) – единственной законной жены писателя Максима Горького. В оглушительном успехе, который пришел к Горькому во время совместной жизни с Екатериной Павловной, несомненно, есть и её значимая лепта. И хотя прожили они вместе чуть более семи лет, они навсегда остались самыми близкими друг другу людьми.

 

Впрочем, когда они с Алексеем Максимовичем познакомились в Самаре, не было еще ни знаменитого писателя, ни драматурга, ни вождя интеллигенции, ни автора печально знаменитого афоризма про тех, кого уничтожают… А был высокий слегка сутулый нескладный мужчина с рыжеватой щеткой усов и характерным волжским выговором, которого будущая теща – Мария Александровна Волжина звала галахом. Изначально так величали в Самаре обитателей ночлежки купца Галахова, а потом и всякого, не имеющего постоянного заработка, появляющегося в обществе босяков, бездомных и странников.

Никогда она не считала Алексея Пешкова ровней для своей дочери Екатерины, родившейся в те золотые годы, когда они с мужем владели небольшой усадьбой в родном городе Сумы Харьковской губернии под солнцем Малороссии. Отец Екатерины – Павел Николаевич – увлеченный селекцией пшеницы и сахарной свеклы ботаник, на небольшом участке земли завел целое семенное хозяйство. Размеренная жизнь этой небогатой дворянской семьи ушла с молотка, когда Екатерине не было и двух лет. В уплату долга разорившегося соседа, за которого Волжин неосторожно поручился, была продана и родовая усадьба и земля. После нескольких лет службы его управляющим в имениях крупных помещиков Воронежской губернии в 1889 году семья оказалась в Самаре.

Тяжелое заболевание главы семьи привело к тому, что Екатерине еще до окончания гимназии пришлось давать уроки математики для воспитанников младших классов, чтобы хоть как-то сводить концы в концами. После окончания с отличием гимназии девушке удается получить место корректора в «Самарской газете». Считается, что в редакции и познакомились будущие супруги Пешковы, хотя известный адвокат Яков Тейтель вспоминает, что это произошло именно в его доме на литературных вечерах для демократически настроенной интеллигенции в 1895 году. Как бы то ни было, принципиальная позиция родителей невесты стала препятствием для брака: Екатерину даже отправили на несколько месяцев погостить у столичных родственников, но и это не убавило её решимости. В письме знакомой Пешков рисует свою невесту почти неприязненно: «Екатерина Павловна Волжина, дворянка из разорившихся, кончила гимназию, 19 лет от роду, среднего роста, гибкая, волосы вьющиеся, глаза не знаю какие, рот и нос не красивы. Какие у нее желания? В данное время желает как можно скорее возвратиться в Самару и обвенчаться со мной».

В один год – 1896-й – Екатерина теряет отца и приобретает мужа. На венчании в Вознесенском кафедральном соборе Самары настояла Мария Александровна. Алексею Пешкову пришлось примириться с этим и воссоединиться с Церковью, от которой был отлучен после попытки самоубийства в декабре 1887 года. 30 августа 1896 года таинство совершил однокашник Н.А. Добролюбова по Нижегородской духовной семинарии протоиерей Валериан Лаврский. В браке родилось двое детей – сын Максим и дочка Катя. В Екатерине Павловне Горький обрел не только корректора, соратника, друга, жену, но и, пожалуй, мать, ласки которой он всегда искал с самого детства почти в каждой женщине, но едва ли находил. Она любила Горького беззаветно, всепрощающе и жертвенно, как может любить только мать…

Чувство это, впрочем, не было слепым, отнюдь – Екатерина Павловна не растворилась без остатка в муже и его заботах. После расставания с Горьким в январе 1904 года она занимается переводами с французского, становится видной фигурой в партии социалистов-революционеров (эсеров). Когда началась Первая мировая война, Пешкова возглавила детскую комиссию Общества помощи жертвам войны и вместе с известным московским правозащитником адвокатом И.Н. Сахаровым (дедом академика А.Д. Сахарова) организовала отряд волонтеров для поиска беспризорных детей, оказавшихся за линией фронта.

