Журнальный мир

* * *

Я здоров и красив – 28 опять,

Если в зеркало глубже вглядеться.

Если рядом всегда

та, что может понять

Всё –

что в слове,

во взгляде и в сердце.

Мы не верим магической силе зеркал,

Но веками мудрейшие люди

Вопрошали их

(кто бы ответ не алкал?):

что же будет,

скажите, что – будет?

Были те, что из прошлого ждали привет:

Ах, исправить бы, в чём накосячил!

Получали ль ответ?

Полагаю, что нет.

Жизнь промчалась собакой кусачей.

Я в грядущее глянуть совсем не хочу,

В прошлом – повода нету сомненьям.

Отражаюсь в стекле я,

подобно лучу,

С небольшим, в глубине, преломленьем.

Преломленье за малость отсечь не спеши –

В нём

(не верите – сами измерьте)

Отражается всё состоянье души:

Ей сейчас 28, поверьте.

* * *

Я в гороскопах – Тигр и Рыбы.

Ты – Обезьяна, Близнецы.

По всем статьям мы не смогли бы

Соединить судеб концы.

Но мы рискнули,

словно дети:

Чему бывать – не миновать!

И вот почти сорокалетье

Нам на двоих одна кровать.

Нам на двоих одни заботы,

Печали-радости одни.

Мы их проходим,

за собою,

Как вихри, оставляя дни.

Порой окинем беглым взглядом,

Казалось, бывшее давно,

И удивимся:

вот же, рядом,

В обнимку с нынешним оно.

Заглянем в будущее –

вскоре

День настоящий узнаём.

Одно с другим –

в одном узоре,

Который жизнью мы зовём.

Эпоха перемен

Не дай вам Бог

жить в эпоху перемен.

Конфуций

Метель бинтует окна марлей –

Порою не видать ни зги…

Глобализации нам мало –

Цифровизируем мозги?

Над нашим домом,

над страною,

Над всей планетою метель…

Плевать,

что может быть со мною, –

Что будет с внуками теперь?

Метель проходит – снега горы!

И – оттепель!..

И вдруг – мороз!..

И всё меняется так скоро –

Любой не сбудется прогноз.

Дни начинаются не песней,

И тяжек карантина плен,

Но,

как ни странно,

интересней

Нам жить в эпоху перемен.

* * *

Что меня держит на этой земле?

Вот уж не скажешь,

что деньги иль слава,

К власти привычка,

детишек орава,

Долг в отношенье к стране и семье.

Что ж меня держит на этой земле?

Скажете: свыкся с уютным теплом,

Что-то добавили гены отцовы.

Нет, не они – моей жизни основы.

Отче иной

дал на жизнь мне диплом.

Я бы сказал, что и сам не пойму –

Как так случилось, и что получилось,

Чем заслужил Провидения милость –

Столько прожить,

как в счастливом дыму.

Знаю, что вы не поверите мне:

Держит банальное чувство к жене,

Чистое,

словно вода из колодца,

То, что любовью издревле зовётся.

* * *

О. Ф. Ф.

Четыре раза по пятнадцать

Плюс детских лет ещё пяток –

Твой возраст в сумме.

Я, признаться,

Точней бы выдумать не мог.

И дело тут не в исчисленье

Десятков лет и тысяч дней –

Твой возраст –

вовсе не сложенье

Спокойных цифр,

он – суть движенья

Души решительной твоей.

Ты,

точный взгляд на всё имея,

И в мелочах верна себе,

За новое берёшься смело,

Не мысля кланяться судьбе.

Она, судьба, тебе не клетка.

Твой взгляд –

туда, за окоём.

Непредсказуемо конкретна,

Идёшь ты,

стоя на своём.

Отмечен след крутым буруном,

А путь натянут, как струна.

Вперёд! –

что так присуще юным,

А ты четырежды юна.

Художник

Герману Завьялову

Разнузданный.

Расхристанный.

Лохматый.

Рыжебород, как леший, и сипат…

Таких сдавали в вечные солдаты

Лет полтораста, может быть, назад.

Схватил за плечи и трясёт, как грушу.

Я ж стал столбом

(всё помню до сих пор)

Перед картиной,

поразившей душу,

Его картиной

с именем «Собор».

Там в центре – храм.

Огромный, грязно-белый.

Крестами в тучи мрачные упёрт.

А низом –

город, терема дебелы, –

Как бы боярский,

близ царя,

эскорт.

И дальше –

круг за кругом –

от собора

Дворцы, казармы и «хрущёвок» строй…

Высотки с полотна шагают споро,

Но храм над всеми высится горой.

Не камень –

богатырь с осанкой гордой:

Любой противник лучше не грози!..

