Журнальный мир

Название этого эссе может удивить, может вызвать недоумение – почему забытый? Вот уж кому на первый взгляд повезло так повезло: издаются сборники, недавно вышла новая книга в серии ЖЗЛ, проводится Всероссийская есенинская неделя. Но за всей масштабностью, может, некоей показушностью (для сравнения: тираж прилепинской книги ЖЗЛ о  Есенине – 10 тысяч экземпляров, а другие герои той же серии, если достигнут 2–3 тысяч, то хорошо) теряется герой, уходит, как и Пушкин в бессмертие, в «наше всё». Но если Пушкину «повезло» с тем, что он не так прост и ясен, чем привлекает к  себе концептуалистов и авангардистов всех мастей и времён, то признаваться в любви к Есенину в солидном учёном кругу как-то и стыдно. Но почему?

Потому что мы считаем, что выучили его в детстве досконально и больше к нему не обращаемся. Мы перекормлены Есениным, как манной кашей, набили оскомину его «Черёмухой», отмахиваемся от белой берёзы под окном, хотя даже не удосужились порой заново перечитать взрослыми те стихи, на которых выросли. А ведь даже у поэта заря хоть и лениво, но «обсыпает ветки новым серебром».

Кабы твёрдо знал я тайну

Заколдованным речам,

Я узнал бы хоть случайно,

Кто здесь бродит по ночам.

Вчитайтесь в эти строки – разве нет «взрослой» загадки в  этом хорошо знакомом нам «детском» стихотворении? Здесь отражена проблема творчества, возникающая, когда поэт выходит из комнаты в пространство, и слог его становится обширней, гуще:

Из-за ёлки бы высокой

Посмотрел я на кругу:

Кто глубокий след далёкий

Оставляет на снегу?

Так и хочется сказать – да сам поэт и оставляет! Но сей след оказался незамеченным его потомками и последователями. Это не «бесконечная дорога убегает лентой вдаль» это с каждым следующим поколением мы уходим, убегаем всё дальше и дальше от живого поэта, от слишком ранних его утрат и усталостей. «Берёз изглоданные кости» видеть уже не желаем. Бережём себя для тихой жизни, для улыбок. Наша взрытая дорога дремлет. Впрочем, сам Есенин написал про нас:

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна берёзового ситца

Не заманит шляться босиком.

Есенин? Да, знаю, он в Хай-фае!

Дошло до того, что поп-певца Павла Есенина молодёжь знает лучше, нежели нашего героя, что неудивительно: моргенштерны и егорыкриды (взявшие, кстати, у того же Есенина натуралистические измышления о своей жизни) им гораздо интересней, нежели поэт из прошлого века. Они живы, их можно хейтить, а Есенина как-то неудобно, хотя «Пей со мною, паршивая сука» написал именно он, творчество сегодняшних рэперов и поп-певцов глубоко вторично, вряд ли они знают, что такое тальянка и как играть на ней.

Я и сам когда-то в праздник спозаранку

Выходил к любимой, развернув тальянку.

А теперь я милой ничего не значу.

Под чужую песню и смеюсь и плачу.

Так и мы смеёмся и плачем под новомодную, топовую, вовсе не есенинскую песню. То, что ещё вчера трогало душу, уже для нас «прошлый век». Тот же Хай-фай постепенно стирается из памяти. Будут ли помнить о нём через несколько десятилетий – вопрос спорный. А о нашем герое?

Улица Есенина? Нет, не слышали.

Удивительно, но в городах России улицы Есенина либо нет совсем, либо они практически неизвестны даже самим жителям (у нас в Омске я обнаружил коротенький тупичок в «Долине нищих», на котором точно никаких мероприятий, посвящённых поэту, не проводят). В отличие от Маяковского, Есенин словно затерялся в миллионах городов и посёлков, может, его именем стоит называть пруды и берёзки? Тот самый «костёр рябины красной», который никого уже согреть не может. А «головой на меня похожий» клён стал бы лучшим памятником поэту.

Узнали о Есенине из сериала

Случается и такое. Видео, интернет, соцсети сейчас вытесняют книгу, заставляя автора даже после смерти унижаться в  постах, извращённых цитатах, карикатурах. Есенин предстаёт разухабистым сорванцом, рубахой-парнем. Много в жизни смешных потерь, но, отказывая ему в монументальности, солидности, не доходя в своих поисках до «Страны негодяев» или «Пугачёва», мы присоединяемся к равнодушному мнению пользователей: «Поэт и прекрасно», «Ооо, чёрный человек, круто!», «Неее, не читали», «Вообще, стихи как-то не очень заходят». Был бы благодарен Есенин людям, живущим не с  ним на земле, а два-три поколения через? Думаю, был бы. И из страны, где тишь и благодать, передавал нам привет.

«Приход неприхотливый»

От кулацкого поэта и подкулачника через любимого поэта зеков он пришёл к своему 125-летию постаревшим, обросшим тысячами бородавок-продолжателей, за которыми реальное лицо поэта уже не угадывается. Кто-то берёт природную тематику, доводя порой до такой слащавости, что и читать-то про зелёные берёзы, растрепавшие шёлковые косы, стыдно. Кто-то берёт разухабисто-кабацкие мотивы, развивая физиологическое, животное в стихах и убивая заложенную у Есенина живую душу. Есенин забыт, потому что он извращён. И клейма на его поэзию начали ставить ещё при жизни. Есенин забыт, потому что о нём приходится вспоминать, как ни парадоксально это звучит, он не кричит в нас своим удалым голосом, не срывается в молодецкую удаль, даже не отрекается скандалить.

И вот – очередной юбилей, опять Есенин словно бы выходит на дорогу в старомодном ветхом шушуне. «Я усталым таким ещё не был». Мы видим одиозную, масштабную, безликую фигуру, некоего почётного истукана, к которому в определённые даты нужно подносить цветы. «Ты меня не любишь, не жалеешь», – сказал бы сам поэт. И нечего ему на это возра­зить, может, потому, что мы выпиты другими поэтами, Есенину не хватило нас, живых, способных выйти из кабацкой Руси в дремлющий под сказкой сна лес. Нам бы отчитаться о проведённых мероприятиях, посвящённых энному юбилею да пойти домой слушать Егора Крида.

2020