После потрясений 1917 года Пешкова почти всецело отдается правозащитной деятельности, возглавляет Московский Политический Красный Крест и вплоть до фактического закрытия в 1938 году занимается облегчением участи людей, подвергшихся гонениям со стороны советской власти. Её усилиями были спасены тысячи людей, среди которых Д.С. Лихачев, А.Ф. Лосев, епископ Афанасий (Сахаров), ребе Йосеф Шнеерсон и многие другие. Современники говорили что Данте не улыбался, потому что созерцал страдания грешников в аду и неотвратимость наказания, Екатерина Павловна тоже улыбалась крайней редко: более 20 лет неравного поединка с системой подавления и террора, потеря обоих родных детей, сделала её скупой на эмоции и бурное выражение чувств.

Один из очевидцев отмечал: «Иногда мне приходилось заходить к Е.П. к концу ее приёма и потом провожать ее домой, и я помню, что заставал ее в состоянии почти полнейшего изнеможения. И тем не менее не было случая, чтобы Е.П. кого-нибудь поторопила, кого-нибудь не выслушала до конца и не вытерла чьи-нибудь слёзы. В этом отношении она производила на нас всех впечатление человека феноменального».

Её воспитанница И.К. Гогуа вспоминала, как Пешкова изможденная возвращалась домой, но вместо отдыха с неистовством принималась за приготовление ужина. Одно за другим она готовила разнообразные, подчас довольно изысканные блюда. Только дома она могла позволить себе эмоции, ведь лишь у себя на кухне она не только полностью владела ситуацией, добиваясь раз за разом нужного результата, но здесь торжествовала жизнь, бесстыдно равнодушная к ужасам эпохи большого террора, которые происходили за дверью.

После смерти писателя и закрытия «Помполита» Пешкова сосредоточилась на работе по формированию Архива Горького, а также занималась подготовкой к изданию наследия писателя. Говорят, что поэту должно повезти с музой, а писателю – с вдовой. Алексею Максимовичу повезло ничуть не меньше чем Достоевскому, Толстому или Мандельштаму. Из всех женщин Горького вынести этот крест оказалось под силу только Екатерине Павловне…

 

Заметный след оставила Екатерина Павловна и в истории Нижнего Новгорода. По крайней мере три сюжета связаны с её именем. Первый из них – организация Рождественских елок для детей городской бедноты. Их потом назовут «горьковскими», хотя почти всю организационную текучку по подготовке мероприятия, сбору средств, приобретению подарков принял на себя оргкомитет, работой которого руководила жена писателя. «Вы только представьте себе 500 детей, одетых в “папины” да в “мамины” одежки, уродливых, грязных, порочных, с ногами, искривленными рахитом, крошечных, но уже старчески опытных. Ошеломленные длинным рядом столов с подарками и видом елки, роскошно украшенной, горящей электрическими огнями, – эти несчастные дети кружились по зале густым, пестрым потоком и всё покашливали, покашливали эдак особенно, грустно и жалобно, как изможденные старики. Ходили – молча, степенно, а глаза у них были жадные, строгие, серьезные такие глаза. Не хорошо, знаете. Но – на будущий год закачу елку на тысячу, а то на полторы. Ибо – когда этим несчастным раздали подарки – по пирогу, мешку гостинцев <…>, по сапогам, рубахе, платью, кофте, шапке, платку, – Вы знаете – многие из них заревели от радости, иные куда-то бросились бежать, прижимая к себе подарки, другие, усевшись на пол, тотчас же принялись есть», – делится впечатлениями Горький в письме к Л. Средину. Дети, побывавшие на этих праздниках, спустя десятилетия при встрече с писателем напоминали ему о первом знакомстве на нижегородской елке в 1901-м… в 1902-м… в 1903-м…