Мне спазмами перехватило горло:

Я осознал величие Руси.

Храм – стержень,

средоточие,

ось мира,

И Русь – вокруг,

у неприступных стен.

Не оттого ли время не размыло

Всех сорока её живых колен?

Не потому ль один её потомок

Из нынешних беспутных сыновей

Вдруг вырвался из собственных потёмок

И старый мир открыл,

что всех новей?

…А в мастерской внезапно стало пусто.

Темно,

лишь храм чуть теплится огнём.

Куда же ты исчез,

солдат искусства?

Ушёл в собор

и растворился в нём.

* * *

Хороший муж настоян на жене.

Хорошая жена – настой на муже.

Они всю жизнь друг друга пьют к тому же,

Не почитая истину в вине.

Толк в этом понимал великий Блок –

Его любовь к жене неоспорима.

Но стаяла она, как струйка дыма,

А вслед за ней поэта принял Бог.

Девичий стан… туманное окно…

И ночь темна… и заперта аптека…

Ушла Любовь – не помогло вино.

Ушла любовь – не стало человека.

* * *

С размерами и рифмами в ладу,

Стихами я как будто пересыщен:

Где ни иду –

рифмую на ходу

И получаю

пару строк из тыщи.

Недаром Маяковский говорил

Про труд поэта в руднике словесном:

По лесенкам спускаясь без перил,

Рубил стилом он стих в забое тесном.

Те рудники закрылись,

ныне всяк,

Кто мнит себя «поэтом модерновым»,

Промчит по ноутбуку, как рысак,

И одарит Инет затёртым словом.

Да и читатель измельчал числом:

Все ринулись к вацапкам, эсэмэскам.

О красоте и сути русских слов

Поговорить сегодня просто не с кем.

Но не корю я, Боже сохрани,

Поклонников айфонов и айпадов:

Всегда проходят окаянны дни,

И всё опять становится,

как надо.

Те гаджеты-девайсы не уйдут –

Останутся

и станут всем привычны.

Наоборот, с собою приведут

Десятки, даже сотни слов отличных.

Уже так было

и не раз, не два.

Вот только жалко, что не доживу я

До дней,

когда те новые слова

Собой украсят нашу речь живую.

* * *

Пусть даже и ночным дополню бденьем

Занятия дневные (жизнь мала!),

Когда умру,

я стану привиденьем,

Поскольку не закончу все дела.

И кто-нибудь,

увидя в полумраке

За ноутбуком смутный силуэт,

Сморгнув, заявит:

– Привиденья – враки!

Живых фантомов не было и нет.

Пусть заявляет всякий, что захочет:

Тут нету основанья для стыда.

Мне,

главное,

дела свои закончить,

А после мир оставить навсегда.

И я такой не первый.

У поэта

Пусть даже средней, скажем так, руки

Случается, что песня не допета,

А хуже нет неконченой строки.

И не спешит он перейти границу

Иных миров,

и, не жалея сил,

Надиктовать кому-нибудь стремится

Всё, что при жизни недосочинил.

…А призраком я буду, судя строго,

Конечно, не один какой-то день,

Поскольку планов в жизни было много,

Но выполнять их не давала лень.

* * *

Про апокалипсис толкуем

Сегодня все,

кому не лень.

Не думая,

что привлекаем

Его внимание к Земле.

Что с каждым постом пустозвонным

В инете, в комментах к нему

Сдвигаются комет орбиты,

Пусть на микрометр,

ближе к нам.

Наступит время «Х»,

и ахнем,

И ужаснёмся:

как же так?!

Ведь мы не жаждали разрухи

И голода, и нищеты!

И к Господу мы обратимся

Но что услышим мы в ответ?

О том, что мысль материальна,

Забыли – вот и результат?

А если мыслей вовсе нету

И только мусор в голове,

Тем хуже:

в мусор обратится

Всё, чем мы жили на Земле.

* * *

Когда сердце скрутило

Моё тело в спираль,

Смерть спокойно, рутинно

Подошла:

«Не пора ль?».

Разогнулся тогда я,

Отмахнулся кивком:

«Кто вы?

Я вас не знаю.

Вообще не знаком.

С перепугу какого

Я за вами пойду?

Доктора, право слово,

Одолеют беду».

Я лукавил:

её-то

Я, конечно, признал,

Но кому же охота

Поспешать на вокзал?

На котором мы с телом

Расставаться должны.

Я не всё ещё сделал

Для страны, для жены.

Для детей и для внучек,

С кем живу я, любя.

А в итоге –

что мучит –

Ничего для себя.

Снова сердце кольнуло:

Видно, плохи дела…

Смерть в глаза заглянула

И мимо прошла.