Есть в пасмурном небе свеча…
Есть в пасмурном небе свеча…
* * *
По сырой траве стопами бо́сыми,
Унося и радость, и беду,
Пусть идут осенние апостолы,
Посолонь апостолы идут.
Словно птицы, край родной завидевши,
Их одежды на ветру поют.
Родина моя в небесном Китеже,
Все вернутся, баюшки-баю.
Перейдут апостолы осенние
Через реку к лесу напрямки,
И сойдут Матронами и Ксениями
Облака на травы у реки
Славить землю русскую напевами.
Но посмотришь в щёлку между век:
Никого под куполами белыми –
Только даль.
Безмолвие.
И снег.
* * *
Приближение осени чувствую,
Переклики её вдалеке.
Постоим над листами капустными
Где-нибудь у Христа в уголке.
В листьях окна и двери проедены –
Обжитой огородный покой,
Словно бабочки, ставшие ведьмами,
Перешли к половине людской.
И сквозь окна зелёного терема
Облака проплывают назад,
Чтобы я поняла и поверила
В пересохший и выцветший сад.
В это небо, ветвями дрожащее,
Где звезда закатилась в траву,
И трава поняла говорящая,
И поверила мне, что живу.
* * *
Слышны клики вдалеке.
Где вы, гуси-гуси?
Улетают налегке
Гусельные Руси.
Ходит воздух вдоль реки,
Ищет свет гусиный,
Пьют из ласковой руки
Грустные осины.
Гусли-гусли, вы зачем,
Звончатые, в сини
Разгуделись на плече –
Кто теперь вас снимет?
* * *
Остановка. Депрессия. Осень.
Мелкий дождь два столетья назад.
После всенощной батюшка Осий
Небесам закрывает глаза.
Послюнит пальцы, свечку притушит –
Тьма, и слышно: «…еси… небеси…»,
Но вспорхнут из-за пазухи души,
И свернёт в переулок такси,
Постигая незримые связи.
Высота всколыхнётся листвой,
Проступив синевою подглазий
Над пустой городской мостовой.
По дороге из храма пройдёт он,
Взгляд потупив. Подрясник намок.
Иномарка с попсою из окон
Переедет за ним ветерок.
Подойдёт и вагон запотелый,
Четырьмя вороными всхрапнув,
Словно чья-то душа пролетела
Сквозь туманную их пелену.
* * *
Накрыл туман, и тропка не видна.
Пора прогулок по лесу и клюквы.
Придёт зима, и в прописи окна
Напишутся мерцающие буквы.
Придёт зима, закутанная в дым,
Бескрайняя, как небо у порога.
И в капле стекленеющей воды
Мелькнёт её прозрачная тревога
Полночным снегом, ветром и тобой,
Глядящим вдаль сквозь стены и границы,
И станет домом, печью и трубой,
Куда огонь взлетает и кровится.
Куда – ещё немного – и душа,
Войдя со смертью в таинство и братство,
Расплещется с небесного ковша,
Превозмогая время и пространство.
* * *
Жара накатила, а в прошлом году
Ловили на удочку звёзды,
И мне показалось, что я упаду
В живой настороженный воздух.
Застынут внизу рты раскрытые труб,
Дымок зашевелится тусклый,
И я закружусь на холодном ветру
Подброшенной тряпочной куклой…
Летят лоскуты разноцветные сквозь
Дымы и огни автострады –
Звезда научила смеяться до слёз
И в ласковый сумерок падать.
Но смотрит она с непокрытых вышин,
На ниточке взгляда качает
Живца беспокойной озябшей души
И свет бесприютной печали.
* * *
Зреет август в скорлупе ореха,
Обернётся Спасом на горе.
Яблочное море не объехать,
Потому что нет таких морей.
А закат медов, и сладок ранней
Осени прозрачный перезвон –
Где-то в нём ореховый изгнанник
От родных печалью отделён.
Взял в дорогу две судьбы, три Спаса.
Умер бы – да как тут умереть?
По ночам пугливая неясыть
Говорит с луной на пустыре.
Слушает он, слушает и плачет
Круглобокой яблочной слезой,
Словно прежний несмышлёный мальчик
Укололся речью золотой.
Три креста на нём и три холстины.
И в колодце чистая вода,
Если он с неясытью пустынной
На заре посмотрится туда.
Из глубин окна ему помашет
Матушка узорным рукавом.
И судьба несёт вторую чашу,
Потому что – нет ни у кого.
* * *
«Спокойно», – ты скажешь себе
И просто уйдёшь восвояси,
И будет играть на трубе
Твоё заполошное счастье;
Орехом, вином угощать,
Звездою венчать сумасшедшей.
Есть в пасмурном небе свеча
Для всех очарованных женщин.
Играй же до звёзд, наразрыв,
Играй до предсмертного вздоха
Вокзалы мои и костры
Сквозь нечеловеческий хохот.
Сквозь мёртвые ветры личин
И нежность осеннего братства
Играй до последней свечи
За все времена и пространства.