Немало сил и незаметной повседневной работы вложила Екатерина Павловна и в другой значимый проект нижегородской интеллигенции. В дополнение к театру для почтенной публики, что к Всероссийской выставке 1896 года был открыт на Покровке, в 1903 году город приобрел Народный дом. Если с постройкой здания городские власти и общественные комитеты кое-как справились, то с повесткой было сложнее. Именно кружок интеллигенции, сложившийся вокруг М. Горького и оказался ответственен за творческую программу нового проекта. Здесь пел Шаляпин, ставились спектакли, в которых принимали участие как профессиональные актеры, так и любители… Публика была столь же разношерстной: мероприятия посещали представители самых разных слоев сочувствующего демократическим настроениям населения города. Финансирование репертуара легло на пайщиков Народного дома, костяк которого составлял те же люди горьковского круга: Малиновские, Чириковы, Штюрмеры, Кащенко… Даже после своего отъезда из Нижнего в 1904 году Горький через Екатерину Павловну принимал участие в жизни Народного дома, стремясь преодолеть негативные тенденции, наметившиеся в театральной жизни города. Не только Народный дом, но и городской театр испытали отток и некоторую усталость зрителей. Разного рода арендаторы стали собираться в пустеющем здании для проведения досуга, полуподпольных собраний и даже сбора бомб. Массовый арест на одном из мероприятий, привел учреждение к окончательному упадку, а в 1906 году и Пешкова покинула Нижний.

С момента, как 1932 году Горький привлек Екатерину Павловну к помощи по обустройству литературного музея в Нижнем Новгороде, она до самой кончины не оставляла его вниманием и деятельным участием. Более чем за 30 лет Пешкова передала в музей писателя тысячи мемориальных предметов, в деталях описывала их происхождение, обстановку квартир в домах Лемке и Киршбаума, что создало фундамент экспозиции музея-квартиры писателя, открывшейся уже после её смерти в 1971 году. Она почти ежегодно приезжала в музей и была не только главным консультантом, но и камертоном всех процессов, связанных с увековечением памяти писателя на родине. Она была постоянным участником горьковских чтений, поддерживала переписку с десятком адресатов, среди которых Ф.П. Хитровский, А.Н. Свободов, А.И. Елисеев, Д.А. Балика, А.В. Сигорский, Н.А. Забурдаев, А.С. Липовецкий, Л.М. Фарбер и многие другие. По древней традиции горьковеды интриговали друг против друга, и именно авторитет Пешковой неизменно водворял мир в их мятущиеся сердца. Благодаря Екатерине Павловне музей вернул себе в 1947 году особняк на улице Минина, занятый во время войны под госпиталь. В её присутствии в городе было установлено несколько памятников М. Горькому, её усилиями были открыты музеи писателя в Казани и Куйбышеве, что сформировало в Поволжье целую научную корпоративную среду горьковедов, вобравшую в себя филологов, историков литературы, краеведов, архивистов и библиографов. Со всеми Пешкова неутомимо вела переписку, поддерживая огонь творческого поиска как у представителей старшего поколения, так и у молодежи. Трогательно заботилась она и о старых приятелях, с которыми была неразлучна еще полвека назад: искала лекарства для больной жены Хитровского, посылала деньги оказавшемуся в нищете фотографу.

 

Екатерина Павловна не родилась в Нижнем Новгороде, да и прожила в нем в общей сложности менее 10 лет, но оставила в его истории значимый и неизгладимый след. Впрочем, именно в Нижнем прожили Пешковы большую часть своей супружеской жизни. Вероятно, поэтому до конца жизни она стремилась в город на слиянии Волги и Оки, чтобы окинуть взором те самые ландшафты, пройтись по тем же самым улицам, где она была так молода и счастлива… вместе с Алексеем Максимовичем.

А.Н. Пирожкова вспоминала: «…Она была красива той мягкой красотой, которой отличаются часто женщины высокого интеллекта. Черты лица правильные, красивые серые глаза, но самое главное – выражение её лица. Оно было чудесным, она была сдержанной в проявлении чувств, казалась строгой, не любила пустой болтовни и была очень женственной, несмотря на возраст. Все её движения были неторопливыми, походка легкая, жесты скупые, она была полна изящества. Не любила много говорить и любила слушать. Как-то раз говорили про гневных людей, и Екатерина Павловна сказала: “Мне жаль людей, которые могут гневаться”. Эту её фразу я всегда помню».

Анна Книппер: «Всегда, встречаясь с ней, я не переставала изумляться: как, прожив такую долгую, сложную жизнь, сталкиваясь со столькими людьми, всякими, – как она сумела до глубокой старости сохранить абсолютную чистоту души и воображения, такую веру в человека и сердце, полное любви. И полное отсутствие сентиментальности и ханжества».